Не переходи дорогу волку: когда в твоем доме живет чудовище
Лиза Николидакис
Tok. Не говори никому. Про жуткие семейные тайны
В свой 27-й день рождения Лиза узнает из новостей: в доме, где со своей новой семьей жил ее отец, нашли три трупа. Все застрелены из отцовского ружья. В течение нескольких часов Лиза пытается выяснить, чьи именно тела обнаружены.
Если среди них есть отец, это значит, что она наконец в безопасности? Если отец убил свою новую жену и ее детей, виновата ли Лиза в их смерти? Ведь она никому никогда не говорила, что ее отец на самом деле – чудовище.
Почему ее отец стал таким? Как справиться с ужасами прошлого, повлиявшими на всю твою жизнь? В поисках ответов Лиза отправляется в Грецию, чтобы найти семью своего отца – и ответы на свои вопросы. «Не переходи дорогу волку» – это бесстрашные мемуары о детской травме, чувстве вины, примирении с прошлым и обретении силы.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Лиза Николидакис
Не переходи дорогу волку: когда в твоем доме живет чудовище
Посвящаю своему отцу: ????????? ?????.
Наконец-то это закончилось.
© Гурин О. П., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Lisa Nikolidakis
No One Crosses the Wolf: A Memoir
Copyright © Lisa Nikolidakis, 2022
This edition published by arrangement with Massie & McQuilkin Literary Agents and Synopsis Literary Agency
От автора
Мемуары вечно запутанны и извилисты, их восприятие осложнено нашими предубеждениями и склонностью ошибаться. В этой книге я излагаю свою правду – эмоциональную правду о своем опыте. У других людей, которые появятся на страницах этой книги, может быть другая точка зрения – в конце концов опыт субъективен. Я же задавалась целью описать правду такой, какой я ее вижу.
Имена и образы некоторых людей в этой книге изменены, чтобы сохранить право на их личную жизнь.
Ты от меня не отделаешься.
PJ Harvey
Предисловие
В 2003 году раздался звонок, который разбил мою жизнь вдребезги. Мой младший брат Майк уже дважды назвал мое имя, но когда я взяла трубку, то слышала только пустое эхо собственного голоса, щелчки и бесполезные помехи. Я решила, что связь плохая. Рядом со мной звучал стук, будто ногти барабанили по поверхности стола – это моя гончая собака по имени Данте перебирала во сне своими короткими лапами и стучала при этом по спинке дивана, обитого кожзамом. Майк назвал мое имя в третий раз. Я потянулась сидя и бросила в трубку:
– Это я, мудила. Чего тебе?
– Мне кажется, папу убили, – медленно ответил он.
Казалось, его голос расколот надвое, он звучал одновременно и высоко, и низко, как будто внутри у него сидели два человека и боролись между собой за то, кому из них сейчас управлять его голосовыми связками.
Меня затрясло: мышцы скрутило, все в моем теле задрожало, заходило ходуном. Старая жестокость, спавшая глубоко внутри, вновь проснулась. Я встала, думая, что стоя смогу успокоиться, но куда там – я только покачивалась, описывая в воздухе небольшие неровные круги, и чувствовала, как мной овладевает знакомое чувство парения.
Под моими ногами лежал ветхий бежевый коврик.
Почему я не чувствовала его плотную пыльную поверхность?
Все перед глазами повело, происходящее вокруг мигом потускнело. Исчезли звуки автомобильных гудков и сигнализации, гул кондиционера в комнате, запах недавно сваренного кофе. Даже стук лап Данте стал незаметен. Когда-то в детстве – мне было пять, может, шесть лет – я была уверена, что парю в воздухе нашего старого дома между диваном и креслом, и рухнула на пол, когда звуки шагов моего отца резко заставили меня отвлечься. Во время того парения, которое я сама себе придумала, хотя это чувство было очень ярким, мне было легко и весело. Но сейчас, в моей комнате, ощущения были другими; связи только-только начали разрушаться, хотя я еще этого не понимала.
– В смысле убили? – спросила я.
– Не знаю, – сказал он. – Я пришел к нему домой, и там было полно копов, они отвели меня в участок. Я был там где-то час, сидел в приемной с парой придурков из старшей школы, и они говорили мне, какая крутая у меня была группа.
Я не помню, чтобы его голос звучал так надтреснуто с тех пор, как он был долговязым малолеткой. Я хотела вернуть Майка на десять лет назад, в то безмятежное время, когда он ржал над сериями «Бивиса и Баттхеда» и постоянно издавал звуки металлических аккордов на своем «фендере» – то есть раньше, чем полиция пришла домой к нашему отцу, чем было сказано вслух это уродливое спотыкающееся слово «убили». Вернуть Майка в то время, когда он был еще достаточно маленьким, чтобы не знать, на что способен наш отец.
– Ты за рулем? – спросила я. – Езжай сюда, пока в аварию не попал.
– Я буду минут через десять. – Он сделал паузу. – Лиз, копы сказали не включать новости.
Я положила трубку и потянулась за пультом.
Картинка на моем древнем телике «Сони» стала четкой, отобразив красные, желтые и оранжевые пятна на темно-синем фоне, как будто что-то горело на воде. Ураган «Изабель» кружился в двухстах милях от побережья Каролинских островов и волновал Атлантику, решая, направляться ли в сторону суши. Мне было все равно, разрушит ли стихия все вокруг. Я хотела, чтобы ведущие новостей сказали о чем-то по-настоящему важном, что вернуло бы меня в этот мир. Я должна была узнать, что случилось.
Ведущая в пурпурном пиджаке раздавала советы: «Запаситесь водой и батарейками. Займите самую безопасную комнату в доме. Проверьте свой набор для оказания первой помощи».
Мой набор для оказания первой помощи был полон бухла. Ночью накануне того звонка я праздновала наступление своих двадцати семи лет с лучшими друзьями «Гиннессом» и «Джемесоном» и все утро расплачивалась за это болью в висках. Полностью отойти мне удалось во второй половине дня, но затем позвонил Майк.
Я уставилась в экран, чувствуя пустоту, н е в е с о м о с т ь.
Сколько раз я мечтала, чтобы мой отец умер? В восьмом классе я каждый день прижималась лбом к заляпанному стеклу школьного автобуса и придумывала ему разные страшные кары, пока мимо проносились пейзажи. Пусть приливом его занесет прямо в зияющую пасть акулы. Пусть в его сувлаки вместо орегано окажется ядовитый болиголов. Пусть в его машину врежется метеорит, и перекресток, на котором он ждал переключения сигнала светофора, превратится в дымящийся черный кратер. Я хотела, чтобы его не стало, но виноват в этом должен был быть некий внешний источник. Если я, наоборот, думала, как сделать это самой, если мои желания становились слишком реалистичными или личными, то чувство вины становилось непереносимым.
И все же меня трясло. Дрожали руки, тончайшая кожа под глазами, мышцы rectus femoris, которые соединяют бедра с коленями. Rectus. С латыни это переводится как «соответствующий» или «прямой», как будто дрожание этих мышц было соответствующей реакцией, самым прямым направлением, по которому тело должно было двигаться, испытывая шок.
Я сделала два коротких звонка – один в «Вуд», бар, который я ненавидела, но работала там, а другой Мэтту, парню, с которым я встречалась семь лет. Я собиралась солгать своему шефу, но, когда он ответил, та же реплика, которую проговорил до этого Майк, вырвалась у меня наружу одним склеившимся словом: «Мнекажетсяпапуубили». Я попросила шефа никому не рассказывать, а затем положила трубку. Дальше был Мэтт. Когда я дозвонилась по номеру сетевого магазина для художников, где он работал, мне пришлось ждать на линии, и я пережевывала слово «убили», пока чересчур восторженный записанный голос в трубке благодарил меня за звонок. Я представляла себе, как Мэтт облокотился на стойку, окруженный холстами, и убеждает кого-то приобрести для своего полотна профессиональную раму, а его темные волосы собраны в расслабленный хвост. Он одет в черную футболку и рваные джинсы – в униформу художников по всему миру. Когда он, наконец, ответил, его голос напоминал мягкое поглаживание костяшками пальцев по моей щеке. Я завидовала ему. Он сидел там в предвкушении, посреди своего тусклого и обыденного дня.
– Малыш, мне тяжело это говорить, но мне кажется, что моего папу убили.
При этом я прошла в свою комнату.
– Что? Как? В каком смысле?
– Я не знаю. Это мне Майк сказал. Он едет сюда.
Одна часть меня хорошо понимала, что я сейчас в своей комнате, но другая часть меня парила где-то далеко отсюда.
Мэтт немного помолчал, а потом спросил:
– Хочешь, я приеду к тебе?