– Внутри меня? Это еще кто?
– Разумеется, кто-то из уже умерших.
Ли Яньшэн снова опешил, оказывается, внутри него поселился мертвец.
– С какой стати? – заикаясь, спросил Ли Яньшэн.
– Да ни с какой, просто прилепился к тебе и все. Так что это не тебя печаль гложет, а того, кто поселился внутри тебя.
Ли Яньшэн потерял дар речи. После долгой паузы он спросил:
– И кто этот человек?
Лао Дун попросил Ли Яньшэна придвинуться к нему поближе, после чего принялся ощупывать его кости. Лао Дун ощупал его руки, ноги, грудь, спину, а также шею и голову.
– Ну как, можешь сказать, кто это? – спросил Ли Яньшэн.
– Глубоко спрятался, не прощупать.
– А можешь хотя бы определить, мужчина это или женщина?
Лао Дун принялся заново ощупывать Ли Яньшэна, после чего вынес вердикт:
– Женщина.
Ли Яньшэн снова испугался:
– Женщина? Это еще кто? Неужто Хуа Эрнян?
– Эти дни она приставала к тебе с просьбами ее развеселить?
– Не было такого, – замотал головой Ли Яньшэн.
– Раз так, то это точно не Хуа Эрнян, кто-то другой.
– А кто именно?
– Не прощупывается.
– А можно узнать каким-то другим способом?
– Можно.
– А каким?
– Через послания.
– Так давай через послания.
Тут в разговор вмешалась Лао Куай:
– Неудобно говорить, но за простое гадание плата одна, а за передачу посланий – другая.
– Это само собой. Я это понимаю, – откликнулся Ли Яньшэн.
Тогда Лао Дун поднялся, снова подошел к курильнице, что-то пробормотал, и, расположившись напротив наставника Чжао, отвесил ему три поклона; после этого он опустился на колени и совершил еще три поклона; потом встал и снова отвесил три поклона; потом уселся на место и углубился в медитацию. Какое-то время спустя он открыл глаза и сказал:
– Послания не передаются.
– Почему?
– Эта женщина плачет, опустив голову, и не говорит, кто она.
– Как же быть? А есть еще какой-то способ узнать?
– Есть, можно устроить прямой эфир. При таком раскладе прятаться ей будет некуда, тогда запросто разглядим ее лицо.
– Тогда давай прямой эфир.
Тут в разговор снова вмешалась Лао Куай:
– Хотела предупредить, что за послания цена одна, а за прямые эфиры – другая.
– Не беспокойтесь, у меня с собой достаточно денег.
Тут Ли Яньшэн заметил, что в отличие от простой передачи посланий, перед устроением прямого эфира Лао Дун решил переодеться. Если до сих пор Лао Дун сидел в обычной домашней одежде, то теперь ему потребовалось монашеское одеяние, как у высочайшего наставника Чжао, и такой же, как у наставника, головной убор. Поэтому Лао Куай принесла ему красный халат и черную даосскую шапочку. Лао Дун встряхнулся и облачился в монашеское одеяние. Потом Лао Куай поднесла ему тазик с чистой водой, Лао Дун ополоснул руки, лицо, подошел к портрету наставника, заново совершил все положенные поклоны; потом он дважды кашлянул, прочистил горло и начал произносить какие-то непонятные для Ли Яньшэна заклинания; прочитав заклинания, он принялся кружиться на месте, трижды в одну сторону и трижды в другую, потом, приняв чудную позу, он мелкими шажочками засеменил по комнате, топ-топ-топ, и вдруг Лао Дун куда-то испарился, перевоплотившись в женщину. Глядя на манерную походку нарезающей круги дамочки, Ли Яньшэн тут же обронил:
– Я узнал, кто это.
– Кто же я? – раздался встречный вопрос Лао Дуна.
– Ты – Интао.
Когда-то Интао, как и Ли Яньшэн, состояла в труппе хэнаньской оперы «Ветер и гром». В те времена он играл в «Легенде о Белой змейке» Сюй Сяня, а Интао – Белую змейку, в этом спектакле они исполняли роль супружеской пары; и двигалась Интао именно так: исполняя арию, извивалась всем телом; ни дать ни взять – настоящая змейка; проведя на одной сцене с Интао восемь лет, эту ее походку и выгибания Ли Яньшэн запомнил на всю жизнь; позже Интао вышла за Чэнь Чжанцзе, который играл Фахая; а потом поссорилась с Чэнь Чжанцзе из-за пучка лука и, в порыве злости повесилась. Выходило, что с тех пор, как померла Интао, минуло уже три года. У Ли Яньшэна никак не укладывалось в голове, почему раньше Интао никак не вмешивалась в его жизнь, тем более спустя три года после кончины, а тут вдруг месяц назад взяла и запрыгнула в его тело? Поэтому он спросил:
– Интао, зачем я тебе понадобился?
Лао Дун, он же Интао, ему ответил:
– Хочу, чтобы ты передал кое кому послание.
Закончив этой фразой и посчитав, что дело прояснилось, Лао Дун остановил прямой эфир и замер на месте. Лао Куай помогла ему снять монашеский халат и шапочку. Ли Яньшэн заметил, что Лао Дун сильно вспотел, от него разве что не валил пар. Вытирая лицо полотенцем, он сказал:
– Эти эфиры отбирают много сил, обычно я стараюсь их избегать.
Ли Яньшэн между тем постарался уцепиться за главное:
– Интао сказала, что хочет передать послание, а кому оно предназначено?