I DRAMA. Когда я не согласилась с правдой

И пока моё тело лежит в тёплой луже собственной крови на холодном бетонном полу, мой призрак перенёсся на два месяца назад, когда было ещё жаркое лето. Дима предложил поехать на пляж в тот день. Он сказал:

– Там будут мои друзья.

– Хорошо, поехали, – ответила я.

Я взяла с собой купальник и книгу. Когда мы приехали, я увидела Аню.

– Серьёзно? – спрашиваю я.

– Я не знал, что она здесь. Это проблема?

– Нет.

Иногда «нет» это «да». Мы подходим к шумной компании его друзей. Если быть откровенной, я не люблю такие компании. Это странно звучит, ведь я всегда вливаюсь в любую тусовку. В тусовку наркоманов. В тусовку интеллектуалов. В тусовку успешных. В тусовку неудачников. Я – хамелеон. Это моя защитная реакция. Я не люблю большие компании, и именно поэтому я их душа. Их больная душа. Я в замкнутом круге своего вранья. Так работают зеркальные нейроны. Уж не знаю, как так вышло, но мои зеркальные нейроны работают лучше остальных. Общаясь с человеком, я невольно перенимаю его стиль речи, интонацию и даже мимику. Я повторюсь – невольно. Ненавижу это. Когда мой собеседник выражает свою позицию по какому-то вопросу, я чувствую, что согласна с ним. В этот момент я воспринимаю услышанное из позиции своего собеседника. Я его понимаю на уровне зеркальных нейронов. Это, безусловно, даёт мне власть над ним, я прекрасно понимаю, кто он, но порой я не понимаю, кто я. Иногда мнения, с которыми я соглашаюсь, полярно разнятся, и я не могу понять, кто я в действительности, какое мнение действительно моё? Я – компиляция множества копий когда-либо повстречавшихся мне людей. Я – все они и никто одновременно.

Я. Вижу. Вас. Всех. Насквозь. Но не вижу себя.

– Какие люди! Привет!

Его бывшая подходит и обнимает его. На ней белая майка и нет лифчика. Это очевидно. Я демонстративно закатываю глаза, а Дима хлопает её по плечу, не отпуская моей руки. Она трётся об него нарочито долго, и я выдираю руку из их сцепки, потому что это уже похоже на извращение.

– Пойду переоденусь в машине, дай, пожалуйста, ключ, – говорю я Диме, чтобы уберечь свои глаза от жалкого зрелища, когда женщина, не знающая слова «гордость», висит на парне, который предпочёл ей меня.

– Я тоже переоденусь в твоей машине, ты же не против? – спрашивает она Диму, не замечая меня. Сука.

Дима хмыкает, едва заметно пожав плечами, и протягивает мне ключ от своей BMW. Я нажимаю на кнопку. Пик-пик. Она, эта богиня-тварь со своими сиськами, садится сзади. Я по-хозяйски сажусь за руль. Это так символично. Не знаю, зачем я влезла в эту иерархическую гонку. Так себя ведут омеги. Доказывают другим омегам, что они не омеги. В доказательствах нуждается только то, что вызывает сомнения.

Я решила, что подожду, пока она переоденется и уйдёт, и я смогу остаться одна. Я решила, что прямо сейчас потерплю несколько минут, чтобы потом мне стало лучше. По-моему, так размышляют проститутки.

Закрываю глаза и представляю, как завожу машину, выжимаю педаль газа и направляю её вместе с этой сучкой на заднем сидении в озеро на полной скорости. Представляю, как выпрыгиваю в последний момент. Представляю, как утопила эту прилипалу в BMW своего парня. Представляю, как вся компания смотрит на это, открыв рты. Вот такая вот душа у этой компании. Ха. Я так погрузилась в свои фантазии, что случайно хихикнула, и Аня это услышала.

– Может, переоденемся по очереди?

Я смотрю на неё в зеркало заднего вида и закуриваю сигарету. Я не хочу курить, но это политический шаг. Мне можно, ей нельзя.

– У тебя выросло что-то новое с момента последней фотофиксации, Аня?

Я намекаю на её неактуальный фотосет с моим парнем, и выпускаю дым в зеркало, чтобы хоть на миг скрыть её лицо с моих глаз.

Она натянула треугольный лиф без чашечек цвета хаки. Ужасная, нелепая Аня.

Я ненавижу тебя, Аня.

Она выходит и направляется в сторону компании, оставляя меня с моими фантазиями наедине. Я представляю, как нажимаю педаль и сажаю её на капот BMW своего парня. Представляю, как вся компания смотрит на это, открыв рты. Вот такой я хамелеон.

Я чувствую сильную боль в районе левого полушария мозга, которое перерабатывает информацию логически и последовательно. Моё левое полушарие стремится создать историю из всего, что только что произошло. Отдельные факты упаковываются в причинно-следственные связи, когда на самом деле таковыми не являются. Я открываю глаза на пыльном бетонном полу и слышу, как на лестнице ворчит уборщица. Я не знаю, существует ли она на самом деле. Медленно встаю и собираю вещи, выпавшие из моей сумки, в надежде, что отбилась от дьявола. Ключ от дома моих родителей с брелоком в виде розовой машинки, телефон, кошелёк, пачка «Парламент», зажигалка и… и прозрачный пакетик с серой таблеткой, которая точно стала бы последней, если бы я кинула её себе в рот, а не в сумку. Из меня вылилось достаточно отравленной крови, чтобы я начала приходить в себя. Надеюсь.

Добравшись до очередной чёрной железной двери, я нажимаю на кнопку, подсвеченную красными светодиодами, и выхожу на улицу под сопровождающий писк открытия магнитного замка.

Мокрый осенний воздух не поможет мне прийти в себя. Из наркологических учебников я знаю, что бензодиазепины используют как антидот амфетамина, но я не могу вспомнить ни одного названия из препаратов этой группы. И я не уверена, что могу прийти в аптеку посреди ночи с кровью, стекающей по волосам, и попросить такой препарат, не угодив при этом в отделение милиции.

Я достаю телефон и пишу Диме сообщение, пока левое полушарие моего мозга складывает сегодняшний день в историю с доказательствами чего-то, о чём я узнаю только завтра, когда просплюсь. Уверена, что меня настигнет озарение. Это левое полушарие всегда делает так, как ему выгодно. И истории рассказывает, зачастую не имеющие отношения к реальности, но всегда абсолютно точно поддерживающие его стратегии выживания. Это когнитивное искажение называется предвзятость подтверждения. Мозг умеет не замечать факты, опровергающие сложившуюся картину реальности, и наоборот охотно подмечает те, что её подтверждают. Но пока этого не произошло, и факты остаются просто отдельными точками во временном отрезке, я набираю эти буквы, на что требуется пара столетий: «Помоги. Пожалуйста».

Я выхожу из тёмного пустынного заднего двора на освещённую парковку у главного входа в ад. Сейчас три часа ночи. С моим амфетаминовым психозом мне может привидеться дракон или сам чёрт, но остатки моего сознания понимают, что бояться стоит недружелюбных парней возле клуба. Раньше я их не замечала. Мы находились в разных мирах, в разных параллельных реальностях. Раньше я всегда была под защитой, а сейчас я беспомощна, как брошенный котёнок. Который вдобавок нажрался амфетаминов. Главное сейчас – притвориться трезвой.

– Тебя проводить? – нагло и, возможно, даже агрессивно спрашивает меня парень в чёрной куртке.

Может, это мой психоз, и парень просто хочет помочь.

Может, он увидел, что я неспособна себя контролировать, и хочет этим воспользоваться.

Может, он ангел.

Может, он чёрт.

– Мой парень ждёт меня на той стороне дороги, спасибо, —

отвечаю я.

Боюсь, что он услышал только:

– Рна гры гхамор наркыр.

Если бы Дима действительно приехал за мной, то стоял бы у выхода из клуба, а не на той стороне дороги. Если бы он был здесь, то у этого парня даже не возникло бы мысли подойти ко мне. Если бы сегодня, впервые за шесть месяцев нашей любви, он не написал мне, что «Сегодня не получится увидеться(», я бы вышла к нему с целыми коленями, головой и адекватным нейрональным захватом. Я хочу, чтобы вы поняли, что в этой точке, в этот самый момент я ненавижу себя за то, как сложилась эта ночь. Я ненавижу себя за то, что выпила три стакана рома, записав их на счёт своего парня, чтобы он узнал, что я была здесь. Я ненавижу себя за то, что на глазах у бармена согласилась пойти в чилаут со своим знакомым. Я ненавижу себя за то, что когда от меня делают шаг назад, я разворачиваюсь и бегу в обратном направлении, чтобы опередить эту ужасающую боль покинутого. Возможно, если бы я умела делать шаг навстречу, даже когда от меня делают шаг назад… Возможно, всё бы сложилось иначе. Но я не умею.

До дома идти пятнадцать минут быстрым шагом только при условии, что твои ноги не потеряли связь с моторной корой мозга, которая в адекватном своём состоянии отвечает за контроль, планирование и выполнение произвольных движений тела. Надо прости идти, других вариантов нет. Я выхожу на дорогу. В сумке завибрировал телефон и я с детской надеждой и воодушевлением опускаю руку за ним. Дима скажет, чтобы я зашла в клуб и сидела рядом с охранником Костей, пока он не приедет. Он позвонит Косте, как только поговорит со мной, и попросит приглядеть за мной. Я покорно просижу минут двадцать, прежде чем услышу родной скрип колёс, скользящих в заносе заднеприводной BMW с постоянно отключённой системой стабилизации. Я поклянусь ему своей жизнью, что больше никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушу его ультиматум. Я буду ползать перед ним на своих разбитых коленях, пока он не простит меня. Сейчас я рассуждаю так, потому что моё левое полушарие тормозит с историей, состоящей из причинно-следственных связей.

Дима, я люблю тебя. Потому что моё левое полушарие тормозит.

Я достаю телефон и разочарованно зажмуриваю глаза.

– Да, мам, – отвечаю я.

Мама слышит:

– Лна пыр.

– Быстро домой!

В этот момент я слышу вой мотора и поворачиваю голову в его сторону. Я что, стою посреди дороги? Красная «Тойота» с выключенными фарами несётся на меня. Потерявший бдительность дьявол по ошибке выпустил меня из своего филиала и вернулся за мной на машине цвета крови. Я замерла. По-моему, во мне полностью отшиблен инстинкт самосохранения. Такие особи не выживают в реальном мире. Я стою на месте как вкопанная и смотрю в тёмное блестящее лобовое стекло. Вот сейчас, через пару мгновений, дьявол возьмёт своё. Я снова вижу Диму, как всегда, в чёрном капюшоне. Он – кадр из фильма. Из моей личной драмы. Я так его люблю. «Тойота» со скрипом останавливается в полуметре от меня.

Не помню, как оказалась дома. Вставляю ключ в дверной замок, слышу, как Рекс уже устроил приветственный грохот. Мои ватные руки не могут повернуть ключ. Рекс, умоляю, заткнись там!

Мама открывает мне дверь:

– Что ты здесь возишься?!

– Ключ застрял. Ты чего не спишь?