Шуберт

Успех был таким впечатляющим, что срок гастролей решили продлить. Оказывается, среди публики были представители досуговой деятельности из других лагерей военнопленных, уже наслышанные о нашей труппе из П-213. Мы тут же получили приглашение в несколько новых мест. Кнопка им тоже понравилась. Её позвали на общее фото, и она не знала, куда спрятаться от голоса, выкрикивающего её имя.

– Вам не холодно? – я предложил ей свой сценический пиджак.

Она закивала, хотя ей было дурно от надышавшего зала и сумасшедшего волнения. Я накинул пиджак на её плечи – и, приглядевшись, заметил, что они не такие уж выдающиеся. Такие плечи вы увидите у каждой второй девушки. Единственное отличие – на них был мой пиджак.

– Опять напялила какую-то ерунду! – запричитала менторша.

– Я… мне… холодно.

– Ты в своём уме? На фотокарточку – в таком виде?

– Да что же Вы так с ней? Девочке холодно, – вступилось важное лицо, и злыдня-менторша поневоле отступила.

– Можно… нас? – попросил я фотографа. – Пошлём родителям.

Нам разрешили и втолкнули в наш круг Кнопку. Я присел в подобающую герою спектакля позу рядом с ней. А она всё придерживала пиджак, боясь, что и этот предательски свалится.

От Кнопки исходил приятный запах – или это платье, годы лежавшее в сундуке, было так надушено. Не понимаю, как её могли запечатлеть на одном фото с бывшими оккупантами. И как она сама пошла на это? Но, кажется, в тот момент она была согласна на всё, лишь бы с неё не сорвали пиджак.