Недоработка старухи Печальниковой. Притча
Паломники помолились в монастыре, приложились к образам, поставили свечи и в состоянии блаженства духом тронулись в обратную дорогу. Где-то на повороте автобус занесло, он перевернулся и пропахал обочину, улегшись в канаве на крышу. Погибла большая часть пассажиров…
Парень пошел в армию, его избили, покалечили сослуживцы, он хотел бы умереть…
Молодая женщина взяла свою дочку в загородный клуб, показать ей лошадок. Девочка, лишь мама отвернулась, протянула ручонку к сидевшей на цепи овчарке. Зверь впился ей в лицо, стал грызть тело ребенка, вертя его, как куклу. В больнице все еще длится операция…
За что, Господи?
Почему такое возможно?
Старуха спрашивала во сне, и по морщинистому лицу ее лились слезы.
– Как же тебе не стыдно, – увещевали ее архангелы, – беспокоить Бога нашего такими зловредными вопросами? Совесть у тебя есть?
– Есть, милые, есть… Совестно мне перед всеми, что не уберегли мы их… я тоже…
– А мало стыда твоего и совести! Словоблудие одно! – укоряют архангелы. – Нет бы – дорогу отремонтировать, чтобы автобусы не кувыркались. Нет бы – забор возле овчарки укрепить. Нет бы – в армии порядок навести! Кто за тебя должен отдуваться? Господь Бог? Мы с ангелами, бесплотные? Эх, человек, человек, неужели ты еще не понял?
Поникла старуха Печальникова головой. Все она поняла. Да проснулась – забыла. Надо в храм идти. Или и совсем не надо… Вот про паломников, ну никак она не уразумеет. Чем-то прогневали, не в тот час пришли.
Притча о бессмертии
Давным-давно, в незапамятные годы, раз и навсегда был решен спор человека с Богом о бессмертии. Бог был бессмертен, а человек – смертен. Казалось ему это несправедливо и жестоко. И затеял он побороться со Всевышним за свои права. – Хорошо, – сказал Создатель. – Будь по-твоему. Живи вечно. Если понравится, всему человеческому роду дарую бессмертие, сколько б его ни наплодилось. Разбирайтесь потом сами.
Обрадовался человек. Лет до сорока он веселился, прыгал, как новенький, ни в чем себе не отказывал. Детей у него появилось на свет огромное множество. Жены помирали, а он все жил. Новая, молодая жена намного приятнее старой, думал он и поеживался от удовольствия.
Только перевалило ему за пятьдесят, как стал он замечать, что молодая жена порой нос от него воротит. И неохотно предается любовным утехам. Да и у него аппетит на эти утехи стал иссякать. Покушать он всегда любил, но стал непроворен бегать за мамонтами и дикобразами. Да и зубы у него притупились, а половина их выпала. Только кашу гороховую и стал признавать, а молочное ему не шло. Стали болеть вдруг и суставы, и внутренности.
– Какой же я дурак! Надо было просить не бессмертия, а вечного здоровья и молодости! – бил себя старик кулаком по лысой голове.
Кинулся он к Богу с молитвами, но тот только рассмеялся.
– Вижу, – говорит, – что поумнел ты с годами. Но мудрости еще не достиг. Лет через сто приходи, потолкуем.
Жил старик теперь не в избе, а в пещере: невестки невзлюбили, стали со свету сживать. Каждый день кого-то с плачем несли на кладбище, а старик не показывался там, ибо видел, что все удивляются его долгой жизни. Стали считать его колдуном, безбожником, пакости ему разные делать, к пещере дохлятину подкидывать. А чем он виноват-то был?
На досуге старик размышлял теперь, что будет, если все его враги в селении тоже бессмертны станут. И наплодятся их дети и внуки. И тесно станет на земле, не пройти никуда спокойно… Нет, не о таком бессмертии он мечтал.
Настал срок идти ко Всевышнему с последней просьбой.
– Господи, прекрати мое существование. Глупо было мое желание жить вечно.
Вздохнул Создатель.
– Быть по-твоему, человек. Ибо мудр стал. Но что же ты оставил после себя, чтобы тебя вечно помнили?
Заплакал старик. Ничего он не оставил. Дети его глупы и злы. Все было напрасно…
Милостив был Господь.
– Пусть помнят тебя за то, что ты замысел мой о роде человеческом принял. Иди с миром, сегодня же упокоишься.
И плакал человек, и благодарил Бога.
И нету нам теперь бессмертия, и ни к чему оно. Утешительно ведь знать, что все помрут – и бедные, и богатые, и добрые, и злые. Справедливо это.
Два старика. Притча
Приснится же такое!
Явились будто два старика на суд Божий. Старики – ровесники, да и померли в один день. Потому у ворот райских в один час оказались.
Пока ждут в очереди приема у высших сил, разговорились.
Общего в судьбе оказалось много, кроме одного. Иван Петрович был женат один раз, а Петр Иваныч – трижды.
– Как такое может быть, чтобы трижды женился, и все по любви? – недоверчиво вопрошает Иван Петрович и даже отодвигается на лавке подальше от Петра Иваныча. – Овдовел, что ли?
– Нет, не овдовел, разошлись. Жены живы и сейчас, мы остались друзьями, – доверительно сообщает Петр Иваныч и опять придвигается поближе.
– Как такое может быть – друзьями? Им что, наплевать на твою измену? Значит, любви не было! – вспыхивает Иван Петрович и отодвигается.
– Ну, покричали, поплакали, а потом поняли, что влюбился я. А с любовью не поспоришь, отпустили, – задумчиво вздыхает Петр Иваныч и улыбается грустно своим мыслям.
– Не любовь это. Так только кобели любят, – резко подводит итог Иван Петрович, не боясь и получить за свои слова. Да никто его за грудки не хватает.
– Неправ, ой, неправ, – улыбается Петр Иваныч. – Счастья ты мужского не видел. А оно – в разнообразии! Все бабы разные, одна другой краше. Как тебе не скучно с одной весь век куковать.
Только хотел заспорить Иван Петрович, а их наверх вызывают – очередь подошла.
Выслушали архангелы стариков и передают, что Господь повелел:
– Того, кто три раза женился и тридцать раз еще мог жениться, да не стал – в рай. А того, кто единожды был женат, реанимировать – пусть еще со своей старухой повидается.
– За что, Господи? – взмолился Иван Петрович. – То есть почему этому-то в рай? Разве он не грешен?
– Грешен-то грешен, а сколько народу осчастливил. А ты вот – одну свою старуху. Маловато будет.
Тут я и проснулась, не досмотрела, как Петрович к бабе своей вернулся.
Нейдут из ума оба старика. Влюбилась-то я в Иваныча. А век прожить хотела бы с Петровичем.
Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец. Про любовь ведь всего не перескажешь, приходите еще.
Пенсионерская любовь. Притча
Жил-был Дед. Тело у него было старое, а душа – молодая. Была у него Баба, телом еще молодая, а душой ужасно старая. Всегда все знала. Не успеет он подумать, а она уже оговорит. Насквозь она его видела и наизусть все повадки знала. И знала, что нету у него к ней настоящей любви. Не за щи и пельмени, а – настоящей. За ее несравненную красоту и стать, на восьмом десятке. Таких баб в деревне больше не было. Все моложе, да одна худая, две толстухи.