Громкое дело

Температура ночью быстро упала. И вскоре наши зубы выбивали барабанную дробь.

Один из охранников, я не видел, кто именно, протянул мне кусок клетчатой материи, и я накрутил его на себя вместо брюк. Рубашку мне удалось сохранить. Ту, которую я выбирал с особой тщательностью утром перед тем, как мы полетели в Либой, светло-розовую с легким блеском. Ее еще очень не любит Анника, по ее словам, она из гардероба педиков. «Ты не мог бы не надевать сегодня свою гейскую рубашку?» – с улыбкой говорит она обычно. Потом мне пришлось идти в другой конец маниатты, и меня закрыли в другой хижине, гораздо меньшей по размерам, и пахло там совсем иначе. В ней явно никогда не было никакого очага. Когда я касался плоских стен, звук получался резкий и металлический. И отсутствовала дыра в потолке.

Они связали мне ноги снова. И вероятно, я отключился на время, поскольку, когда очнулся снова, рядом со мной лежали датчанин Пер, и румын, имени которого я не знал, и испанец Алваро. Они отделили от нас женщин.

Пер по-прежнему тяжело дышал.

Теперь нас, мужчин, осталось четверо.

– Сорок миллионов долларов, их надо заплатить в Найроби завтра рано утром, – сказал Джимми Халениус и сел в кресло перед Анникой.

Она закрыла лицо руками.

– Это вовсе не катастрофа, – продолжил статс-секретарь. – Мы хотели иметь контакт, сейчас он у нас есть.

Он говорил спокойно, деловым тоном.

Анника опустила руки и попыталась восстановить дыхание.

– Та же самая сумма, как и у испанца.

– Я объяснил, что семье неоткуда взять такие большие деньги, и уж тем более в столь короткий срок. Мужчина говорил без ошибок, на восточноафриканском английском. Высшее образование, я бы сказал. Требования были абсолютно неприемлемые, и он это знал. Я спросил, как чувствует себя Томас, но парень не ответил…

Анника подняла на него глаза.

– Кем ты представился?

– Коллегой и другом семьи.

– Не работодателем?

– Формально шведское правительство не участвует в этом.

Анника смотрела в окно. Ночное небо было красным из-за огней городской иллюминации со своеобразным оттенком, который придавал ему загрязненный воздух.

– Что еще он сказал?

Халениус с сомнением посмотрел на нее.

– Томас умрет, если выкуп не будет доставлен завтра до десяти ноль-ноль местного времени. Послушаешь запись?

Она покачала головой.

Он взял ее за руку.

– На это уйдет какое-то время. Большинство историй с похищением обычно продолжаются от шести до шестидесяти дней. Возможно, тебе придется заплатить за его освобождение.

Анника высвободила руку.

– И полиция не может ничего сделать? – спросила она.

– У Интерпола в Брюсселе есть формат JIT, Joint Investigation Team[10 - Сводная следственная группа (англ.).], они соберут и подытожат информацию обо всех случаях и передадут ее дальше во все заинтересованные инстанции. Государственная криминальная полиция направляет двух человек в Найроби для координации действий с местными властями, они будут работать через шведское посольство. Наше министерство выделяет Ханса и Ханса Эрика.

Анника кивнула, знала, что шведская полиция не может официально действовать в другой стране.

– А кенийская полиция?

Халениус сидел молча несколько мгновений.

– Кенийская полиция известна своими изнасилованиями и своей коррупцией. Я был там на Рождество несколько лет назад, и тогда, по их информации, они собирались провести облаву с целью изъятия незаконно находящегося у населения оружия на северо-западе Кении. И из всей той части страны сразу как ветром сдуло женщин и детей. Просто полиция обычно насилует всех, кто попадает им под руку при рейдах такого типа. Это приводит к ужасным проблемам, поскольку многие стражи порядка больны СПИДом, и, когда женщина оказывается изнасилованной, от нее отказывается собственный муж. Если мы сами выйдем на контакт и привлечем кенийскую полицию, очень велик риск, что они потребуют часть суммы выкупа. Тогда все получится опаснее и дороже…

Анника замахала рукой:

– Никакой кенийской полиции. А сомалийская?

– В Сомали фактически нет правительства и государственного управления начиная с 1991 года. Там имеется структура под названием Somali Police Force, но я не знаю, осуществляют ли они какую-то деятельность.

Анника потерла руки о колени.

– Мы поговорим с парой других организаций тоже, – продолжил Халениус, – но тебе необходимо оценить свои возможности. Мы можем оказаться в ситуации, когда ты будешь вынуждена заплатить выкуп. У тебя есть какие-то средства?

Она посмотрела в сторону комнаты детей.

– Страховые деньги от виллы в Юрсхольме.

Им все выплатили наконец почти через два года после пожара. Чуть больше шести миллионов крон лежали на счете в Хандельсбанке, это ведь едва ли миллион долларов. У нее имелись целых две сотни тысяч на другом счете, деньги, которые ей удалось сэкономить за год в США.

– Преступники дадут о себе знать самое раннее только завтра вечером. Но если нет возражений, я приду снова, как только проснусь. Необходимо кое-что приготовить.

– А тебе разве не надо заниматься работой? – спросила Анника.

– Ну да, – сказал он. – Именно это я и делаю.

Вешалка загремела, когда он снял свою куртку. Анника тяжело поднялась с дивана и встала в двери в прихожую. Халениус выглядел усталым. Его шевелюра казалась еще более редкой, чем она представляла себе.

– А что именно надо приготовить?

Он почесал голову так, что каштановые пряди волос встали торчком.

– Здесь все в принципе зависит от твоего желания, захочешь ты сама делать остальное или получать помощь от нас.

Анника почувствовала, как на нее нахлынула волна паники.

– Не сама, – сказала она.

Халениус кивнул.

– Нам надо организовать некий центр, где мы сможем работать, с оборудованием и всем необходимым…