Экспресс на 19:45

Стекло стало непроницаемым – Селена различала в нем лишь тусклое отражение лица незнакомки. В вагоне осталось всего несколько человек. Многие, как догадалась Селена, ушли на поиски альтернативных транспортных средств. Теперь она могла бы пересесть на другое место – так им обеим было бы комфортнее. Но она боялась показаться невежливой.

Ее лицо…

Что же в нем было такого?

Высокие, четко очерченные скулы. Бездонные темные глаза. Чувственные губы, изогнутые в сладострастной полуулыбке. Селена хотела было завязать вежливую беседу, но соседка опередила ее. Поначалу Селена даже не расслышала ее шепота. Вспоминая впоследствии эту их первую встречу, она, как ни пыталась, так и не смогла объяснить себе, почему произошло то, что произошло.

Вероятно, между ними образовалась странная глубинная связь – из тех, которые обычно застают врасплох, словно неожиданно вмешавшаяся влюбленность. А может быть, сказалась задержка поезда, застивший вагон полумрак и бессилие, с которым они ожидали отправления.

Женщинам не чужда была мгновенная близость. Селена и сама не раз сталкивалась с подобным. Чтобы узнать друг друга, хватало взгляда. Превращение наивной девочки в женщину, близкие каждой надежды и мечты, бесплодность усилий ради их достижения, победы, оборачивающиеся вовсе не желанными результатами, никем не подаренные хрустальные туфельки, невстреченные Прекрасные Принцы, сложные прически, после которых раскалывается голова, слишком туго стянутые волосы, вгрызающиеся в кожу заколки, разочарования, принятие реальности, счастливые воспоминания о настоящей любви, о преданной дружбе, о рождении детей – все это можно было прочесть в глазах совершенно незнакомой женщины. Какой путь она прошла, как изменилась, преодолевая раскиданные на нем мирозданием – обладавшим весьма незаурядным чувством юмора – уступы и обрывы.

– Ты когда-нибудь жалела о своих поступках? – повторила женщина.

Она говорила очень тихо, почти шепотом. Это могли быть просто мысли вслух – Селена, например, частенько вела беседы сама с собой. Душевные беседы в душевой.

– С кем ты разговариваешь? – недавно поинтересовался Оливер – он был старше и любопытнее брата.

– Сама с собой, – призналась она.

– Странная ты.

В собственном лице она всегда находила заинтересованного слушателя и всезнающего психотерапевта, от которого нередко получала отличные советы.

– Да, – ответила Селена незнакомке. – Конечно, жалела.

За жизнь – с самого детства – накопилось немало таких вещей. Она жалела, что в пятом классе не пригласила Марти Джаспер на свой день рождения. Марти была чудаковатой, порой даже неприятной. Дети избегали ее. Они не дружили, но Селена раскаивалась, что не позвала ее – не проявила участия. Она жалела, что на спор рассталась с девственностью, потеряв в итоге лучшую подругу. Жалела о том, что в колледже неоднократно проводила ночи в чужой постели – без обязательств, зато со всеми присущими подобным приключениям рисками и опасностями. Жалела – еще как! – о своем бывшем, Уилле, за которого, все думали, она выйдет замуж. Жалела, что мало кормила грудью, и дети – как знать, не из-за этого ли? – выросли привередами. Жалела о многом – ее переживаний хватило бы на целую книгу.

– Я сплю со своим боссом, – выпалила женщина.

– Ох, – отозвалась Селена, не ожидавшая подобного откровения, но и не удивленная им. – Так вот в чем дело.

В прошлом году ее близкая подруга Леона переспала с боссом. Он был женат, она – замужем. Страшная неразбериха.

– Если я порву с ним, – продолжала ее соседка, – ситуация может стать только хуже. Он хочет уйти от жены – ко мне.

– Ого! – Селена заинтересованно подалась вперед. Она почувствовала какое-то скабрезное удовольствие – восхитительную возможность сбежать от собственной драмы.

– Его жена владеет компанией, – рассказывала женщина, – в которой мы оба работаем.

Селена хмыкнула и покивала. Она не могла подобрать слов. Иногда достаточно было выслушать. Нередко людям просто хотелось выговориться – когда многое накопилось, когда уже не хватало сил держать все в себе, но имелся миллион причин не делиться переживаниями с близкими. Потому-то люди и шли со своими проблемами к барменам и парикмахерам.

Порой незнакомцы могли стать единственной в жизни отдушиной.

Женщина повернулась и взглянула на Селену в полумраке замершего вагона.

– Простите меня, – проговорила она, широко распахнув глаза и прикрыв рот рукой. – И что на меня нашло…

– Очевидно, – по-матерински понимающе отозвалась Селена, – вам нужно было выговориться.

Селена знала, каково это. Она никому не рассказывала о Грэме. Ни матери, ни сестре, ни Бет. Боль сдавливала грудь, жгла изнутри. Выпустить ее стало бы непревзойденным облегчением. Но как она могла кому-то пожаловаться? В глазах окружающих их союз был сказкой – с любовью с первого взгляда и непременным «долго и счастливо». Все им завидовали – а они скатились в жалкую, убогую реальность. Сломались – возможно, непоправимо.

Поезд по-прежнему не двигался. Селена чувствовала, как вместе с расплывающейся за окнами темнотой сгущалось ее отчаяние. Царящая в вагоне тишина угнетала.

– Я Марта, – представилась женщина, протягивая ей руку.

– Селена. – На ощупь ладонь Марты была прохладной и нежной, но рукопожатие оказалось крепким.

Порывшись в сумке, Марта выудила оттуда две крохотные – такие бывают в мини-барах – бутылки водки и протянула одну Селене. Та с улыбкой приняла угощение. Марта напомнила ей лучшую подругу Бет, у которой был целый запас миниатюрных флакончиков: шампуней, увлажняющих кремов, антисептиков, ополаскивателей для ротовой полости и, конечно, бутылочек с выпивкой. Она затаривалась в отелях, складывая добычу в чемоданы и сумки. Что бы кто ни попросил: иголку с ниткой, расческу, освежитель дыхания, лосьон, – Бет непременно находила в гигантской сумке, которую повсюду таскала с собой.

Марта откупорила бутылочку. Поколебавшись, Селена последовала ее примеру.

– За хорошее окончание дерьмового дня, – предложила Марта. Они чокнулись. Селена огляделась в поисках проводника: насколько она знала, распивать алкогольные напитки в поездах запрещалось. Она почувствовала радостное возбуждение, которое всегда испытывала, нарушая правила.

– За него! – поддержала тост Селена.

Она почувствовала, что глоток теплой водки сразу же зарумянил ее щеки. Второй принес желанное облегчение. Погрузившийся в сумрак поезд, казалось, и не думал оживать. Некоторые пассажиры вполголоса переговаривались по телефонам. Через проход от них, положив голову на свернутую куртку, дремал мужчина.

Селена достала завибрировавший в кармане телефон. Входящий вызов оказался видеозвонком.

– Нужно ответить, – пояснила она, протягивая выпивку обратно. Марта кивнула и взяла у нее бутылочку.

Она ткнула кнопку приема вызова, и на экране появились лица ее мальчиков, кучкующихся, чтобы влезть в кадр. Убавив громкость, она поднялась и вышла в тамбур.

– Мама! – воскликнул Оливер. – Ты где?

– Застряла в поезде, дружок, – тихо ответила она. – Увы. Почитали на ночь?

– Папа читал «Мальчика, у которого было слишком много игрушек», – отчитался Оливер.

– Опять, – вмешался Стивен.

Дети не очень любили, когда им читал Грэм. Он делал это без должного энтузиазма, ограничиваясь одной – выбранной им самим – книгой. На обсуждение его выбор не выносился. Селена же читала им целый час – те истории, которые они сами хотели слышать. После этого она нередко оставалась лежать на полу в их комнате, ожидая, пока мальчики уснут. Иногда даже задремывала, и Грэму приходилось ее будить.

– Как вернусь – обязательно зайду к вам и поцелую, – пообещала она. – Надеюсь, я не слишком тут задержусь.

Она снова поискала взглядом проводника или кого-нибудь еще, кто мог бы прояснить ситуацию, но персонал словно испарился. Какого черта они вообще стояли?

Стивен, белобрысый и временно лишенный двух передних зубов, начал рассказывать о мальчике из садика, который сначала взял ножницы и обрезал себе челку, а потом, когда пришло время собираться домой, принялся рыдать. Оливер жаловался на невкусный полдник и просил, чтобы завтра ему дали с собой изюма.

– Ладно, парни, – наконец прервал их Грэм. – Пора спать.

Невзирая на протесты, он забрал у сыновей телефон.

– Я люблю тебя, мама! – в унисон закричали дети.

– И я вас люблю, мальчики! – ответила она. – Я скоро.

– А меня? – спросил Грэм, влезая в кадр, – темноглазый, небритый, взъерошенный, с кривым носом, неправильно сросшимся после полученной в ходе футбольного матча травмы, и этой своей дьявольски распутной улыбкой. – Меня любишь?