Экспресс на 19:45

Грэм натянул штаны и, рухнув на диван, уронил голову на руки.

– Знаю, – пробормотал он.

– У тебя замечательная семья. Прекрасная жизнь. А ты все это… в прямом смысле слова, продалбываешь, – продолжила Женева, покраснев.

«Нет, Женева, – подумала Селена, сама себе удивляясь, – только не увольняйся».

– Думаю, мне придется отказаться от работы, – заключила Женева.

Грэм поднял голову и потрясенно уставился на нее.

– Не надо, – тут же заканючил он. – Не делай этого.

Селена рассмеялась. На любовь это не тянуло. Он не боялся потерять прелестную юную Женеву. Он был в ужасе от мысли, что ему предстоит самостоятельно присматривать за Стивеном и Оливером, пока он без устали «ищет новую работу».

– Селена ведь так рассчитывает на тебя, – попытался выкрутиться он. – Она тебя очень ценит.

Женева усмехнулась. Селена неосознанно улыбнулась ей в ответ. Как ей могла быть симпатична та, что пару минут назад трахалась с ее мужем? Да уж, она теряла хватку. Вот что материнство делает с работающими женщинами – лишает рассудка.

– Очень сомневаюсь, что она ценит меня за подобные услуги, – заметила Женева.

– Не за них, – не стал спорить Грэм. Ему явно было стыдно: он побледнел и неловко потирал ладонью подбородок. Когда он снова поднял глаза, на секунду Селена со странным облегчением увидела того, кого когда-то полюбила, – своего мужа, своего лучшего друга, отца своих детей. Тот Грэм все еще существовал. Она не придумала его.

– Тогда… – Женева, обхватив себя руками, двинулась в сторону двери. – Прекращай днями крутиться дома. Найди уже работу.

– Ладно, – согласился он. Его волосы были всклокочены. Казалось, он не брился уже несколько дней.

И что Женева в нем нашла? Ну, серьезно? У них с Селеной была история: упоительный роман, полные приключений странствия, прекрасная семейная жизнь. Прошлые его измены были относительно незначительными. Во всяком случае, она упорно убеждала себя в том, что Грэм заводил только лишь мимолетные интрижки – никаких романов. До недавнего времени он показывал себя достойным мужем, добытчиком. Он был ее лучшим другом, человеком, с которым она хотела разделить каждую мелочь. Он казался ей остроумным, обворожительным, эрудированным. Даже сейчас, в этот мрачный момент, она испытывала жгучее желание позвонить ему и пожаловаться на своего ужасного мужа, трахавшего няню. Он бы непременно помог, он бы знал, как поступить.

– Мужчины не должны сидеть дома, – наставляла его Женева. – В последние годы я все чаще наблюдаю подобное. Но… ни к чему хорошему это не приводит.

– Не приводит, – отозвался он еще более удрученно. Бедная Женева. В няньки Грэму она не нанималась.

Селена захлопнула крышку ноутбука – с силой несколько большей, чем намеревалась, – и, сунув его в чехол, запихнула в сумку. Она накинула на плечи темную шерстяную куртку и почувствовала, как боль узлом скручивается где-то в районе солнечного сплетения.

Она была зла, обижена, предана – она прекрасно осознавала это. Словно в спящем вулкане, на самом дне ее существа, нагнетая давление, вскипала лава. Она всегда была такой – безмятежная гладь поверхности скрывала глубинные шторма. Она старательно заталкивала эмоции подальше – пока они умещались в ее вовсе не бездонной душе. А потом случались разрушительные извержения.

К тому времени, как она вышла на улицу, знакомое оцепенение снова заключило ее в безжизненные объятия. Город душил час пик. Она протолкалась по многолюдным улицам к метро, затем по шумному вокзалу – к платформе, едва успев на поезд.

Она уже пробиралась через вагоны, когда поезд зашипел, угрожая вот-вот тронуться. Наконец она остановилась.

Вот и свободное место – рядом с молодой женщиной, которая на мгновение показалась Селене странно знакомой. У нее были прямые черные волосы и глаза цвета мокко, на алых губах играла легкая улыбка. Стройная и стильная, она сразу – даже издалека – понравилась Селене. Женщина заметила ее приближение и забрала лежавшую на кресле сумку. Селена с выразительным вздохом опустилась рядом. В руке она держала журнал «Пипл»[2 - Еженедельное американское издание о знаменитостях. – Прим. пер.], в глянцевых страницах которого собиралась следующие сорок минут прятаться от проблем.

– Трудный день? – спросила незнакомка. По выражению ее лица – изогнутым в полуулыбке полным губам, блеску темных глаз – казалось, будто она и без того обо всем знала. Будто она была свидетельницей произошедшего. Будто она успела оценить еще не прозвучавшую шутку.

Селена усмехнулась.

– Вы даже не представляете насколько.

Глава вторая

Энн

Это было ошибкой. С самого начала. Энн прекрасно понимала, что спать со своим боссом – плохая идея. Матерям стоило бы получше вбивать это в головы дочерей. Напоминать им тщательнее пережевывать пищу. Смотреть по сторонам, прежде чем переходить улицу. Не трахаться со своим начальником, каким бы горячим, богатым и обаятельным он ни был. Но едва ли мать Энн научила ее чему-нибудь полезному.

Результатов правильного воспитания, во всяком случае, не наблюдалось. Она снова совершала ту же самую ошибку. Стояла в угловом кабинете своего босса, перегнувшись через диван. Из окон открывался великолепный вид на забрызганный огнями город. Она старалась наслаждаться происходящим. Но, как это часто бывало, находилась в некоторой прострации – не забывая при этом издавать все ожидаемые от нее звуки. Она умела симулировать.

– О боже, Энн, какая же ты горячая! – простонал он, вколачиваясь в нее.

Поначалу она приняла его ухаживания за шутку – или недоразумение. Впервые он проявил к ней интерес во время их совместной командировки в Вашингтон, куда они прилетели на ужин с важным клиентом, который подумывал покинуть инвестиционную фирму. На обратном пути в отель – в такси – Хью, разговаривая по телефону с женой, положил руку на колено Энн. Он даже не посмотрел на нее, и Энн решила, что этот жест был результатом простой рассеянности. Вполне на него похоже – сумасбродства ему было не занимать. Он казался неподобающе привязчивым и фамильярным. И рассеянным.

Рука Хью скользнула вверх по ее бедру. Энн притихла. Она чувствовала себя загнанной в угол жертвой. Хью закончил разговор, и она ожидала, что он отдернет руку и, ужаснувшись подобной неловкости, проговорит что-нибудь вроде:

– Ох, прости меня, Энн…

Но нет. Вместо этого его рука поползла выше.

– Я ведь правильно истолковал твои сигналы? – поинтересовался он, понизив голос.

Да уж. Большинство людей подумало бы: «Бедная Энн! Боится потерять работу – вот и идет на поводу у этого чудовища».

Но Энн отличалась от большинства. Она спрашивала себя: «Как бы обернуть ситуацию в свою пользу?»

Она всего лишь старалась хорошо выполнять свою работу. Во всех смыслах. Но папуля оказался прав и в этом: если поводья не в твоих руках – возможно, они на тебе.

Неужели она подсознательно подавала ему сигналы? Вероятно. Более чем. Может быть, и тут папуля не прогадал: убежать от собственной сути не выйдет, сколько ни старайся.

В такси они целовались с энтузиазмом подвыпивших выпускников, но вестибюль «Ритца»[3 - Речь идет о сети элитных отелей «Ритц Карлтон». – Прим. пер.] преодолели, соблюдая нормы приличия. Когда они оказались у номера Энн, он снова дал себе волю и прижал ее к двери. Не зря она в тот день надела сексуальное нижнее белье и побрила ноги.

В ту ночь она подарила Хью – жилистому, подтянутому, с волосами, уже посеребренными проседью, – лучший секс в его жизни. За ней последовали другие ночи – множество ночей. Ему нравилось, когда она была сверху. Он оказался чутким любовником.

– Тебе хорошо? Ты в порядке? – постоянно интересовался Хью.

Однажды он даже признался:

– Мы с Кейт женаты очень давно. И не справляемся с нашими… аппетитами.

Как будто Энн волновал его брак.

Вообще-то, она не верила в существование того, что многие так высоко ценили. Верность – серьезно? Всю жизнь хотеть одного-единственного человека? Не верила в брак – за всю историю людям едва ли удалось придумать что-то, еще более обреченное на крах. Разбитые надежды, заржавелые жизни – вот и все, что можно было выгадать у алтаря. В конце концов, они мало чем отличались от зверей. Все до единого были гонимыми инстинктивной похотью дикими животными. Такими были мужчины. Такими же были и женщины. Общество все еще не развалилось только благодаря скрепляющей его тончайшей паутине совершенно произвольных законов и моралей – подвижных и изменчивых вне зависимости от того, как сильно люди цеплялись за них. Упорядоченный мир расшатывало стремление к природному хаосу.

Энн не ожидала, что Хью влюбится в нее, и уж точно не пыталась его к этому подтолкнуть. Говорила она редко. По большей части слушала, кивая и поддакивая. Если он и заметил, что она почти ничего не рассказывала о себе, то промолчал. Влюбиться в Энн – и усложнить ситуацию – это ему не помешало.

Хью кончил, навалился на нее, обнял за талию. Он плакал. Секс часто пробивал его на эмоции. Обычно Энн было все равно, но рыдания могли сбить даже самый позитивный настрой. Она попыталась приподняться – и он отпустил ее, но снова заключил в объятия, едва Энн успела одернуть юбку.

Какое-то время она обнимала его в ответ, потом, чуть отстранившись, вытерла с его лица слезы и прижалась губами к глазам. Она знала, что именно в этом он сейчас нуждался. У нее был особый дар: она всегда понимала, чего хотят люди – по-настоящему хотят, в самой глубине души, и в течение некоторого времени услужливо воплощала их надежды. Поэтому Хью и влюбился – как влюбился бы любой другой, оказавшись на его месте. Ему нравилось получать желаемое – даже тогда, когда он сам понятия не имел, чего же хочет.

Наконец он отошел. Энн вгляделась в свое призрачное отражение в темном окне. Стерла размазавшуюся помаду.