Миля над землей

Мы с Мэддисоном внимательно смотрим друг на друга через стол конференц-зала. Когда дело доходит до хоккея, и особенно в этом сезоне, мы не валяем дурака. Это наш год, чтобы выиграть. В двадцать восемь лет мы с Мэддисоном начинаем наш седьмой сезон в НХЛ, и у нас наконец-то есть все необходимое, чтобы довести дело до конца.

– Защитник Зандерс, как ты думаешь, в этом году у тебя будет меньше штрафных минут?

– Зависит от обстоятельств. – Я откидываюсь на спинку стула.

– От каких именно?

– Если другие команды будут играть чисто, я тоже сыграю чисто. Но если кому-то придет в голову преследовать моих парней – будут иметь дело со мной. Скамейка штрафников меня не пугает. Я в этой команде именно для этого: защищаю своих ребят, чтобы быть уверенным, что они не пострадают. Но, судя по моим последним шести сезонам, я не могу представить, что в этом году что-то изменится.

– Тебе действительно по душе добрая хоккейная драка, – смеется Джерри. Что ж, тут он не ошибается. – Собственно, что ты теряешь? – продолжает он. – Ты дерешься, получаешь свои минуты на скамейке штрафников, а потом каждый вечер уходишь под руку с новой красоткой. Знаем мы тебя, ЭЗ. Тебе наплевать на всех, кроме себя. Потому-то Чикаго тебя и любит. Ты самый большой засранец в лиге. Но ты – наш засранец.

Мэддисон откидывается на спинку стула, нахмурив брови и скрестив руки на груди. Он разочарованно качает головой, но ему известно, как это работает. Мы занимаемся этим уже много лет.

Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо улыбку, хотя репортер этого и не видит.

– Ты все правильно понял!

– Городской «золотой мальчик» и мальчиш-плохиш из Чикаго, – добавляет Джерри. – Мой любимый заголовок, который я использую, когда речь заходит о вас двоих.

Мы продолжаем беседовать о команде и наших целях на этот сезон, но через каждые несколько вопросов возвращаемся ко мне и к моей личной жизни. Я рассказываю о женщинах, с которыми ухожу с арены, о фотографиях в городе, выпивках и вечеринках. Впрочем, я постоянно напоминаю ему, что такие вечера никогда не предшествуют игре.

Всякий раз, когда Мэддисон или я пытаемся перевести разговор на «Активные умы Чикаго» – наш благотворительный фонд поддержки обездоленных молодых спортсменов, которые не могут сами позаботиться о своем психическом здоровье, Джерри возвращает разговор ко мне и моему образу жизни повесы.

Я понимаю, что это – имидж, который я сам себе создал за последние семь лет, и именно благодаря ему мои гонорары сейчас столь велики, но мне бы очень хотелось прорекламировать нашу благотворительную деятельность. Это единственная вещь в моей жизни, которой я искренне горжусь.

Мы с Мэддисоном начали создавать этот фонд, когда он только переехал в Чикаго. У нас обоих было желание начать жертвовать деньги на благотворительность, так что создание этой организации стало очень логичным. Мы собрали профессиональных спортсменов со всего города, чтобы они поделились своими собственными историями психического выздоровления, пытаясь преодолеть стереотипы, бытующие в этой области среди спортсменов, особенно среди мужчин. Мы собираем деньги на ежемесячных мероприятиях, чтобы покрыть расходы на сеансы терапии для детей, которые не могут себе этого позволить, но нуждаются в помощи, а также обращаемся к тем врачам и психотерапевтам, которые готовы пожертвовать своим временем.

Я могу только представить, насколько иной могла бы быть моя жизнь, если бы у меня в юности был доступ к таким услугам. Бо?льшую часть гнева и одиночества, которые я чувствовал, можно было бы выразить словами, а не грязным поведением на льду.

– Спасибо, что уделил нам время, Джерри, – говорит Мэддисон после того, как все вопросы заданы. Он заканчивает телефонную конференцию.

– Мы больше не будем заниматься этим дерьмом.

– Мы должны.

– Зи, ты в них выглядишь как придурок. Даже не можешь заговорить об «Активных умах» – они тут же меняют тему на то, кто твоя очередная пассия или с кем ты подрался.

Мэддисон в отчаянии встает из-за стола. Я тоже расстроен. Мне наплевать, если им приспичило поговорить о моей личной жизни, но было бы неплохо, если бы СМИ упоминали и о том хорошем, что я делаю для общества. Большинство людей не знают, что я – соучредитель нашего фонда. Они предполагают, что это благотворительная организация Мэддисона, потому что это соответствует общему имиджу милого семейного парня. Для СМИ нет никакого смысла говорить о том, что я, эгоист, которому на всех плевать, еще и соучредитель благотворительной организации для обездоленной молодежи, страдающей психическими заболеваниями.

– Мы больше не будем этим заниматься. Я устал от того, что все считают тебя бесчувственным придурком. Зи, они такое о тебе болтают… – Мэддисон направляется к двери конференц-зала, качая головой.

– Но я действительно бесчувственный, – быстро возражаю я. – По крайней мере, до июня, когда у меня в руках будет Кубок Стэнли и новый расширенный контракт.

– Это ты-то бесчувственный? – переспрашивает абсолютно не убежденный в этом Мэддисон. – Да ты плакал, когда смотрел с Эллой «Коко». У тебя есть чертовы чувства, чувак. Тебе стоит как-нибудь начать сообщать об этом людям.

– Вот не надо использовать против меня «Коко»! Эта хрень была грустной! – Я встаю и иду за ним в раздевалку, чтобы переодеться к игре. – А та песня в конце? Она каждый раз меня достает!

Я плюхаюсь на сиденье самолета, на котором мы летим домой, и со вздохом погружаюсь в кресло. Это поражение было жестоким, и играл я паршиво. Сегодня я был несобран, и я беру на себя за это полную ответственность.

Я не ожидал, что мы так скоро проиграем. На самом деле я полагал, что мы проведем по крайней мере десять игр, не открыв графу поражений. Мы достаточно хороши. Просто сегодня был не наш вечер.

Впрочем, сезон длинный. Справимся.

Пока остальная команда садится в самолет, в кармане у меня звякает телефон. Достав его, я обнаруживаю, что меня ждут два сообщения. Неохотно открываю первое – письмо от своего агента.

Рич: ЭЗ, мальчик мой. Сегодня вечером у меня была девушка, которая ждала тебя возле раздевалки, а ты пронесся мимо. Это был бы самый подходящий момент для СМИ, чтобы получить несколько фотографий, на которых вы вдвоем уходите с арены. В чем дело?

Я раздраженно разминаю шею и делаю глубокий выдох. Я в состоянии заводить себе девушек и без помощи Рича. Средства массовой информации и так получают истории, в которых я предстаю бабником. Мне не нужно это изображать. Это было ясно по нашему интервью для «Чикаго трибьюн» перед матчем, в котором мы не смогли вставить и пары слов о хоккее или нашей благотворительности.

После ужасного проигрыша и того, что дважды за двадцать четыре часа я услышал о своей матери, я не в настроении подливать масла в огонь. Большая часть Северной Америки знает, что я бабник. Если я на одну ночку возьму выходной, это не изменит мой имидж и, следовательно, не лишит меня контракта на следующий сезон.

Игнорируя Рича, я перехожу к следующему сообщению. Выражение моего лица полностью меняется, скверное настроение, которое владело мной весь вечер, исчезает.

– Мне написала твоя жена. – Я толкаю Мэддисона, чтобы показать ему сообщение и фотографию, которые прислала мне Логан.

Это самая милая картина, которую я когда-либо видел. Моя неродная племянница Элла Джо сидит примерно в двух футах от телевизора, вытянув шею и не отрывая глаз от экрана, наблюдая за нашей игрой. Пышный бант несколько укрощает сумасшедшие кудряшки на ее головке, но самое приятное – это надетая на ней футболка. На ней одиннадцатый номер, а на спине вышита надпись «ДЯДЯ ЗИ».

Логан: Не показывай это моему мужу. Он убьет меня за то, что я позволила ей это надеть, но я подумала, тебе понравится, что твоя любимая девочка носит твой номер.

– Какого хрена? – потрясенно вопрошает Мэддисон, видя, что его трехлетняя дочь одета не в его, а в чью-то майку.

На экране танцуют три маленькие точки, а потом приходит еще одно сообщение от Логан.

Логан: И поскольку тебе нравится дразнить моего мужа, я полагаю, прямо сейчас ты ему это показываешь.

Она слишком хорошо знает нас обоих.

Логан: Привет, детка. Я люблю тебя. Пожалуйста, не убивай меня.

Мэддисон наконец начинает смеяться.

– Если Элла сегодня вечером была одета в это дерьмо, неудивительно, что мы проиграли. – Самодовольная улыбка скользит по его губам, он откидывается назад и сплетает руки, удовлетворенно складывая их на животе.

– Засранец, – с улыбкой бурчу я.

– Придурок.

– Ребята в первом ряду, вы готовы к инструктажу?

Я быстро отправляю ответ Логан, благодаря ее за фотографию Эллы в моей майке, прежде чем уделить Стиви все мое внимание.

Это моя новейшая тактика, чтобы вывести ее из себя. В прошлый раз она хотела привлечь мое внимание? Что ж, с этого момента я буду прислушиваться к каждому ее слову. И это будет чертовски неловко.

– Да-да, пожалуйста! – Я убираю телефон и скрещиваю руки на коленях, подавшись вперед в ожидании.

В ответ на мое нетерпение она вздергивает голову и хмурит брови, озадаченно глядя на меня.

Мэддисон рядом со мной хихикает, отлично понимая, что я делаю.