Изгнанники, или Топ и Харри

– Вон та рубашка, – сказал он, – годится. Коричневое, зеленое и белое, в таком наряде человек похож на пегую лошадь; издали и не отличишь. Штаны должны быть коричневые, а одеяло – вот это, черно-бело-зеленое.

– Намучаешься с этим барахлом! – буркнул Адамсон.

Но Маттотаупа его не слушал. Он сделал вид, что увлекся обновками и что эти тряпичные вещи считает подходящими и в прерии. После долгих препирательств между Томасом и Абрахамом Маттотаупа получил то, что хотел, за приемлемую цену.

Когда торговля была закончена, Мудрый Змей посмотрел на Маттотаупу и твердо сказал:

– А теперь я возвращаюсь в стойбище.

Харка тоже поднял голову и посмотрел на отца. Он знал, что должен разлучиться с Маттотаупой, но расставание давалось ему тяжело при всем понимании. Они с отцом так приросли друг к другу за время изгнания, что рана при разрыве была неизбежной. Но Харка уже научился переносить боль, не дрогнув. Серьезный, но без малейшего знака беспокойства, он стоял рядом с мужчинами и ждал последнего и окончательного решения отца.

– Мой сын Харка поскачет с тобой назад в стойбище, – ответил Маттотаупа Мудрому Змею.

Этим было сказано все, что надо было сказать. Маттотаупа и Харка попрощались друг с другом глазами.

Потом мальчик пошел забрать у Тео мустангов – своего и Мудрого Змея. Поскольку ворота частокола стояли открытыми, оба тут же сели верхом и тронулись в путь. Выехав за ворота, они пустили коней в галоп. Оставшиеся смотрели им вслед, но всадники больше не оглядывались.

Топот копыт стих, и всадники скрылись в холмистой степи.

Оставшиеся обернулись друг к другу, чтобы обговорить дальнейшее. Маттотаупа встал в круг последним; он дольше всех провожал взглядом уехавших и, несмотря на присутствие других людей, чувствовал вокруг себя щемящую пустоту. В это мгновение он ощутил, что Харка был единственным и последним человеком, неразрывно связанным с ним. Маттотаупа хотел подавить в себе это чувство резким рывком, но это удалось ему только внешне. Он лишь теперь вникал в то, о чем шла речь.

– …то есть надо уладить дело с капканами и пушниной, Томас! – настойчиво требовал обычно бессловесный Тео. – Абрахам чинит нам препятствия.

– Да он душа-человек, но с тех пор, как завладел факторией, стал на старости лет настоящим разбойником. Но я ему все растолкую! Идем, сделаем это прямо сейчас. Куда ты выгрузил все барахло?

– Все еще там, в лавке, в углу.

– Пошли!

Томас и Тео отправились в первый блокгауз, а Маттотаупа с Адамсоном остались снаружи. Индеец пытался разобраться во впечатлении, произведенном на него этим фермером. Человек ему нравился. Он был еще не старый, но уже изработанный и много повидавший. Мускулистые худые руки, всепогодная коричневая шляпа. Видно, что у него с детства не было случая накопить жирок. Борода и волосы пронизаны сединой, хотя Маттотаупа – по осанке, по взгляду и по голосу – не дал бы ему больше тридцати пяти лет. То есть мужчины были примерно одного возраста, но и Адамсон со своей стороны отметил, что черная косичка Маттотаупы черная лишь наполовину.

Индеец возвышался на целую голову над вполне рослым бледнолицым.

Оба молчали, стоя рядом и прислушиваясь к спору, разгоревшемуся в лавке и набирающему силу. Старина Абрахам объявил плохой пушнину, привезенную Томасом и Тео; близнецы же на все лады костерили бесстыжий грабеж, какой Абрахам проводил по поручению меховой компании.

– Грех и позор на твою седую голову! – срамил его Томас. – И не стыдно тебе пить нашу кровь, как ростовщик какой-нибудь? Эх, Абрахам, Абрахам! В аду гореть будешь, а молитвы твои ветер развеет! А еще хочет называться христианином, сам уже одной ногой в могиле, а все норовит свернуть шею своим лучшим друзьям! Абрахам, я так и знал, что с тобой это случится, как только ты взял на себя факторию! Но то, что испытанный, честный зверолов, каким ты когда-то был, настолько погрязнет в болоте подлости и лжи, нет, такого я от тебя…

– Ой, не смешите меня! – ревел в ответ Абрахам. – «Испытанный, честный зверолов»! Знаю я все ваши трюки! Оттягивались там, в прерии, ленились – как бизоны на солнышке, жрали филе да между делом прикончили пару бобрят! Вот и вся ваша жизнь! И сдаете назад капканы, которые только что взяли напрокат! Да это безумие, в сумасшедший дом вас самих надо сдать. Ада на вас жалко, на таких работничков! Только чертям работы прибавите! Им и без вас там хватает в наше время! Куда только катится мир!

– Да кто этот мир делает хуже, ты, закоренелый ростовщик, или мы? Мы-то живем невинно, как ангелы, и индейцы, которые не облагают нас данью и не затягивают у нас на шее удавку податей, по-царски угощают нас бизоньим филе. Да лучше бы мы не брали у тебя эти капканы и не приносили тебе пушнину! Лучше было б нам держаться от тебя подальше.

Адамсон, слышавший все это вместе с Маттотаупой, пренебрежительно махнул рукой.

– Эта перебранка продлится еще часа два, не меньше, – сказал он, – потом они помирятся. Я не хочу терять время. Крестьянин не может обходиться со временем так, как торговец или охотник. У меня всё на счету. И у меня к тебе просьба, вождь.

– Пусть мой белый брат говорит.

– Я здесь для того, чтобы заключить договор купли-продажи на ту землю, которую я уже обрабатываю. Обо всем уже договорились. Они оба здесь, расположились вон там, на нижнем конце озера. И я должен получить от них тотем, или как это называется. Мне бы хотелось, чтобы ты взглянул на этот документ. Ты лучше меня разбираешься в делах индейцев.

– Я посмотрю на этот тотем. Как называются люди, с которыми мой брат здесь должен встретиться, и к какому костру совета дакота они принадлежат?

– Это тетон-дакота, а их точное название я опять забыл. Но они мне обещали принести тотем верховного вождя. За это я им обещал, что буду за них, если на их земле покажутся непрошеные гости.

– Хорошо. Но у тебя на руках еще нет тотема?

– Нет, я должен получить его сегодня утром. Сейчас я как раз и иду к ним. Пойдешь со мной?

– Нет. Я останусь с нашими лошадьми. А ты принесешь мне тотем, чтобы я на него посмотрел?

– Да, можно и так. Тогда жди меня здесь, я скоро вернусь.

Адамсон вышел за ворота и направился вдоль озера к его южному концу, где из него вытекал ручей. Маттотаупа проследил его путь. Кажется, Адамсон быстро получил желаемое, потому что уже через несколько минут шел назад к фактории.

Дойдя до Маттотаупы, он развернул принесенную кожу, свернутую рулоном, и протянул индейцу.

Маттотаупа изучал рисованные знаки. Кожа у него на лбу вздрагивала, будто он хотел ее наморщить. Наконец он сказал:

– Хорошо.

– То есть ты считаешь, что документ годный?

– Хау. В глазах дакота это верная охранная грамота для тебя, твоей жены, детей, земли и скота, с которого вы живете. Ты считаешься дакота, и они берут тебя под свою защиту.

– Правильно. Но они сказали мне на озере, что письмо подкреплено тотемом одного из уважаемых вождей. Его имя я не совсем понял, но мне бы надо его запомнить. Та… Та… А можно узнать имя из тотема?

– Хау. Тачунка-Витко.

– Да-да, так они и сказали. Он правда влиятельный?

– Хау.

– Значит, все в полном порядке. На слово индейцев пока что можно положиться, на мое тоже! – Адамсон был глубоко удовлетворен. – Наконец-то снова земля под ногами, по-настоящему моя земля! На ней не обидно и вдвое, и втрое работать. У меня тоже есть сын, как у тебя, вождь, на пару лет младше Харри, но он уже может помогать отцу. И если теперь все заверено, он может с бабушкой к нам приехать. Зовут его так же, как меня, Адам Адамсон. Так звали и моего отца, и деда, и прадеда, и, может быть, мы так зовемся с тех пор, как старого Адама изгнали из рая, чтобы он начал пахать землю. Работа всегда тяжела, но сыновья Адама – Адамсоны – всегда были работящими. И жена у меня хорошая, работает не хуже любого мужика. – Адамсон глубоко вздохнул. – Да, снова собственная земля!

– А прежнюю землю ты потерял?

– Из-за ростовщика треклятого, на родине. Но здесь совсем другая земля! Девственная, нетронутая! Здесь труды окупятся, и мы снова окажемся на зеленой ветке. А что ты, кстати, скажешь про Томаса и Тео?

– Честные.

– Да, открытые. Но Томас слишком много говорит, надо бы его отучить. Вечером за стаканом пива я тоже не прочь поболтать, но работать надо молча.

Оба мужчины невольно начали прислушиваться к тому, что происходило в блокгаузе, а ссора там все продолжалась.

– Идем, – позвал Адамсон Маттотаупу. – Посидим при лошадях и позавтракаем. Мне так и так придется ждать, когда они закончат эту торговлю мехом. Только тогда мы пустимся в путь. Торговля – это пустая трата времени и обман, для моих крестьян это не годится.

Индеец присел с Адамсоном во дворе фактории. Фермер развернул ветчину, отрезал себе большой ломоть и принялся за еду. Он предложил и Маттотаупе, но тот не любил ни свинину, ни копчености, поблагодарил и отказался.

– Ты поедешь с нами на нашу ферму? – спросил Адамсон, дожевывая последний кусок. – Томас мне сказал.