Одна из историй. Часть 1

– Я не могу понять, почему я не вижу твоего будущего, хотя вижу его у остальных.

– Будем считать, что мы с вами особенные, – поведя бровями, отвечает Мия и улыбается. – А как вы думаете, что эффективнее – знать прошлое или будущее человека?

– Будущее конечно же!

– Будущее знать интереснее. Но если вы хотите повлиять на чью-то судьбу – эффективнее знать прошлое. – Мия откидывается назад и движением руки просит бармена повторить ее коктейль. – К слову, о бармене. Да, вы знаете, что через два дня он упадет и разобьется на смерть. И это деталь вы можете изменить легко. Достаточно лишь не дать ему туда поехать. Но судьба мелочами не занимается и свои сценарии на долгий срок на откладывает. Этот парень – сформированная прошлым личность, и он в очень скором времени опять придет на смертный одр по собственной глупости. Если только кто-то не повлияет сильнее, тем самым изменив его судьбу не на пару дней.

У вас на слова Мии появляются возражения.

– А как же люди, который погибают в катастрофах? Если так рассуждать, их прошлое к нежданному концу по вине технического или природного катаклизма не вело!

– Всему свои предпосылки, – Мия вздыхает и берет в руки только что принесенный новый стакан с алкогольным коктейлем от бармена. – Мы еще затронем с вами этот вопрос. Кстати, вы наверняка уже прочитали будущее многих людей здесь. Мне кажется, вы согласитесь со мной, если я скажу, что их будущее определено их поступками сейчас и в прошлом.

– Иногда они не сами совершают поступки, влияющие на их жизнь, – возражаете вы.

– Верно, еще с ними совершают поступки другие люди. Например, те два парня. Тот, который уверен в себе, был единственным ребенком в семье, и вырос в безграничной любви своей матери. Этим сформированы его настоящее и будущее. Он привык, что его любят женщины, и не стремится давать свою любовь в ответ. А второй парень вырос в простой семье, где отец был таксистом, а мать – обыкновенным кассиром в маленьком продуктовом магазинчике. Достатка в деньгах особого не было, и времени свободного у родителей тоже. Но тем не менее, они старались вкладывать в него какие-то устои и правила старых поколений, каким быть и что ценить. Периодически кто-то и родителей, особенно отец срывался из-за переработки и ругал мальчонку за проступки больше, чем надо, поэтом он не до конца в себе уверен сейчас и порой предпочитает довольствоваться тем, что есть.

– У тех двух девушек ты, разумеется, тоже видишь прошлое и считаешь его фундаментом их дальнейшей жизни? – спрашивает вы, головой кивая в сторону двух подруг у барной стойки.

– Да, там тоже всё относительно просто. У первой, которая сейчас ищет внимание мужчин, было много дозволенности в детстве и свободы. Мать была дважды замужем, и сейчас уже встречается с третьим, и этим показала дочери, что мужчинами можно вертеть, если ты стройна и мила на личико. Поэтому она и не заморачивается каким-то планами, как заработать на жизнь. А вот у второй вроде бы и тоже родители разводились, но ее очень любил отец всегда и недавно тому поставили диагноз – рак с прогнозируемым остатком жизни год-два. И ей одиноко, она хочет найти мужчину такого же как отец, и родить ему детей. Ей очень хочется семьи, но мать ей недостаточно рассказывала, что еще важно помимо семьи и как надо выбирать мужчин. С этого и начнутся её ошибки в жизни, – после эти слов Мия встает из-за стола и добавляет:

– Я пойду, схожу в уборную, а вы пока закажите мне еще, пожалуйста, джин с тоником.

Глава 2. Мерзкие взрослые

В бар зашла группа подростков. Это были четверо парней и три девушки лет 18. Выглядели они не бедно, и было видно, что большая часть этих ребят – дети из состоятельных семей. Их поведение было, мягко говоря, отвратительным. Одна девушка французским поцелуем на общее обозрение впилась в одного парня, который засунул руки к ней под юбку, абсолютно не стесняясь публики. Другие громко кричали, делали селфи, и подгоняли бармена быстрее их обслужить.

Почему-то не хотелось заглядывать в их будущее. Хотелось думать, что еще их прошлое, быть может, пока не такое отвратительное.

– Один из них недавно сбил ребенка пьяным на скорости около 100 км/час в городе, – прерывает ваши размышления Мия, вернувшись на свое место. – И уехал. Да, придорожная камера зафиксировала номера его машины, но его папочка использовал свои связи в мэрии, и потому об этом никто не узнал. А девочке было всего девять лет. Ее очень любила мать, у которой не было больше детей. Сейчас она пьет почти каждый день и не хочет больше жить. Вы видите его будущее? Вон того, блондина в кожаной куртке.

Слушая Мию, у вас в горле встал ком. Вы растеряно молчите, и сделав пару глотков из бокала, наконец отвечаете:

– Сейчас он пропивает деньги отца, через год его отправят учиться в Кембридж, опять же, за отцовские деньги. Там он по пьяной волне изнасилует одну из студенток, и его отчислят, но дело не заведут. Он вернется сюда, и его отец заставит его найти работу, однако через год сжалится и выделит ему капитал на открытие своего предприятия. Однако долго свой бизнес этот парень не удержит. Через два года инвестиции сгорят, и в итоге его к себе на работу возьмет отец. После смерти того наследником станет, разумеется, его непутевый сын, которому на тот момент будет 29. Компания будет идти на дно из-за его действий, и один из вице-директоров предприятия, будучи умным человеком с опытом, сделает так, что через пару лет активы предприятия перейдут партнерской компании, а наш мальчишка к 35 годам станет обыкновенным представителем среднего класса. Это хорошо еще, что он женится и по знакомству найдет работу менеджером в страховой компании. Умрет спустя пару десятков лет от цирроза печени.

Мия кивает, когда вы закончили свою речь, будто бы согласившись, а затем спрашивает:

– Вы когда-нибудь задумывались, откуда обычно берутся мерзкие взрослые? Люди, которые ставят себя выше других, наполняя своим эгоизмом всё окружающее пространство?

Вы с любопытством смотрите на Мию, тем самым даете понять, что ответа у вас нет.

– Ответ очень прост: из мерзких детей, – коротко изрекает та. – Мы все рождаемся в одинаковом положении, но гены, воспитание, обстоятельства формируют из нас определённый тип личности. И чем старше ребёнок, чем более проявляется та самая мерзость. Кому-то родители дают всё, не позволяют думать о цене и последствиях. Кого-то наоборот, жизнь с детства ставит в узкие рамки, и в какой-то момент ребёнок, на пороге взрослой жизни, ломается, и становится моральным уродом, в отместку ломая жизнь других. Ещё в школе происходит расслоение, когда мерзкие дети вводят в так называемую моду ту самую мерзость, унижая и оскорбляя не таких, как они. И в итоге количество мерзких взрослых на нашей планете увеличивается с каждым годом.

– Мия, – прерываете вы девушку. – Мерзких, как ты говоришь, взрослых было предостаточно всегда. Просто сейчас другие обстоятельства, им дано больше свободы.

– Отчасти вы правы. Но я, будучи ребенком, попала как раз на тот переходный период смены тысячелетий. И тогда менялись не только цифры календаря, менялась мода, глобальное мышление. И да, людям дали больше свободы, возможностей, технологий, и вот, таким образом от безделья появилась мода «на обложки». Нам важнее вся эта мишура – показать, что мы богатые, потратить десятки, сотни тысяч евро на свадьбу, помолвку, день рождения, похороны, черт возьми. Покупать себе брендовые вещи, делать себе пластические операции и инъекции не потому, что надо для здоровья, а потому хочется или скучно. Из серьезных проблем мы имеем только такие: в каком наряде, куда сходить показаться, как набрать подписчиков в инстаграме или тик-токе. Вы понимаете, нас окружает одна фальшь. У нас скоро не останется среднего слоя населения, а будут лишь те, кто будет думать о том, как выжить, и еще будут те, то будет думать куда себе вкачать ботулотоксин[2 - Ботулотоксин или ботокс – инъекционный препарат, который используют в индустрии красоты, чтобы разгладить мимические морщины.] и какую дизайнерскую тряпку еще купить. А еще есть подражатели – они будут скорее из первого слоя, но отчаянно буду показывать, что ближе ко второму. Их легко будет узнать в общественном транспорте, к примеру, когда те будут ехать в дорогих вещах и с телефоном последний модели, взятых в кредит. И подрастающие дети также будут думать, что главное то, что снаружи, а не внутри. Мораль сейчас стала товаром, которая измеряется в деньгах.

– Честно, я ощущаю в твоих словах гнев. Ты словно на кого-то злишься, – прерываете вы Мию.

– Я встречала таких и не раз, – вздыхает девушка. – И мне грустно, что люди сейчас чтут не те тенденции.

– Мия, – сделав глоток из стакана с напитком, неожиданно для себя вы решаетесь попросить. -Расскажи о своем прошлом.

Мия сощуривает взгляд и с любопытством смотрит на вас.

– Вы уверены, что хотите сидеть здесь очень долго и слушать все это?

Вы киваете, и, откинувшись на спинку стула, скрещиваете руки, показывая свою готовность слушать Мию. Та, в свою очередь, выдерживает паузу, будто раздумывая, стоит ли это того, а затем начинает:

– Я родилась в семье моряков. Хотя семья моя уже была неполноценной с самого начала. Отец познакомился с матерью, когда они оба работали на судне, и у него уже была семья. Я стала случайным ребенком. Отец ничего не хотел знать даже о моем рождении – так сказала мне мать. Но я до сих пор не знаю, правда ли это. Она любила его – в этом я была уверена, потому что каждый раз наш разговор о нем либо обрывался в самом начале, либо доводил ее до слез. Когда мне было около пяти лет, моя мама вышла замуж за другого мужчину, к слову, также моряка. Через полтора года у них родился сын. Он стал центром вселенной, и пока с ним, еще малышом, нянчились, я сидела дома одна. У меня не просто не было друзей, я даже не видела вживую детей моего возраста. И ко всему прочему природа решила наградить меня не самой милой внешностью, а также сбоем в обмене веществ: в шесть лет я, непонятно с чего, начала набирать вес, и произошло это буквально в считанные месяцы. И вот представьте, абсолютно необщительный, неуверенный в себе ребенок с лишним весом приходит в первый класс, где уже есть немалая часть потенциально мерзких взрослых? Разве может что-то быть дальше хорошее?

Вы отрицательно качаете головой.

– Вот и я о том же, – изрекает Мия. – В общем, мои круги ада начались еще в школе. Я помню все фрагментами. И многие их них, увы, крепко отпечатались в голове.

***

– Я не пойду в столовую! – крикнул кому-то худощавый парень на весь коридор, наполненный школьниками. – А иначе стану таким же жирным как она! – он показал своим тощим пальцем на меня.

Подростки, стоящие рядом, громко рассмеялись. Это были мои одноклассники. Переполненная неловкостью, я стыдливо опустила голову. Красивая жёлтая кофточка со стразами, подаренная мне крестной моего брата, не оправдала надежд. Так хотелось хоть в ней скрыть излишнюю полноту своей бесформенной фигуры, не такой, как у её сверстниц. Мне тогда было всего лишь десять лет.

Кто-то из моих одноклассников подошел и пнул мой потрепанный тяжелый рюкзак. Это было модно – поиздеваться надо мной. Все смеялись, я молчала.

В моем классе лидерами были те, кто были самыми смелыми и отвязными бунтарями, учились плохо и уже с 12 лет курили, пили, имели отношения с противоположным полом, кое-то из них даже утверждал, что были уже и интимные. Стандартная в общем-то ситуация для многих школ.

Я помню тот день до мелочей. Меня унизили при всех, и это было не впервые. Но именно тогда я помню цвет стен коридора, серое небо за окном, номер кабинета у которого мы стояли – 304. В этом же кабинете был мой любимый предмет, математика, и одновременно там был мой самый нелюбимый преподаватель. Старая учительница, которая всегда всем улыбалась, а не деле нисколько не разбиралась в людях и позволяла своим прихотям быть выше справедливости. Именно у нее, в этом кабинете номер 304, происходило большинство «фрагментов», которые я помню.

Прозвенел звонок. Дети один за другим лениво и нехотя стали заходить в кабинет. Со мной мало кто хотел сидеть (в первых классах у меня было три подруги, но одна очень быстро перешла в другую школу, другая училась в параллели, а третья часто отсутствовала), поэтому та старая учительница посадила меня с самым отвратительным учеником класса, назовем его для упрощения каким-то простым именем, например, Иво. Я неоднократно просила пересадить меня, но та старушка меня и слушать не хотела. Этот вечно ухмыляющийся безрассудный мальчишка был уже тогда обречен, несмотря даже на то, что ему было чуть более 11 лет. На переменах он в лучшем случае бегал курить со старшеклассниками, а в худшем – выискивал, где бы что и у кого утянуть или над кем бы поиздеваться. И нет, он не был из неблагополучной семьи. У него были добрые заботливые родители, которые сутками работали, чтобы обеспечить Иво всем лучшим. Но бедному Иво всё-таки чего-то не хватало. Ко мне он относился также, как и практически все остальные: презрительно и надменно, но проявлял этой с ещё большей жестокостью.

– Ого, ты принесла учебник! Не тяжело? – язвительно спросил он у меня, усевшись на своё место.

– Тяжело, – тихо ответила я, пытаясь не вдыхать запах сигарет, которым весь пропах Иво после перемены. Мой рюкзак и правда был очень тяжёлым. В классе существовало правило, по которому соседи по партам договаривались носить учебники по очереди, но не в моем случае. Иво редко появлялся в школе и не всегда даже ручку при себе имел. Я носила все учебники одна, развивая себе тяжёлым портфелем сколиоз раннего возраста.

Иво бросил на меня очередной насмешливый взгляд и, выхватив резким движением из моих рук пенал для карандашей и ручек, начал оттуда всё вытряхивать на парту.

– Что ты делаешь?! – я попыталась забрать пенал из рук малолетнего негодяя.

– Иво, Мия, тихо! – раздался голос учительницы, прервав начинающуюся суматоху.

– Мия, ты должна помогать Иво, а не играть с ним в любовные игры!

Учителя редко умеют шутить, и этот случай не был исключением. Однако волна едких смешков всё равно прокатилась по классу.

? Но я… я помогаю, а он не хочет, ? чуть слышно ответила я. Тогда я не умела держать зла, была очень ранимым домашним ребенком и старалась всегда доказать всем, что могу быть полезной.

? Хорошо, ? прищурив взгляд, строгим голосом старушка-учительница. – Подойди ко мне после урока.

Прозвенел звонок. Я собрала вещи в сумку и, дождавшись, пока большая часть одноклассников выйдет из класса, подошла к учительскому столу.