Взаперти

Меня вели по коридорам, мимо открытых окон, из которых доносилось пение экзотических птиц. Неподалёку журчали фонтаны, со стен пахло маслом от дорогих картин. Наконец, мы дошли. Эти двое остановились и толкнули меня к дверям.

– Посадите его, – сказал старческий голос.

Похоже, мы вошли в кабинет. Он отличался от остального дома запахом кожи и сигар.

Меня усадили на стул и сняли повязку с глаз.

Я чуть поморщился от яркого солнца. Точно, это был кабинет. Массивный дубовый стол, такое же кожаное кресло, высокие окна от пола до потолка, а за ними – посадки карликовых пальм.

У окна стоял человек, он был в светло-сером костюме, с ровно прорисованной седой бородой и в очках, затемнённых кверху, не дающих разглядеть его глаз.

Это было всегда неудобно – не видеть взгляда того, кто мог тебя пристрелить.

– И руки ему развяжите, – сказал он, когда эти двое усадили меня перед ним.

– Уже, – показал я верёвку.

– Ах да, – цокнул он сигарой во рту, – я и забыл, с кем имею дело.

Он был как-то странно настроен, и я уже, грешным делом, подумал, что могу и не умереть.

– Вы свободны, – сказал он своим.

Амбалы замешкались, но не спешили.

– Ну же! Идите-идите! Чего встали, как идиоты!

Те подчинились и вышли.

Человек подошёл ко мне ближе и стал всматриваться в моё лицо.

– Знаешь, что я тебе скажу, – ухмыльнулся незнакомец, тыча в меня сигарой, – ни хрена ты не Диего.

– Ну почему же… – перебил я его.

– Потому что рожа твоя европейская!

– Моя мать – француженка.

– А отец, поди, англичанин? – ухмыльнулся он. – Ладно, мне всё равно, как тебя зовут.

Меня звали Эд Берроу. Для выступлений я брал псевдоним. Если меня кто поймает за кражей, то будут искать Диего, а я успею замести следы. А мой отец и правда был англичанин. Но это уже не важно.

– Это очень важно, с кем ты имеешь дело, – сказал хозяин дома. – Я хорошо читаю по лицам. Я вижу кровь, понимаешь?

Я, если честно, плохо соображал. Вся эта роскошь вокруг просто дурманила голову, весь этот запах богатства сводил с ума. А философствующие старые мафиози напоминали мне героев из гангстерского кино, ему бы ещё кота и сицилийский акцент…

– Значит, так, Эд, – ухмыльнулся он, – мне нужна твоя помощь.

Он знал моё имя… Отлично. Значит, он знал обо мне всё. Всё, не отвертеться! Не показывай страха, говорил я себе. Пусть он боится, не ты. Ага, как же, так он тебя и испугался. Будь хотя бы наглей!

– С чего вы решили, что я могу чем-то помочь?

Старик удивился и приподнял седую бровь.

– С того, что ты единственный, кто стащил бумажник у Виктора Амаро, в толпе людей и при охране.

Я попытался вспомнить, и не мог. Конечно, не мог! Я же не знал имён тех, у кого воровал.

– А кто такой этот Виктор Амаро? – промолвил я.

– Виктор Амаро? – оголил он белоснежную челюсть, на которой все зубы были давно не его. – Виктор Амаро – это я.

Ну вот и конец… Сейчас он потушит об меня эту свою сигару.

– Простите, – я достал смятые купюры из карманов штанов, – боюсь, это всё, что осталось.

Он расхохотался, потом подавился дымом и ещё долго приходил в себя.

– Оставь эту мелочь себе, – сказал он, отмахнувшись. – Ты получишь в сто раз больше, если согласишься украсть кое-что для меня.

Меня используют. Ну, что ж. Лучше быть использованным, чем убитым.

– А если я не соглашусь?

Он открыл ящик стола и достал из него пистолет.

– Понятно, – проглотил я слюну. – Да я просто спросил.

– Я так и думал, – улыбнулся Амаро. – Давай ближе к делу. Нужно стащить часы.

– Из сейфа?

– Если бы из сейфа, мой мальчик, я бы нанял вора, а не фокусника. Часы нужно украсть с руки.

– Живого человека?

– Решил пошутить?

– Нет, сэр…

– Так-то лучше.

Мне дали фотографию объекта, некоего мистера Майлза, и копию точно таких же часов, которыми предстояло подменить оригинал.

– Вы же знаете, что вещи на самом деле не исчезают? – крутил я в руках часы из настоящего золота, после того как выслушал всё: и кем был этот Майлз, и что это были за часы.

– Я знаю лишь, что ловкость твоих рук не заметна глазу, – сказал, улыбаясь, старик.