Громкое дело

Анника остолбенела. Ингвар, ее отец, был профсоюзным боссом на заводе в Хеллефорснесе, чем очень гордился, но это нисколько не помогло, когда в конце восьмидесятых данная деятельность стала невыгодной. Он начал давать волю языку и вылетел с работы вместе с сотней других, и в результате его страсть к алкоголю зашла слишком далеко. Он замерз насмерть в сугробе у дороги на Гранхед, перед развилкой на Таллхёбадет, когда Аннике было восемнадцать.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

Статс-секретарь с аппетитом жевал.

– Ролле, – сказал он и отодвинул в сторону тарелку. – У тебя есть ее номер? Ну, Дорис Самуэльссон?

– Он в телефонной книге под именем «Динозавр», – сказала Анника, протянула свой рабочий мобильник и вышла с тарелкой на кухню. Она была чистой, несмотря на отсутствие трюфелей в макаронах. Из гостиной до нее донеслись звуки нажатия на дисплей супертелефона.

– Госпожа Дорис Самуэльссон? Да, добрый вечер, меня зовут Джимми Халениус, я – статс-секретарь министерства юстиции… Да, именно, шеф Томаса… Извините, что я звоню так поздно, но у меня печальное сообщение…

Анника стояла около микроволновки и сжимала в руках мочалку для мытья посуды все время, пока Халениус говорил. После этого ее руки приобрели неприятный запах, и ей пришлось воспользоваться моющими средствами, чтобы избавиться от него.

– Наверное, она восприняла случившееся не лучшим образом? – спросила Анника и поставила тарелку с шоколадным пирожным на придиванный столик.

– Не особенно. Сама приготовила?

Почему его голос звучал так удивленно?

– А малина и сливки?

– Сейчас.

Она взбила сливки и разморозила ягоды в микроволновке и поставила все туда же на столик, а потом села на диван.

– Тебе тоже надо позвонить матери, не так ли?

– Будет очень странно, если она узнает все из средств массовой информации.

Анника сделала глубокий вдох, взяла свой рабочий телефон и набрала номер из детства. Он никогда не менялся.

Она слышала удары собственного сердца, заглушавшие все иные звуки, пока ждала.

– Мама? Это Анника. Как ты себя чувствуешь?

Ответ утонул в шуме ее собственного пульса. Она услышала что-то об ишиасе и выплатах из страховой кассы, которые не переводили вовремя.

– Мама, – перебила она, – у нас неприятности. Томас исчез в Африке.

На другом конце линии воцарилась тишина.

– Как исчез? – спросила мама. – Смылся куда-то с какой-то негритянкой?

Сейчас она поняла по голосу, что мать не совсем трезва.

– Нет, мама, его похитили. Нам пока еще неизвестно, насколько все серьезно, но я подумала, ты должна знать…

– Похитили? Как того миллионера? И почему же? У вас же нет денег!

Анника зажмурилась и положила руку на глаза. Она не представляла, кого мать имела в виду.

– Мама, – сказала Анника, – не могли бы дети побыть у тебя в выходные? Я не знаю, сколько времени это займет, но я буду занята в ближайшие дни…

Женщина на другом конце линии пробормотала что-то в трубку.

– Это очень помогло бы…

– Похитили?

– Вместе с шестью другими делегатами конференции по безопасности в Найроби. Насколько мы знаем, он не ранен. У тебя есть возможность позаботиться о Калле и Эллен? Только в один из этих дней, пожалуй…

– Ничего не выйдет, – сказала мать. – У меня Дестини.

Анника моргнула.

– Что?..

– Биргитта подрабатывает в «Ретт Прис» по выходным. Мне приходится опекать Де-э-стини.

У Барбры началась пьяная икота. А годовалую дочь сестры явно звали Дестини, бедная маленькая девочка.

– Но, – сказала Анника, – у Биргитты ведь есть муж? Разве Стивен не в состоянии позаботиться о собственном ребенке?

Мать уронила что-то на пол. Кто-то выругался на заднем плане. У нее, пожалуй, появился новый мужчина.

– Послушай, – буркнула мать в трубку, – мне н-надо идти. И потом ты должна извиниться перед Биргиттой.

– Конечно, мама, – сказала она. – Пока.

Анника закончила разговор и опустила мобильный телефон. В ее глазах стояли слезы.

– Наверное, очень стыдно, когда мама не любит тебя? – спросила она сдавленным голосом.

– Да, – сказал Халениус. – И особенно когда тебя не любят родные дети.

Анника рассмеялась.

– А это не сцена из какого-то фильма?

Халениус улыбнулся.

– Ну да, – сказал он, – со Свеном Бертилем Таубе в главной роли.

А через секунду зазвонил телефон.

Они вытащили нас наружу, и начали с меня.

Было совершенно темно. Даже луна не светила. Нигде не горел костер. Они волокли меня под руки и за ноги, точно так же, как француза, и если раньше я пребывал в полной неизвестности относительно моих перспектив на будущее, то сейчас к этому добавился пугающий оттенок. Я чуть не потерял сознание от страха, и по той же причине мой желудок расслабился настолько, что остатки его содержимого с шумом вырвались наружу. Мне показалось или я в самом деле видел, как лезвия ножей блеснули в темноте? Нет, наверное, зрение все же не обмануло меня, поскольку пластиковый ремешок перестал давить на мои ноги, кто-то стащил с меня брюки и вылил мне в промежность ведро воды. Холодной, но она все равно как огнем обожгла мою израненную кожу. Однако я не закричал, ведь это было не разрешено, no allowed, так сказал Кионгози Уюмла, и любые разговоры, кстати, также. Онемевшие, мы лежали вплотную друг к другу, и только шумное дыхание датчанина слышалось в темноте.