Виктор пытался вспомнить список эпизодов, но кроме замораживания и испанского сапога на ум ничего не пришло. Руки сводило судорогой. Голова болела, словно затылок сдавливали невидимые тиски.
Виктор должен покончить с этим цирком. Вряд ли деятельность «Старого замка» законна. Точнее, она не может быть законна. Страны отказались от развлечений в виде пыток и казней несколько веков назад, хотя желающие насладиться ужасающим зрелищем остались. Не зря сотрудников «Старого замка» заставляли подписывать соглашение о неразглашении коммерческой тайны. Виктор не знал, что такое испанский сапог и какие сюрпризы ожидают его в этом сборище с крепкими нервами, но он чётко понимал, какую коммерческую тайну должен соблюдать. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен узнать о том, что в двадцать первом веке процветает теневое средневековье.
Теперь плата за молчание казалась ничтожным подаянием. Такого рода молчание стоило гораздо больше, впрочем, Виктор не собирался требовать прибавки. Он просто уволится, а потом забудет о существовании «Старого замка», как дети забывают о приснившихся кошмарах.
Виктор не будет тряпичной куклой, которую десятки ног швыряют из угла в угол. Степан Маркович сказал, что, заступив на смену, Виктор не имеет права уйти раньше пяти утра, да и куда он уйдёт, закованный в колодки, слабый и беспомощный. Зато в пять утра он обретёт свободу, и тогда получит расчёт, а потом напишет заявление об увольнении, и никто не сможет убедить его остаться.
Воспоминания снова возникли перед глазами. Снова Александр Дворник, тощий и бледный мальчик, робеющий перед Виктором. Какие только унижения не терпел «грёбаный уборщик», ведь, как назло, у Виктора фантазия была прекрасной. Виктор ни разу не повторил уже осуществлённого издевательства. Виктор ни разу не испытал жалости к «очкарику». Лошары должны получать по заслугам. Теперь лошарой стал сам Виктор.
Нет! Виктор не хотел проводить параллель между собой и зажравшимися мажорами, собравшимися в «Старом замке». Он был всего лишь ребёнком, несмышлёным подростком, которому никто не объяснил, что нельзя отрывать у мухи крылья, а потом сбрасывать её с балкона под колёса автомобилей. Мажоры, делающие выбор – взрослые люди, отдающие отчёт своим действиям. Виктор не был таким, потому что стоял по другую линию фронта.
– Итак, выбор сделан, – сказал Крис, и зрители зааплодировали.
Виктор знал, что сделанный выбор – самый ужасный, и никто не смог бы его в этом переубедить.
– Чтобы сохранить интригу, начнём с третьего места «Вилка еретика», – продолжил Крис.
С его губ сорвался отвратительный смешок. Из зала донеслись аплодисменты. Виктор шмыгнул носом и тихонечко заскулил.
17
Крис удалился. По залу пронёсся волнительный шёпот. Никогда раньше Виктор не чувствовал себя таким незащищённым. Все конечности затекли. Глаза стали влажными. Толпа зажиточных зевак совсем рядом. Их хищные зрачки пожирали узника, и Виктору казалось, что ещё чуть-чуть, и зрители сорвутся с мест и набросятся на него, словно голодные волки.
Крис вернулся под бурные аплодисменты. Виктор повернул шею настолько, насколько позволяло отверстие. В руке Криса болтался кожаный ремень с железной вилкой с двумя зубцами с обеих сторон. Крис бросил ремень на пол. Тот издал звякающий звук при падении.
Несколько мгновений – и Виктор освобождён от колодок, для того, чтобы познакомиться поближе с другим орудием пытки. Вилка еретика не выглядела опасной, но Виктор знал, что ничего хорошего лучше не ждать.
Виктор встал с колен, и в ноги впились тысячи иголок. Виктор закусил губу, чтобы не показывать страданий бесившимся с жиру зевакам.
– Выпрямись, – донеслось из зала, и до Виктора дошло, что он стоит, согнувшись, по-прежнему рассматривая каменный пол.
Расправить плечи было сложно. Деревянная спина не слушалась, и каждая попытка движения отдавала тупой болью. Ремень с четырёхзубой вилкой валялся у его босых ног. Ржавчина покрывала её тело, а уродливые концы были темными. «Кровь», – подумал Виктор, и тут же отмёл нежелательный вывод.
Крис поднял ремень с пола, и в воздухе повисла пауза. Виктор понемногу пришёл в себя. Теперь он мог рассмотреть восторженные лица зрителей. Их взгляды были прикованы к сцене, словно боялись пропустить что-то очень важное.
Мгновение – и ремень обвил шею Виктора, превратившись в плотный ошейник. Капли пота выступили на лбу. Ошейник будет стягиваться, пока не задушит узника, – решил Виктор. Он был раздавлен, унижен, но всё ещё любил жизнь.
– Пожалуйста, не убивайте меня, – тихо произнёс он.
Зеваки расхохотались. Взрослый мужчина умолял о пощаде, а зрители находили это забавным. Впрочем, глупо ожидать чего-то другого.
– Никто тебя не убьёт, – уверил Крис.
Виктору захотелось наброситься на палача. Одним ударом кулака уложить его на каменный пол, а затем быстрым движением загнать вилку с уродливыми зубами в задний проход мучителя, но Виктор сдержался. Крис был крупным мужчиной, и Виктор сомневался, что способен справиться с ним даже при хорошем самочувствии. Сейчас, когда Виктор измотан, как воздушный шарик, потрёпанный сильным ветром, рассчитывать на успех было большим заблуждением.
От ухмылки Криса веяло ужасом. Виктор знал этого человека меньше суток, но уже ненавидел. Даже лошары типа Дворника не вызывали такой ненависти.
Крис коснулся вилки, и она приобрела вертикальное положение. Острые зубы вонзились в подбородок и ямочку под шеей. Теперь голова Виктора приподнялась вверх. Он попытался пошевелиться, но вилка фиксировала шею не хуже округлого отверстия в колодках. Тяжёлый вздох вырвался из груди, но даже он причинил боль.
– Сука! – воскликнул Виктор, но с губ сорвался лишь тихий звук.
– Терпи! – ответил Крис.
– Сколько нужно терпеть? – спросил Виктор.
Его слабый писк смешил публику, и испытание делалось невыносимым. Виктору хотелось заглянуть в наглые рожи зрителей, но мог видеть лишь серый потолок.
– Час, – сказал Крис.
Целый час! Целый час Виктор не сможет пошевелиться, чтобы не вогнать зубы злосчастной вилки до самого основания в плоть. Хотя он не мог знать, насколько они вошли в тело. Целый час Виктор не сможет даже выразить возмущение, хотя его мнение никого из присутствующих не волновало.
– Теперь каждый может задать узнику любой вопрос, – объявил Олег Юрьевич.
Ещё одна гнида, заботящаяся только о деньгах. Виктору сложно говорить, и все знают об этом. Зачем же заставлять его издавать стоны вместо членораздельных ответов!
– Изверги, – прошипел Виктор, и до ушей снова донёсся мерзкий смех.
18
Первый вопрос задала пухлая женщина с искусственной грудью. Узкие поросячьи глаза пожирали Виктора. Она пришла в «Старый замок» с подругой такой же комплекции. В этот вечер толстыми тётками правило красное вино, и обеспеченные дамы явно решили оторваться по полной.
– Что ты чувствуешь? – глупее вопроса Виктор не мог представить.
Что может чувствовать человек, который обоссался на глазах незнакомых людей?! Что может чувствовать человек, который стоял на коленях перед богатыми свиньями, закованный в колодки?! Что может чувствовать человек, который боится пошевелиться, чтобы уродливые зубы вилки не причинили новую боль?! Страх?! Ненависть?! Отвращение?! Стыд?! Адскую боль?! Страдания?!
– Вик, отвечай, – скомандовал Крис.
Да. Он ответит, но зрители услышат только жалкий шёпот, который рассмешит их. Он ответит, но публике плевать на то, каким будет ответ. Публике важно насладиться жалким шёпотом, служащим доказательством никчёмности и беспомощности узника. Публике важно самоутвердиться, унизив другого. Самый простой способ увеличить собственное «я». Виктор часто так делал. Самоутверждался, чморя лошар. В ответ они лопотали что-то несвязное, а Виктора это забавляло. Кто бы мог предположить, что однажды лошары и Виктор поменяются местами?!
– Вик, отвечай! Гости ждут, – повторил Крис.
Теперь в его голосе слышалось негодование. Виктор решил хранить молчание. Они могут издеваться над ним, но он имеет право не отвечать на дурацкие вопросы.
Крис выдал Виктору подзатыльник. Подзатыльник был не сильным, и голова Виктора лишь немного подалась вперёд, но Виктор тут же поспешил принять исходное положение. Зубы злосчастной вилки от толчка врезались в плоть с ужасной силой. Боль! Адскую боль и ненависть! Вот, что он чувствовал сейчас. Теперь Виктор не сомневался. Темные пятна на зубах вилки были кровью.
– Я чувствую боль и ненависть, – просипел Виктор.
Ответ дался ему с трудом, но зрители оценили его. Послышались аплодисменты. Кто-то расхохотался.
– Тупые твари, – буркнул Виктор.
В воздухе повисла пауза. Слова, произносимые Виктором, были едва слышны, но зрители всё поняли. Их бесцветные рты приоткрылись, а потом расплылись в мерзкой улыбке. Зрителям плевать, что о них думают лошары, так же, как Виктору в своё время было плевать на мнение Дворника и тому подобных ботаников. Время… Как же быстро оно летит, когда хочется задержаться в мгновении подольше. Как же медленно оно тянется, когда хочется закончить неприятное дело.
– Сколько времени? – спросил Виктор.
Он жаждал вырваться из холодного подвала и больше никогда не возвращаться сюда. Колодки! Вилка еретика! Прочие унизительные приспособления! Они могли веселить только тех, кто не ощутил на себе их жуткое действие.
– Узник не имеет права задавать вопросы, – отрезал Крис.