Леди и авантюрист

– Хотя дед, в конце концов, и признал ее своей внучкой, но скорее от отчаяния, потому что здоровье у него сильно пошатнулось. И сделал он это только после того, как загнал ее мать в безысходную нищету. У мисс Аствелл, вероятно, оставались весьма горькие воспоминания.

Сиск презрительно хохотнул.

– Может, она и додумалась отколоть такую шутку, а? Отправила низкого происхождения американскую актриску, чтобы та выдала себя за внучку?

– Месть скорее всего, – пробормотал Макс, – но посмеялись все как раз над Джулией Аствелл. Ведь Нэнси – если ею на самом деле была леди Сэндс – в конце концов, достались все деньги старика.

Кэтрин взяла письмо и перечитала его в десятый раз.

– Макс, здесь есть еще кое-что, что мне просто не нравится, – задумчиво сказала она, – этот жуткий, внушающий ужас почерк, злобный какой-то. Весь тон письма прямо конец света предвещает. А слова – твои клятвы, богаче и беднее ... Тебе не кажется ...

– Что мне кажется? – спросил Макс, пристально глядя ей в лицо.

Кэтрин оторвала взгляд от письма и посмотрела ему прямо в глаза.

– У меня такое впечатление, что они были женаты!

Макс выхватил у нее письмо и быстро проглядел его от начала до конца.

– Да. Очень даже может быть.

Кембл заглянул ему через плечо.

– Так-так, – пробормотал он, – похоже, наша таинственная Нэнси Коутс была немножко двоемужницей. Разыщи актера Вентнора, Макс, и кровожадный мистер Лампкин окажется у тебя в руках.

Макс решительно поднялся на ноги.

– Сиск, забирай афишу и письмо, – приказал он и, вытащив из жилетного кармана серебряные часы, откинул большим пальцем крышку, – у нас впереди долгий путь.

Встревоженная Кэтрин вскочила с кресла.

– Макс, куда ...

– В Дербишир, – коротко ответил он, засовывая часы обратно в кармашек жилетки. – Почтовая карета отправляется с постоялого двора «Скрещенные ключи» через час. Я хочу знать, слышал ли Гарри что-нибудь про Лампкина или Вентнора.

Кэтрин нахмурилась. Трудная поездка в тряской почтовой карете не принесет пользу ребрам Макса. Ему нельзя ехать, он еще нездоров, но если она будет умолять его остаться, он едва ли останется. Но возможно, и послушается. На самом-то деле у нее в глубине души подспудно крепло подозрение, что дай ей время – и она сможет воздействовать на Макса. Но ей самой будет отвратительно сознавать такое унижение! Она полюбила его за то, что он именно такой, какой есть, простой полицейский.

Так что Кэтрин проводила своих гостей до дверей и, испытывая внутреннюю скованность, ослепительно улыбнулась мистеру Кемблу, протянув ему его роскошную шляпу и трость.

– Мне бы очень хотелось предложить вам карету, – сказала она, поворачиваясь к мистеру Сиску, – но я сама вернулась домой в карете брата и уже отослала ее.

– Спасибо большое, мэм, – поблагодарил Сиск, у которого от смущения даже кончики ушей порозовели.

Оба гостя, раскланявшись, заспешили вниз по ступенькам парадной лестницы. Макс же задержался и внимательно вгляделся в лицо Кэтрин.

– Я тоже должен поблагодарить тебя, – ровным голосом сказал он.

Кэтрин ответила ему неуверенным взглядом.

– За что, собственно?

Макс неловко пожал широкими плечами, как если бы плащ ему оказался маловат.

– За то, что так терпеливо прочитала все письма. За то, что так добра к моим ... друзьям. За то, что не сюсюкалась со мной. – Он криво улыбнулся. – Думаю, ты почти наверняка прикусила свой язычок аж до крови.

Его торжественный и такой неожиданно беззащитный вид так подействовал на Кэтрин, что она поспешно захлопнула дверь, напрочь забыв о тех, кто дожидается Макса на улице, и обняла его обеими руками за шею.

Какое·то мгновение Макс явно колебался, а потом все-таки не устоял и заключил Кэтрин в свои объятия. Взгляд у него был настороженный и напряженный, но он закрыл глаза, потянулся губами к ее рту и подарил немыслимо нежный поцелуй. Ласковые и горячие руки его мирно лежали у нее на спине, осторожно прижимая ее к груди. Целовались они долго и сладостно, чувственно и страстно. Наконец со вздохом он оторвался от нее и ласково, едва касаясь, провел губами по ее щеке и вниз по подбородку и шее.

– Господи Боже мой, Кэтрин! – прошептал он, изо всех сил прижимаясь лицом куда-то ей между шеей и плечом. – Мне так не хочется уходить!

Положив руки ему на плечи, она легонько отстранила его от себя и посмотрела в глаза.

– Хорошо, – ответила она. – Я никогда и не думала, что будет легко.

– Да совсем нелегко, – ответил он, и голос его был чуть более хриплым, чем обычно. – В этом ничего нет легкого.

– Ну нет, я не согласна, – слабо улыбнулась Кэтрин. – В тебя я влюбилась легко и очень быстро. Может быть, со временем и все остальное тоже станет легким? Я подожду, Макс. Я очень терпеливая женщина.

Он стоял и обалдело смотрел на нее как громом пораженный. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыл, потому что слова явно не шли на ум. Покачал головой, резко повернулся, распахнул дверь и зашагал вниз по ступенькам на залитую солнцем улицу. На тротуаре мистер Сиск и мистер Кем6л, похоже, затеяли очередную ссору.

– Нет, нет и нет! – кипел Кем. – Я скорее соглашусь дать вырвать себе зуб! Я расчихаюсь! А какая там грязища! В деревне всегда полно грязи. Я просто не поеду, понятно.

– Отлично, – проворчал Макс, всовывая в руку Кембла поводок Люцифера, – тогда присмотришь за собакой. И не волнуйся, он у меня всеядный.

И, подхватив Сиска под руку, увлек его за собой.

Мамочки! – взвыл Кембл. – Я же его боюсь!

ГЛАВА 19

Порок настолько безобразен, что при первом взгляде на него мы приходим в ужас, и он навряд ли привлечет нас вновь, если прежде не наденет маску добродетели.

    Лорд Честерфилд. Этикетистинного дворянина

Не так уж много времени прошло с тех пор, как Кембл удалился в сторону Стрэнда в компании со своим тяжким бременем, мысленно готовясь к ужасной ночи, а маленький лорд Братвейт уже вовсю маялся. Он застрял в единственной гостинице неведомого занюханного городка где-то к югу от Лестера, протрясясь чуть ли не через весь Эссекс и отбив себе все мыслимые и немыслимые места в карете, которую на дороге бросало и качало, как ялик в открытом море во время шторма. День был жарким, а няня запеленала его так, как будто на дворе стояла поздняя осень. В окно его комнаты с внутреннего двора гостиницы летела пыль, от которой все время хотелось чихнуть.

Наступили уже сумерки. С грохотом подкатила вечерняя почтовая карета с кучером, который пронзительно продудел в рожок. Пассажиры кареты загалдели, выбираясь наружу, а конюхи начали во весь голос перекрикиваться, распрягая лошадей. Тогда юный его светлость не выдержал, потерял и так уже с трудом сдерживаемое терпение и заорал во всю силу своих здоровых легких прямехонько в левое ухо своей матери, на плече которой уютно лежала его миленькая головка.

– Ну что же·ты за крикун такой, – пожаловалась Сесилия и, отодвинув его от своего плеча, увидела, что лорд Братвейт успел засунуть себе в рот прядь ее волос вместе с ониксовой сережкой.

– Настоящий сын своего родителя! – поморщившись от·боли, проговорила Сесилия.

Дитя в негодовании засучило ногами и заколотило куда ни попадя руками, но туг дверь в комнату распахнулась и вошел сам родитель.

– Что случилось, любовь моя? – поинтересовался лорд Делакорт и убрал со вспотевшего лба прилипшую прядь волос. – О, Саймон раскапризничался? Бедненький! Иди к папочке, золотко мое!

Сесилия с радостью освободилась от своей ноши.