Ночь с дьяволом

Она взглянула на него из-под полуопущенных век. Взгляд ее стал неожиданно уверенным, все понимающим. Маленькой девочки не было и в помине. И Бентли, тихо застонав, прижался губами к нежной коже ее горла. Потом его губы скользнули вниз, потом еще ниже.

– Фредди, любовь моя, если ты снова прикоснешься ко мне… если ты хотя бы притронешься губами к моему лицу, то, клянусь, я не смогу уже остановиться, а уложу тебя прямо на траву и… – Он зажмурился и покачал головой. – И сделаю с твоим телом нечто такое, что очень, очень плохо.

– Бентли, – прошептала она ему на ухо, – я устала быть очень, очень хорошей. Неужели ты хочешь, чтобы я умерла высохшей старой девой?

– Боже тебя упаси! – прошептал он в ответ, и впервые в жизни эта фраза не звучала в его устах богохульством.

Фредди первая сняла с себя плащ. За ним вскорости последовал его сюртук, а с ним и остатки его сдержанности. Его страсть была подобна живому существу, которое он не мог обуздать. Быстро, чтобы не передумать, Бентли снова заставил ее раскрыть губы и начал расстегивать пуговицы ее блузки. Он проделывал это тысячу раз, нередко в темноте, частенько в состоянии опьянения, то есть будучи более пьяным, чем он был сейчас. Однако его рука дрожала, и ему на это потребовалось больше времени, чем обычно.

Фредди поняла, что намерен сделать Бентли, как только его пальцы начали поигрывать с пуговицами ее блузки. «Я не могу притворяться, – сказала она самой себе. – Не могу притворяться, что ничего не знаю. И что все это как будто его вина».

Она знала. И ей было все равно. Она даже смутно представляла себе, что именно она хочет отдать. Но Джонни никогда не целовал ее так, как целовал Бентли Ратледж. Она сомневалась – о да, она сильно сомневалась в том, что он вообще знал, как это делается. Она была уверена, что большинство мужчин не знают, с чего следует начинать.

Бентли был и навсегда останется распутником. Но он явно хочет ее, а Фредерика устала беречь себя для замужества, которого никогда не будет. У нее были желания, иногда мимолетные, словно пожар в крови, значения которых она не понимала. Ей почему-то казалось, что Бентли сразу понял бы, что это за пожар.

– Фредди, – произнес Бентли в тот момент, когда холодный ночной воздух коснулся ее оголившейся груди. – Фредди, ради Бога, скажи что-нибудь. Миленькая, я уже не могу остановиться. Скажи «нет». Останови меня.

Но Фредерика лишь приподняла голову и потерлась щекой об отросшую за день щетину на его подбородке. Щетина была грубой, но такой приятной. И пахло от Бентли тем запахом, которым должен пахнуть мужчина. Смесью дыма, мыла и пота.

– Ох, пропади все пропадом, – прошептал он и, трясущимися руками стащив с ее плеч батистовую блузку, швырнул на траву.

Она почувствовала на своей груди его жаркое дыхание Потом он принялся целовать и посасывать ее грудь сквозь тонкий батист нижней сорочки. Он втягивал в рот и покусывал сосок, отчего по ее телу пробегала сладкая дрожь Когда Фредди показалось, что она не в состоянии дольше выносить это сладкое мучение, она выгнула тело и издала тихий стон. Но Бентли с низким гортанным звуком переключил внимание на другую грудь и принялся сосать ее, пока под тканью сорочки не образовались до неприличия напрягшиеся соски. У нее кружилась голова, было жарко и немного страшновато. Его руки, поддерживавшие ее за спину, крепко прижимали ее к нему. Она чувствовала запах его разгоряченного тела, и ей очень хотелось прикоснуться к нему, но она, к стыду своему, не знала, как это сделать. Но когда его руки, соскользнув с талии, ухватились за подол тяжелой шерстяной юбки, она вздрогнула. Он без усилия задрал юбку сначала до бедер, потом, застонав, до самого верха. Не выпуская изо рта сосок, он запустил руку между ее ног.

– Фредди, – произнес он, и это было похоже на отчаянную мольбу. – Это означает «да»? Милая, ты понимаешь, о чем я спрашиваю? Если понимаешь, то скажи «да». Или «нет». Прошу тебя.

Руки Фредди скользнули вверх по его широкой груди. Она заглянула ему в глаза. При ее прикосновении его мощные мускулы вздрагивали, что, безусловно, свидетельствовало о его желании.

– Да, – сказала она. Это односложное слово прозвучало тихо, но уверенно.

– Боже милосердный, Фредди, это самоубийство, – пробормотал он, падая вместе с ней на жесткую зимнюю траву и принимая ее вес на свою грудь. Она распласталась на нем, прижавшись бедром к твердому пульсирующему утолщению, которое успела заметить под застежкой его брюк. Она знала, что это такое. Она росла в деревне. Да еще вместе с тремя кузенами, обладающими всеми несомненными признаками будущих мужчин. Она взглянула на него сквозь спутанные пряди волос.

Он очень нежно пригладил пальцами ее волосы и отвел их от лица. Потом, помедлив мгновение, он притянул ее к себе и поцеловал долгим страстным поцелуем, от которого у Фредди перехватило дыхание. К счастью, он перекатился на бок и перенес свой вес на нее. В пылу страсти как-то незаметно были сброшены сапожки, чулки, панталоны. К ее обнаженному телу прикоснулся холодный ночной воздух.

Опираясь всем телом на свои мощные руки, Бентли, лицо которого скрывалось в тени, навис над ней.

Его глаза. О, как бы ей хотелось сейчас снова заглянуть в его глаза. Забавно, что она никогда не замечала, какие они у него теплые.

– Да, – повторила она, и руки Бентли принялись быстро расстегивать пуговицы на брюках. В темноте ей почти ничего не было видно, и она подумала, что, наверное, это и к лучшему. Она почувствовала, как его рука скользнула между ее бедер и прикоснулась к самому интимному местечку. Он тихо застонал от удовольствия и осторожно раздвинул коленом ее ноги.

– О Боже, Фредди, – страдальчески прошептал он, – надеюсь, я смогу сделать все правильно.

И сразу же после этого она почувствовала, как к ее телу прижался его горячий, напряженный ствол. Она вдруг запаниковала. Как будто почувствовав это, Бентли наклонил голову и прикоснулся губами к ее уху.

– Если ты хочешь, чтобы я остановился, милая, – только скажи, и я остановлюсь. Я смогу.

По его голосу чувствовалось, что он старается убедить самого себя. Она покачала головой, чувствуя, как трава цепляется за волосы.

– Нет, нет, – срывающимся голосом ответила она, – возьми меня. Ах, Бентли, я ничего не боюсь. Мне все равно, что будет потом. – В тот момент она говорила правду. Она хотела получить удовольствие, которое обещало его тело. Хотела, хотя и побаивалась этого. Но она так устала ждать. Сейчас в ней бушевала горячая кровь. Вес его тела придавил ее к твердой земле, и его ноги заставили ее еще шире раскинуть свои.

Он слишком торопился. Бентли это понял, услышав, как она снова резко втянула в себя воздух. Жестко контролируя свои действия, он чуть переместил вес своего тела, чтобы получить возможность запустить сначала один, потом два пальца внутрь сквозь мягкие, курчавые волоски. Господи, как безумно желал он эту девушку, хотя понимал, что желать ее не следовало бы. Но он хотел. А теперь вот окончательно погиб, вернее, почти погиб, растворившись в этом сладком девственном теле. Фредди глубоко задышала, постанывая, и этот звук заставил его вспомнить всю значимость поступка, который он был готов совершить.

«Осторожнее, старина, – предупредил он себя. – Это тот самый случай: сделаешь это – и считай, что ты все равно что женат. Попался, как мышь в мышеловку».

А может быть, и нет.

Семья Фредерики придерживалась… скажем так, нетрадиционных взглядов. Да и Фредерика, возможно, не такая глупенькая, чтобы захотеть заполучить его. Ее кузены наверняка просто убьют его. По крайней мере Гас точно попытается это сделать. А Ранноку это, уж будьте уверены, удастся. Однако он, к своему ужасу, почему-то не сомневался в том, что обладание Фредерикой хотя бы один раз стоило того, чтобы пойти на такой риск. Звуки ночи и запах опавших листьев заставили его еще острее осознать, что под ним лежит женщина.

У нее там было влажно от желания, и мысль об этом почему-то вселяла в него невероятно приятное ощущение могущества. Он хотел, чтобы она извивалась под ним, хотел, чтобы что-то, задыхаясь, лепетала ему на ухо. Он знал, что с ней все будет по-другому. Гораздо слаще. И все же он боялся. А вдруг ей будет больно? А что, если она заплачет? Господи, он этого не вынесет.

При следующем поглаживании он запустил внутрь ее тела два пальца и услышал, как Фредди охнула. Очень точными движениями он принялся вынимать и снова запускать пальцы, проникая с каждым разом все глубже, пока не прикоснулся к тонкой стенке из плоти, которую возвела внутри ее тела сама природа. И вдруг его охватило никогда прежде не испытанное яростное желание прорваться сквозь эту преграду. Она должна принадлежать ему. Ему! Кроме него, к ней не прикасался ни один мужчина, и безумное желание заявить на нее свое право, прорваться за этот нежный барьер и взять ее поразило его, словно удар молнии.

Больше он ждать не мог. Он обхватил свой пенис и осторожно попробовал раздвинуть им шелковистые складки ее плоти. К его изумлению, она приподнялась к нему навстречу, и внутри у нее все было так скользко и влажно, что он чуть было не потерял контроль над собой.

– Расслабься, милая, не спеши, – шептал он. – У-ух, нет, Фредди, нет. Позволь мне. Позволь, я сам сделаю это.

Он понимал, что назад пути нет. И все же он сопротивлялся, подсознательно пытаясь оттянуть этот момент. Она же вцепилась ногтями в его плечи, не отдавая себе отчета в своих действиях, приподнимала свое тело навстречу ему. Он решительно прижал ее бедра к траве, но когда она снова выгнулась ему навстречу и издала сдавленный стон, он и сообразить ничего не успел, как оказался внутри.

Она вертела головой и то ли о чем-то просила, то ли умоляла. Силы небесные, подумал он, как же она прекрасна, за такую и умереть не жаль. И тут с тихим торжествующим криком он одним рывком преодолел преграду. Из того, что было потом, он практически ничего не помнил, и это было очень странно. Потому что обычно он как будто наблюдал со стороны за своими занятиями любовью. Наблюдал бесстрастно и довольно равнодушно, хотя это и было глупо.

Но на сей раз он не помнил себя. Видит Бог, он изо всех сил пытался сдержаться. Он крепко зажмурился и вцепился в траву, а потом даже в землю. Тем не менее он не смог сдержать яростное желание, которое им овладело.

Он тонул. Тонул в ее великолепной девственной мягкости. Ее нежная плоть втягивала его, впитывая в себя самую суть его жизни.

Он вторгся в ее тело, прислушиваясь к ее реакции. Он хотел – вернее, ему было настоятельно необходимо, – чтобы ей было хорошо. Он готов был для нее на что угодно, но боялся, что не сумеет доставить ей такое же наслаждение, как себе. Его нерешительность длилась, возможно, несколько секунд, а может быть, и часов. И тут он смутно услышал тихий возглас Фредди, которая, казалось, поторапливала его. Он почувствовал, как ее нога, закинутая на его талию, прочно прижала его к себе. Ее движения были неловки, бесхитростны и прекрасны. Ах, как прекрасны! Он задрожал всем телом.

Фредди снова выгнулась с глухим стоном, потом ее губки раскрылись в экстазе, словно в безмолвном крике, символизируя маленькую смерть. И тут он словно с цепи сорвался. Он больше не думал о том, чтобы замедлить темп, повременить. Напротив, вздрагивая всем телом, он раз за разом вторгался в ее плоть, пока его семя горячей лавой не перелилось в нее, застолбив эту территорию, как свою собственность.

Глава 2

Загадочное исчезновение гостя

Под ногтями была грязь.

Бентли переместил голову на подушке, но даже в предрассветной мгле он ее видел. Господи, такую неряшливость даже он не допускал. Тряхнув головой, чтобы проснуться окончательно, он вытянул руки и тут заметил травяные пятна на костяшках пальцев. У него екнуло сердце, и, застонав от отчаяния, он перекатился на другой бок и увидел Фредди, свернувшуюся калачиком на своей подушке, словно спящий котенок.

Ее подушка. Ее комната.

Отчаяние переросло в тревогу. Бентли вскочил с постели и обнаружил, что абсолютно гол. Он уставился на кучу кое-как сброшенной одежды, валяющуюся на полу с его стороны кровати. У него, словно перед смертью, пронеслась перед глазами вся его жизнь или по крайней мере последние шесть часов. А потом в памяти всплыли все подробности, и каждая из них свинцовым грузом ложилась на его душу. Он зажег свечу и сел в кресло, опустив голову и закрыв руками лицо.

Боже милосердный! Он вспомнил, как вместе с братьями Уэйденами отправился в «Объятия Роутема» и как они позволили пойти с ними юному лорду Тренту. Он вспомнил, что слишком много выпил и не заметил, как лорд Трент слишком увлекся игрой. Чтобы отвлечь парнишку, была нанята грудастая ярко-рыжая служанка из пивной. Но лорд Трент заартачился. Страшно покраснев, он проворчал, что девица годится ему в матери.

В качестве компенсации за уязвленное чувство собственного достоинства Бентли отвел ее наверх, заплатил ей еще раз и начал использовать ее сам. Кстати, если учесть, сколько он выпил, со своей задачей он справился очень и очень неплохо, но Трент в это время опозорился, заблевав всю пивную, и шум разразившегося скандала заставил Бентли немедленно спуститься вниз. Слава Богу, штаны были еще на нем. Однако учитывая, что девка была того самого пошиба, с какими Бентли обычно имел дело, ему здорово повезет, если он не наградит Фредди сифилисом.

Фредди. ох, Фредди.

Это он тоже помнил до боли ясно. Ночью, после того, что он с ней натворил в саду, Бентли вдруг понял, что ему не хочется – нет, он просто не может – оставлять се одну. Ему казалось, что джентльмену так делать не подобает. По крайней мере так он сказал себе. Как будто лишить юную леди девственности без благословения церкви считается хорошим тоном. По этому он привел ее сюда, в уединение ее спальни, понимая что ей захочется смыть с себя все следы того, что он с ней еде лал. Потом, когда ему давно следовало уйти к себе и метаться в собственной постели от сознания своей вины, он вновь под дался искушению.

Как ни странно, но ему безумно захотелось раздеть ее. И сделать это как следует, восхищаясь этим отважным прекрасным призом, который ему удалось заполучить. Но вся бравада Фредди исчезла, как будто ее и не было. Ее вдруг одолела робость, и, чтобы успокоить ее, он снова поцеловал ее долгим нежным поцелуем. Фредди в ответ растаяла. На том и закончился их самоконтроль. Такие вот дела.