Один день что три осени

Лао Дун, который снова стал сам собой, передал Лао Куай влажное полотенце, уселся в свое деревянное резное кресло и занялся подсчетами на пальцах. Прошло достаточно много времени, прежде чем он изрек:

– Выяснил, это какой-то человек с юга.

– С юга? А откуда конкретно?

Лао Дун снова углубился в расчёты, наконец, сказал:

– Издалека, за тысячу ли[17 - 1 ли составляет 500 м].

Ли Яньшэн впал в ступор:

– За тысячу ли? У меня за тысячу ли никого знакомых нет.

– Ну, тогда не знаю, по гексаграммам выходит, что так.

И тут Ли Яньшэна словно осенило, ведь к югу на тысячу ли располагался Ухань, а в Ухане жил человек, который имел отношение и к Интао, и к нему, Ли Яньшэну, это был ее муж, Чэнь Чжанцзе. Месяц назад он приглашал Ли Яньшэна в Ухань на свадьбу. Ли Яньшэн тут же поведал об этом Лао Дуну. Тот кивнул:

– Точно он.

– Но я в ближайшее время не собираюсь в Ухань, поэтому не смогу помочь Интао с посланием.

– Ты же говорил, что собираешься в Ухань, она услышала, вот и привязалась к тебе.

Тут Ли Яньшэн вспомнил, что месяц назад и правда говорил о том, что поедет в Ухань. Он хотел съездить на свадьбу к Чэнь Чжанцзе, но ему воспрепятствовала Ху Сяофэн, потому как эта поездка сулила большие траты.

– Месяц назад я и правда говорил, что поеду в Ухань, но как это могла услышать Интао?

– Без ветра не подымятся волны, подумай хорошенько и наверняка поймешь.

И тут Ли Яньшэн вспомнил, что в той самой лавке, где он день-деньской торговал соевым соусом, уксусом и засоленными овощами, на стене висела афиша с рекламой спектакля, который когда-то исполняла их труппа. На рекламе была запечатлена сцена из арии, где они пели: «Что поделать? Что поделать? Как быть? Как быть?». Еще в ту пору, когда Ли Яньшэн, Интао и Чэнь Чжанцзе выступали, эту афишу купила и приклеила на стену Сяо Бай, что торговала сычуаньским перцем, бадьяном и соленым доуфу. Сяо Бай тоже увлекалась оперой. В свой первый день работы в этой лавке Ли Яньшэн увидел афишу, покачал головой и со вздохом сказал: «Так хорошо пел, никогда не думал, что докачусь до того, что стану торговать соевым соусом, уксусом и засоленными овощами». Позже Сяо Бай следом за мужем-военным отправилась в провинцию Ганьсу, а эта афиша так и осталась висеть на стене. Со временем она выцвела, покрылась пылью и даже покосилась на один бок, но никто этого не замечал. Потом Ли Яньшэн вспомнил, как месяц назад получил письмо от Чэнь Чжанцзе с приглашением на свадьбу, которое было отправлено на адрес этой самой лавки. Ли Яньшэн вскрыл конверт, вынул письмо и принялся его читать прямо там же; прочитав письмо, он перекинулся парой фраз с Лао Мэном, что торговал табаком и алкоголем; и теперь Ли Яньшэн переживал, что именно тогда его и подслушала Интао. Кто бы мог подумать, что давным-давно оставленная Сяо Бай афиша превратится в обиталище для тела и души умершей Интао.

– Лао Дун, – подал голос Ли Яньшэн, – а ты бы мог прогнать Интао из моего тела?

– Подойди, надо еще раз прощупать.

Ли Яньшэн придвинулся ближе, Лао Дун снова его ощупал, после чего лишь покачал головой и сказал:

– Не могу.

– Почему?

– Прогнать – не проблема, но через какое-то время она привяжется к тебе снова. На этот раз чересчур упряма, не передашь ее послания, будет приставать снова и снова.

Сделав паузу, Лао Дун продолжил:

– Если ты обратишься к другому гадателю, он тебе наверняка поможет изгнать Интао, а когда она пристанет к тебе снова, поможет еще раз; только за каждый раз тебе придется платить. Я – не такой человек, я тебя обманывать не буду. И это даже не для твоего блага, просто я забочусь о своей следующей жизни. Чтобы переродиться зрячим, мне необходимо совершать благие поступки.

Ли Яньшэн понимающе закивал головой. Тут в разговор встряла Лао Куай:

– Похоже, в Ухань тебе, хоть умри, а съездить придется.

– Про поездку в Ухань речь шла месяц назад, и я не поехал, а теперь ехать туда уже и повод пропал.

– Это уже не ко мне, – ответил Лао Дун.

– Только одного не пойму, я же для Интао не родственник и не приятель, чего она привязалась именно ко мне?

– То есть как это не родственник и не приятель? Ты ведь в свое время играл Сюй Сяня, а она – Белую змейку, выходит, что вы были супругами.

– Так, то на сцене, а на сцене я – это не я. На сцене все понарошку.

– По правде там или понарошку, но брачные узы между вами были, вот она и нашла пристанище.

Тут Ли Яньшэн, словно опомнившись, спросил:

– Лао Дун, а все-таки, что за послание хотела передать Интао?

– Этого я знать не вправе, оно касается лишь тебя и Интао.

Тут их разговор прервала Лао Куай:

– Прием окончен, – сказала она, подавая знак Ли Яньшэну, что пора уходить.

Ли Яньшэну пришлось встать и рассчитаться. Лао Куай, приняв оплату, выкрикнула во двор:

– Следующий.

Ли Яньшэн дошел почти до порога, но, кое-что вспомнив, остановился и обратился к уже вошедшему клиенту:

– Братец, подожди чуток, я еще не закончил.

Когда тот снова вышел на улицу, Ли Яньшэн вернулся к Лао Дуну и спросил:

– Лао Дун, позволь задать еще один дурацкий вопрос.

Не успел Лао Дун отреагировать, как Лао Куай, нахмурившись, проворчала:

– А не много ли ты хочешь сверх уже оплаченного?

Лао Дун в ответ оборвал Лао Куай:

– Он же местная знаменитость, не стоит равнять его с другими.

Тогда Ли Яньшэн задал свой вопрос:

– Не связано ли адресованное Чэнь Чжанцзе послание со смертью Интао? Ведь когда-то именно Чэнь Чжанцзе спровадил ее на тот свет.

Лао Дун подозвал Ли Яньшэна поближе, чтобы снова прощупать его кости. Прошло немало времени, наконец, он покачал головой и сказал: