Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

В то время как это делалось, она, понятно, не забывала дать дяде почувствовать, что это ее нога (а не чья-нибудь чужая) слегка прижимается в глубине будки к икре его ноги. – – Надо ли удивляться, что от таких атак на дядю Тоби, от такого решительного натиска на оба его фланга – – время от времени приходил в расстройство также и его центр? – —

– – Черт побери! – говорил дядя Тоби.

Глава XVII

Эти атаки миссис Водмен, легко себе представить, были разнообразны; они отличались одна от другой, подобно атакам, которых полна история, и по тем же причинам. Рядовой наблюдатель едва ли даже признал бы их атаками – а если бы признал, не делал бы между ними никакого различия – – но я пишу не для него. У меня еще будет время описать их немного точнее, когда я к ним подойду, что случится только через несколько глав; здесь же мне остается добавить лишь то, что в связке оригинальных бумаг и рисунков, которые отец мой сложил особо, содержится в отличной сохранности (и будет содержаться, пока у меня достанет силы сохранить что бы то ни было) план Бушена[415. - Бушен – крепость в северной Франции, у бельгийской границы, В 1711 г. она была взята союзными войсками, но в 1712 г. отвоевана французами.], на правом нижнем углу которого и до сих пор заметны знаки запачканных табаком большого и указательного пальцев, – пальцев миссис Водмен, как есть все основания думать, ибо противоположный угол, находившийся, я полагаю, в распоряжении дяди Тоби, совершенно чист. Перед нами, очевидно, вещественное доказательство одной из описанных атак, потому что на верхнем краю карты остались хотя и заровнявшиеся, но еще видимые следы двух проколов, бесспорно являющихся дырами от булавок, которыми план приколот был к стене караулки. – —

Клянусь всеми поповскими святынями! Я дорожу этой драгоценной реликвией с ее стигматами и уколами больше, нежели всеми реликвиями римской церкви, – – за неизменным исключением всякий раз, как я пишу об этих материях, уколов, поразивших тело святой Радагунды в пустыне, которую вам охотно покажут клюнийские монахини по дороге из Фесса в Клюни[416. - Клюни – город в центральной Франции, где находился известный бенедиктинский монастырь, основанный в X в.].

Глава XVIII

– Я думаю, с позволения вашей милости, – сказал Трим, – что укрепления наши теперь совершенно разрушены – – и бассейн сравнялся с молом. – – Я так же думаю, – отвечал дядя Тоби с полуподавленным вздохом, – – но пойди, Трим, в гостиную и принеси мне договор – он лежит на столе.

– Он лежал там шесть недель, – сказал капрал, – но сегодня утром наша старуха употребила его на растопку. —

– – Стало быть, – сказал дядя Тоби, – наших услуг больше не требуется. – Очень жаль, с позволения вашей милости, – сказал капрал; произнеся эти слова, он бросил заступ в стоявшую подле него тачку с видом самого безутешного горя, какое только можно вообразить, и уныло озирался, ища глазами кирку, лопату, колья и прочие мелочи военного снаряжения, чтобы увезти их с поля битвы, – – как был остановлен возгласом ох-ох-ох! из караульной будки, который, благодаря ее тонким дощатым стенкам, как-то особенно жалобно отдался в его ушах.

– – Нет, – сказал себе капрал, – я этим займусь завтра утром, когда его милость будет еще почивать. – И с этими словами, взяв из тачки заступ и немного земли на нем, как бы с намерением выровнять одно место у основания гласиса, – – но на самом деле желая попросту подойти ближе к своему господину, чтобы его развлечь, – – он разрыхлил две-три дернины – подрезал их края заступом и, слегка прибив их оборотной его стороной, сел у ног дяди Тоби и начал так:

Глава XIX

– Ах, как было жалко, – – хотя солдату и глупо, с позволения вашей милости, говорить то, что я собираюсь сказать – —

– Солдату, Трим, – воскликнул дядя Тоби, перебивая его, – случается сказать глупость так же, как и человеку ученому. – – Но не так часто, с позволения вашей милости, – возразил капрал. – – Дядя Тоби кивнул головой в знак согласия.

– Ах, как было жалко, – сказал капрал, окидывая взором Дюнкерк и мол, совсем так, как Сервий Сульпиций по возвращении из Азии (когда он плыл из Эгины в Мегару) окидывал взором Коринф и Пирей – —

– Ах, как было жалко, с позволения вашей милости, срывать эти укрепления – – но было бы не менее жаль оставить их нетронутыми. – —

– – Ты прав, Трим, в обоих случаях прав, – сказал дядя Тоби. – – Оттого-то, – продолжал капрал, – с начала их разрушения и до конца – – я ни разу не свистел, не пел, не смеялся, не плакал, не говорил о прошедших наших делах и не рассказал вашей милости ни одной истории, ни хорошей, ни плохой. – —

– – У тебя много превосходных качеств, Трим, – сказал дядя Тоби, – и не на последнее место я ставлю твои способности рассказчика, потому что из многочисленных историй, которые ты мне рассказывал, желая развеселить в тяжелые минуты или развлечь, когда мне бывало скучно, – ты редко когда рассказывал плохую. – —

– – Это оттого, с позволения вашей милости, что, за исключением истории о короле богемском и семи его замках, – все они правдивы; ведь все они про меня. – —

– В моих глазах это ничуть их не роняет, Трим, – сказал дядя Тоби. – Но скажи, что это за история? Ты подстегнул мое любопытство.

– Извольте, я расскажу ее вашей милости, – сказал капрал. – Лишь бы только, – сказал дядя Тоби, снова задумчиво посмотрев на Дюнкерк и на мол, – – лишь бы только она не была веселая; в такие истории, Трим, слушателю надо всегда половину забавности вносить от себя, а в теперешнем моем состоянии, Трим, я бы не мог воздать должное ни тебе, ни твоей истории. – – Она совсем не веселая, – возразил капрал. – И в то же время я не хотел бы, – продолжал дядя Тоби, – чтобы она была мрачная. – – Она не веселая и не мрачная, – возразил капрал, – а как раз подойдет вашей милости. – – Тогда я от всего сердца поблагодарю тебя за нее, – воскликнул дядя Тоби, – сделай милость, Трим, начинай.

Капрал поклонился; и хотя снять пристойным образом мягкую высокую шапку монтеро вовсе не так легко, как вы воображаете, а отвесить исполненный почтительности поклон, как это было в правилах капрала, вещь, на мой взгляд, довольно трудная, когда вы сидите на земле, поджав под себя ноги, – тем не менее, предоставив ладони своей правой руки, обращенной к дяде Тоби, скользнуть назад по траве на некотором расстоянии от туловища с целью сообщить ей больший размах – – и в то же время непринужденно зажав тулью своей шапки большим, указательным и средним пальцами левой руки, отчего диаметр ее укоротился и она, можно сказать, скорее незаметно была выжата – чем неуклюже сдернута, – – – капрал справился с обеими задачами ловчее, нежели можно было ожидать от человека в его позе; прокашлявшись раза два, чтобы найти тон, наиболее подходивший для его истории и наиболее согласный с чувствами его господина, – он обменялся с ним ласковым взглядом и приступил к своему рассказу так:

История о короле богемском и семи его замках

– Жил-был король бо – – ге – – —

Когда капрал вступал таким образом в пределы Богемии, дядя Тоби заставил его на минутку остановиться; капрал отправился в путь с обнаженной головой, оставив свою шапку монтеро на земле возле себя, после того как снял ее в конце последней главы.

– – Глаза доброты все подмечают – – – поэтому не успел капрал вымолвить пять слов своей истории, как дядя Тоби дважды вопросительно дотронулся до его шапки монтеро концом своей трости – – словно говоря: «Почему ты ее не наденешь, Трим?» Трим взял ее с самой почтительной неторопливостью и, бросив при этом сокрушенный взгляд на украшавшее ее переднюю часть шитье, которое плачевным образом выцвело да еще вдобавок обтрепалось на некоторых главных листьях и самых бойких частях узора, снова положил на землю между ног своих, чтобы поразмыслить о ее судьбе.

– – Все до последнего слова совершенная правда, – воскликнул дядя Тоби, – все, что ты собираешься сказать. – —

«Ничто не вечно на этом свете, Трим».

– – Но когда этот залог твоей любви и памяти, дорогой Том, износится, – проговорил Трим, – что нам тогда сказать?

– Сказать больше нечего, Трим, – отвечал дядя Тоби. – Хотя бы мы ломали голову до Страшного суда, все равно, Трим, мы ничего бы не придумали.

Признав, что дядя Тоби прав и что напрасны были бы все усилия человеческого ума извлечь более высокую мораль из этой шапки, капрал не стал больше утруждать себя и надел ее на голову, после чего провел рукой по лбу, чтобы разгладить морщину глубокомыслия, порожденную текстом и наставлением вместе, и, придав лицу своему прежнее выражение, вернулся в прежнем тоне к истории о короле богемском и семи его замках.

Продолжение истории о короле богемском и семи его замках

– Жил-был король в Богемии, но в какое царствование, кроме как в его собственное, не могу сказать вашей милости. – —

– Я этого вовсе и не требую от тебя, Трим, – воскликнул дядя Тоби.

– Это было, с позволения вашей милости, незадолго до того, как перевелись на земле великаны; – но в каком году от рождества Христова?..

– – Я бы и полпенса не дал за то, чтобы это узнать, – сказал дядя Тоби.

– – Все-таки, с позволения вашей милости, история от этого как-то выигрывает. – —

– – Ведь это твоя история, Трим, так и украшай ее по твоему вкусу; а год возьми любой, – продолжал дядя Тоби, с улыбкой посмотрев на капрала, – год возьми какой тебе угодно и приставь его к ней – я тебе предоставляю полную свободу. – —

Капрал поклонился; ведь все столетия и каждый год каждого столетия от сотворения мира до Ноева потопа, и от Ноева потопа до рождения Авраама, через все странствования патриархов до исхода израильтян из Египта – – и через все династии, олимпиады, урбекондита[417. - Урбекондита (ab urbe condita) – латинское выражение, означающее «от основания города», то есть Рима; от этой даты, соответствующей 753 г. до н. э., римляне вели свое летосчисление.] и другие памятные эпохи разных народов мира до пришествия Христа, и от пришествия Христа до той минуты, когда капрал начал свою историю, – – весь этот необъятный простор времени со всеми его пучинами повергал к его ногам дядя Тоби; но, подобно тому как Скромность едва дотрагивается пальцем до того, что обеими руками подает ей Щедрость[418. - Скромность едва дотрагивается… – Стерн намекает на картину итальянского художника Гвидо Рени, написанную на этот сюжет.], – капрал удовольствовался самым худшим годом из всего этого вороха; опасаясь, как бы ваши милости из большинства и меньшинства не повыцарапали друг другу глаза в пылу спора о том, не является ли этот год всегда последним годом прошлогоднего календаря, – – скажу вам напрямик: да; но совсем не по той причине, как вы думаете. – —

– – То был ближайший к нему год – – от рождества Христова тысяча семьсот двенадцатый, когда герцог Ормондский вел такую скверную игру во Фландрии. – Вооружившись им, капрал снова предпринял поход в Богемию.

Продолжение истории о короле богемском и семи его замках

– В тысяча семьсот двенадцатом году после рождества Христова жил-был, с позволения вашей милости – —

– – Сказать тебе правду, Трим, – остановил его дядя Тоби, – я бы предпочел любой другой год, не только по причине позорного пятна, замаравшего в этом году нашу историю отступлением английских войск и отказом прикрыть осаду Кенуа[419. - Прикрыть осаду Кенуа. – Крепость Кенуа на севере Франции, у бельгийской границы, была осаждена и взята имперскими (австрийскими) войсками под командой принца Евгения 4 июля 1712 г. Английские войска, которыми командовал герцог Ормондский, не принимали участия в этой операции.], несмотря на невероятное напряжение, с которым Фагель[420. - Фагель Фр.-Николай (ум. в 1718 г.) – голландский генерал, принимавший деятельное участие в войнах с Францией.] продолжал фортификационные работы, – но и в интересах твоей собственной истории; ведь если в ней есть, – а некоторые твои слова внушают мне это подозрение, – если в ней есть великаны – —

– Только один, с позволения вашей милости. – —

– – Это все равно что двадцать, – возразил дядя Тоби, – – ты бы лучше лет на семьсот или восемьсот отодвинул ее в прошлое, чтобы обезопасить ее от критиков и других людей, и я бы тебе посоветовал, если ты будешь еще когда-нибудь ее рассказывать – —

– – Коли я проживу, с позволения вашей милости, столько, чтоб хоть один раз досказать ее до конца, я больше никогда и никому не стану ее рассказывать, ни мужчине, ни женщине, ни ребенку. – – Фу-фу! – сказал дядя Тоби, – но таким ласковым, поощрительным тоном, что капрал продолжал свою историю с большим жаром, чем когда бы то ни было.

Продолжение истории о короле богемском и семи его замках

– Жил-был, с позволения вашей милости, – сказал капрал, возвысив голос и радостно потирая руки, – один король богемский…

– – Пропусти год совсем, Трим, – сказал дядя Тоби, наклоняясь к капралу и кладя ему руку на плечо, как бы в знак извинения за то, что он его остановил, – – пропусти его совсем, Трим; история может отлично обойтись без этих тонкостей, если рассказчик не вполне в них уверен. – – Уверен в них! – проговорил капрал, качая головой. – —

– Ты прав, – отвечал дядя Тоби; – не легко, Трим, человеку, воспитанному, как ты да я, для военного дела, который редко заглядывает вперед дальше конца своего мушкета, а назад дальше своего ранца, не легко такому человеку все это знать. – – Где же ему это знать, ваша милость! – сказал капрал, покоренный манерой рассуждения дяди Тоби столько же, как и самим его рассуждением, – у него довольно других забот; когда он не в деле, не в походе и не несет гарнизонной службы – ему надо, с позволения вашей милости, чистить свой мундир – самому бриться и мыться, чтобы всегда иметь такой вид, как на параде. Какая надобность солдату, с позволения вашей милости, – торжествующе прибавил капрал, – смыслить что-нибудь в географии?

– – Ты, верно, хотел сказать в хронологии, Трим, – отвечал дядя Тоби; – ибо знание географии и для солдата совершенно необходимо; он должен быть основательно знаком со всеми странами, в которые приведет его долг службы, а также с их границами; он должен знать каждый город, местечко, деревню и поселок со всеми ведущими к ним каналами, дорогами и окольными путями; с первого же взгляда, Трим, он должен назвать тебе каждую большую или малую реку, через которую он переходит, – в каких горах берет она начало – по каким местам протекает – до каких пор судоходна – где ее можно перейти вброд – и где нельзя; он должен знать урожай каждой долины не хуже, чем крестьянин, который ее обрабатывает, и уметь сделать описание или, если потребуется, начертить точную карту всех равнин и ущелий, укреплений, подъемов, лесов и болот, через которые или по которым предстоит пройти его армии; он должен знать, что каждая страна производит, ее растения, минералы, воды, животных, погоду, климат, температуру, ее жителей, обычаи, язык, политику и даже. религию.