Старый замок

Его брови нахмурились. Как сильно ты был бы доволен, если бы эта вилка находилась у тебя заднем проходе?! – подумал Виктор. Он не узнает, который час, а это значит, что не сможет считать минуты до пяти утра… Единственное занятие, которое было полезным в стенах жуткого заведения.

– Почему ты ненавидишь нас? – раздался женский голос.

В отличие от предыдущего оратора хозяйка голоса отличалась молодостью и красотой. При других обстоятельствах её глубокий вырез вызвал бы волну возбуждения, но сейчас она была такой же тварью, как и остальные зрители. Сейчас она заслуживала плевка в наглую рожу, а не затвердевшего члена.

– Потому что вы – мерзкие ублюдки, которые бесятся с жиру, – ответил Виктор, не раздумывая.

Он говорил медленно и тихо, выдавливая каждое слово. Зубы вилки напоминали о себе, вдавливаясь всё глубже и глубже в кожу. Виктор размышлял, способны ли они проткнуть кость, но боялся прийти к пугающему выводу.

– Почему ты не считаешь себя мерзким ублюдком?! Ведь унижения за деньги терпишь ты, а не мы, – последовал ожидаемый вопрос.

– Потому что я не знал, на что подписался, – ответил Виктор.

Зал взорвался хохотом.

«Быть может, они курят траву перед началом представления?!» – подумал Виктор, но вслух пожелал зрителям лопнуть от смеха.

19

– Расскажи о своих родителях, – раздался мужской голос.

Хозяин голоса был упитанным мужчиной средних лет. Золотые запонки, дорогие часы. Мужчина явно не страдал от недостатка средств.

«Зачем ему знать о моих родителях?», – подумал Виктор, но вслух произнёс следующее:

– Мои родители учились на одном потоке, в институте с экономическим уклоном. Думаю, название института не имеет значения. В те времена папа был двадцатилетним безмозглым придурком, у которого на уме только пьянки и девушки, впрочем, с возрастом приоритеты меняются не у многих. В институт его пристроил отец (мой дедушка), и все сессии папа сдавал за деньги.

Виктор перевёл дух. Публика с интересом слушала рассказ Виктора, и это означало лишь одно: историю родителей нужно закончить. Виктор облизнул пересохшие губы и продолжил:

– Мама, напротив, была отличницей и активисткой. Она готовилась к каждому экзамену с особой тщательностью. Не употребляла спиртное. Не курила. Редко встречалась с друзьями и подругами, да и близких приятелей у неё не было. Приходила домой не позже девяти вечера. В общем, была полной противоположностью отца. Такие, как он, не обращают внимания на таких, как она, но они поженились.

В воздухе повисла пауза.

– Как же они поняли, что любят друг друга? – спросил кто-то.

– Мне кажется, они до сих пор не разобрались в своих чувствах. Мама говорит, что отец испортил ей жизнь. Папа твердит то же самое. Однако они не спешат подавать на развод и выглядят счастливой семейной парой. Жёны друзей отца завидуют маме, потому что такова женская натура. Бабы всегда смотрят только на внешнюю красивую оболочку, игнорируя то, что находится внутри. Папа превратился в успешного маркетолога. Мама стала финансовым аналитиком, как и мечтала. А я… Я работаю менеджером по продажам автомобильных запчастей. Они так думают уже около года, и я не найду в себе сил признаться в том, что обманул их.

– Почему же они поженились?

– Потому что мама забеременела. Классическая причина поспешной свадьбы.

Виктор замолчал. Боль становилась настолько сильной, что невозможно терпеть. Зрители молчали. Они ждали подробностей истории, и Виктор продолжил, чтобы не получить новый подзатыльник:

– Папа и мама сходили на несколько свиданий, а потом выяснилось, что мама ждёт ребёнка. Ни мама, ни папа не хотели его появления, но консервативные родители приняли решение за них. Так появился я.

Зрители зааплодировали. Виктор заметил, что во время его рассказа никто не засмеялся. Даже бесящиеся с жиру твари понимали, что над родителями нельзя ржать, словно укуренные.

Впрочем, это их не оправдывало. Виктор ненавидел своих мучителей. Виктор ненавидел себя. Именно лень и жажда лёгких денег привели его сюда. Наступит утро, и он уйдёт. Уйдёт навсегда. Он устроится грузчиком. Он будет таскать тяжёлые коробки, пить водку с другими работягами, но не вернётся сюда.

– Сколько мне ещё терпеть эту проклятую вилку?! – спросил Виктор, и в его голос звучал как мольба.

Крис посмотрел на часы:

– Совсем немного, – ухмыльнулся палач.

20

Виктору казалось, что прошло не меньше двух часов, хотя на самом деле прошло менее часа. Несколько ничтожных минут, тянувших на вечность. Виктор не мог знать точного времени, но вилка еретика продолжала буравить тело уродливыми зубцами, а это значило, что испытание не закончено.

Крис предложил зрителям задать следующий вопрос.

– Пусть Вик расскажет про свой первый сексуальный опыт, – откликнулся кто-то.

Дамы захихикали, будто школьницы, которым на уроке половой грамотности объясняют, что такое прокладки.

– Я не буду рассказывать про это, – просипел Виктор.

– Будешь, или получишь оплеуху, – поставил ультиматум Крис.

Виктор вздохнул, и боль отозвалась эхом. Оплеуха крайне нежелательна, как и любое движение.

– Мой первый сексуальный опыт был с женой. В первую брачную ночь, – сказал Виктор.

Ладонь Криса коснулась щеки Виктора. Раздался хлопок. Голова Виктора склонилась на бок. Щека загорелась. Вилка, как и ожидалось, причинила невыносимую боль. Виктор поспешил принять исходное положение. Боль не утихала. Из глаз покатились слёзы. До сегодняшнего дня Виктор плакал последний раз в возрасте семи лет. Тогда отец увидел, как его малолетний сын курит в овраге, и выпорол Виктора. Виктор поклялся больше никогда не курить, но клятва не продержалась больше десяти лет.

– Я же рассказал, – прошептал он.

– Ты соврал! – рявкнул Крис. – А публику интересует правда. Со всеми подробностями. Отрабатывай свои деньги, чёрт возьми!

Крис был рассержен, и Виктор не хотел получить ещё одну пилюлю. Это унизительно и больно.

– Мне было около четырнадцати лет. Я уже пробовал пиво и курил дешёвые сигареты, чтобы казаться взрослым хотя бы самому себе. В школу постоянно приходили люди из общества охраны здоровья. Они распылялись о том, что подростки являются детьми, а поэтому не имеют права употреблять продукцию для взрослых. Спиртное и сигареты подрывают здоровье, поэтому только взрослый может сделать осознанный выбор в пользу или против данных изделий. Недоступность привлекала ещё больше, и я, как и многие мои одноклассники, сделали свой обдуманный выбор. Позже мы поняли, что осознанный выбор сделан за нас. Ореол недоступности – маркетинговый ход производителей алкогольной и табачной продукции. А общества борьбы с курением и алкоголизмом спонсируют эти самые производители. Неудивительно, что после их лекций подростки подсаживаются на алкоголь и табак, а когда понимают, что сглупили, не могут остановиться.

– Ближе к делу, – перебил Крис.

Виктор перевёл дух. Боль утихала, и это не могло не радовать. Виктор продолжил:

– Как я и сказал, мне было около четырнадцати. У меня было много друзей, с которыми я пил пиво после школы, курил за углом на переменах. Каждый вечер мы собирались в подвале, который называли «Сходное место». У нас была договорённость не рассказывать взрослым и девчонкам о «Сходном месте». Взрослые запретили бы нам там собираться, а девчонки растрепали бы всем вокруг. Однако Кирилл Малышев своё обещание не сдержал. Однажды он появился в «Сходном месте» с Ирой Гавриловой. Гаврилова училась в параллельном классе. Она была редкой занудой, каких поискать. Гаврилова училась на пятёрки и четвёрки, но никому не давала списывать, поэтому её никто не любил. Впрочем, хорошистов любят только учителя независимо от того, дают они списывать оболтусам или нет.

– Зачем ты её притащил? – возмутился я.

Пока я был один в «Сходном месте», но надеялся, что скоро подтянутся остальные.

Гаврилова вывернула из пакета две полторашки пива, и Кирилл заявил, что Ира решила угостить нас пойлом. На Гаврилову это было непохоже, но я перечить не стал. У подростков всегда проблема с деньгами, а халявное пиво шло на пользу. Мы выпили всё. Гаврилова ограничилась несколькими глотками, поэтому пивной запас уничтожали мы с Кириллом. Остальные так и не пришли. По иронии судьбы у всех возникли неотложные дела, придуманные родителями, и маменькины сынки не смогли отказаться. Гаврилова гнала туфту о том, что не готова к завтрашнему уроку, и впервые получит двойку. Я молчал, будучи уверенным, что Гаврилова врёт, потому что такие, как она, не могут быть неготовыми. Они всегда всё знают, и учителя всегда ими довольны.

Кирилл отвёл меня в сторону.

– Я не просто так привёл её, – сказал Кирилл, оглядываясь на Гаврилову. В полутьме она не казалась занудой, и даже её серое платье выглядело соблазнительным.