Ягуар, или Тот, кто живёт один

– Рады видеть вождя гуронов в наших краях. Он ещё раз кивнул ему и вместе с сыном направился к хижинам. Женщина, сидевшая у костра, встала. Науэль смотрел на неё и не мог отвести глаз. Его грудь горела адским пламенем, иссушивая все слёзы, которые он мог бы пролить.

– Знала ли ты, что я жив?

– Знала. Науэль на мгновение взглянул на небо, слегка поклонился и приказал привести лошадь.

– Лучше бы ты умерла. С этим я ещё смирился бы – подумал он, и, запрыгнув на лошадь, умчался прочь, подстёгивая животное изо всех сил. Он не сказал больше не слова ей, и не услышал от неё ни звука. В голове вертелось лишь «знала». В селении онейда Энэпей объявил о мире с гуронами. Многие заворчали и воспротивились, но большинство с облегчением вздохнуло, и ещё раз восхвалило своего вождя. Мимитех ещё долго провожала взглядом ускользающую тень. Она отправила дочь к отцу и уединилась на берегу. Слёзы обжигали её лицо, но она не могла кричать. Боль парализовала её. – Когда Маниту заберёт меня, лишь телом я не смогу его желать. Но душа моя всегда будет верна ему, всегда будет болеть и помнить. О Маниту, сохрани детей моих, моих кровиночек, и позволь им избежать моего страдания. О Маниту, если он забыл меня, то это подобно тому, что ты меня забыл. Забудь и ты меня, Маниту. Забери мою душу, разрушь её, уничтожь, чтобы не горевать мне и не страдать по нему. О, Великий дух, забудь, что я существую, пошли все кары земные мне, но вырви из моей души эту любовь.

– Если бы она могла послать мне весточку…А она могла. Но не захотела. Значит, так тому и быть – думал Науэль, мчась прочь от привидения. Думы заполонили его голову и он не заметил, как добрался до дома. Он слез с лошади и отправил Вемэтина отдыхать, вместе с другими животными. Монгво встретил Ягуара, но они стояли молча и долго смотрели друг на друга.

– Я знал, что ты вернёшься живым, но не думал, что ты умрёшь – он положил руку на грудь Науэля, склонил голову и продолжил.

–Ты умер вот здесь, когда увидел её. – Ты знал, что она жива? – Нет, но я понял это по твоим глазам.

– И что они сказали тебе?

– Они сказали, что ты умер. Умер, когда твоя утомлённая душа, которая всегда хранила верность одной, и жила только ради неё, потеряла смысл. Когда ты думал, что она мертва, ты любил её страстно и нежно, ты хранил её в своём сердце, но вот она жива, и нет в сердце теперь той истомы и печали, что была приятна тебе при мысли о ней.

– Каждый шёпот в моей голове, что я слышал, это был её шёпот. Каждый призрак, что я видел, был её призраком. Она была передо мной. Я смотрю на неё, но не вижу. Не могу коснуться её, хоть она и близко. Она будет… Она никогда не будет моей. Она навсегда останется лишь призраком в моей жизни. Я не хочу больше видеть её. Пусть она останется в моей памяти такой, какой я её всегда помнил. Дышащей весной и теплом, чувственной, робкой. Юной и прекрасной. Пусть останется той, что была наедине со мной, что была в моей власти и никому не принадлежала. Я не хочу, чтобы мне в мысли въелась картина, как она, увядающая, идёт рука об руку с другим, ведя за собой своих детей. Я сотру из памяти сегодняшний день, и по-прежнему буду думать, что она умерла.

– Ты не сможешь забыть этот день, брат. Этот день убил твоё сердце. Этот день стал похоронами твоей любви.

– Оставь, Монгво. Маниту послал мне эту муку, и я должен справиться с ней. Придёт время и тело моё, и дух, вознесутся к Маниту. Но я не знаю, сможет ли моё сердце забыть её после смерти. Кажется, даже тогда она будет преследовать меня и звать своим немым криком. Науэль не мог больше говорить. Он еле стоял на ногах, и Монгво хотел помочь ему пройти в его типи, но Ягуар отмахнулся. Весь вечер он провёл в своей хижине, а ночью вышел и отправился в лес. Он прошел несколько километров туда и обратно, а позже отправился к реке. Сидя на берегу он смотрел на тёмные воды реки. В отражении, на трепетной глади воды, он видел её лицо. Оно было такое же, как тогда, когда он впервые увидел её. Любовь его не умерла. Она по-прежнему душила его, преследовала. Он решил попытаться смириться с тем, что никогда не обретёт счастье, но подумал, счастлив бы он был, если бы всё тогда обернулось иначе. Был бы он счастлив с ней, если бы она тогда пришла к нему на утёс. Он долго думал и размышлял, но ответ сам пришёл к нему. Если уж он слышит её голос в шорохе листвы, видит её в речной глади, а в лике луны видит лишь свет её лика, возможно было бы счастье? Он ответил себе положительно, но ему стало ещё больнее. Он был один в эту ночь и позволил слезам оросить его лицо. Она была жива, его любовь спаслась и дышала одним с ним воздухом, ходила с ним под одним небом, но он горевал, желал смерти, чтобы не испытывать больше этих страданий. Он так хотел увидеть её вновь, столько раз представлял своё счастье рядом с ней, и никогда не думал, что встреча с ней обернётся такой болью и горем. Он терзался, почти не мог дышать. Он не знал что делать и как ему теперь жить. Она была не из тех, кого можно было заставить что-то сделать. Её никто не заставлял связать судьбу с другим и позабыть его, она решила это сама.

– А может ли любящее сердце принять такое решение? – в этот раз он ответил отрицательно. -Было ли то любовь, или лишь помешательство? Может это было лишь желание обладать самым смертоносным оружием против ирокезов? Было ли между нами чувство, искреннее и чистое? Действительно ли она так не покорна, как мне казалось? -эти вопросы теснились в его голове, но он не мог на них ответить.

–Но что это тогда, если не любовь, что же это? – прокричал он, захлёбываясь слезами. Ему не было стыдно за свою слабость. Теперь ему не перед кем было стыдиться. Всё, чем он жил, ему уже не принадлежало и для него погибло. Он понял, что жил всё это время зря. Что напрасно надеялся, напрасно пытался выжить. До рассвета он пролежал на траве. Всю эту адски длинную ночь он лишь изредка погружался в сон, на несколько секунд, а после снова открывал тяжёлые после жарких слёз глаза. Солнце светило ярко, и свет резал глаза, но Науэль, сделав усилие, всё же открыл их. Перед ним сидела Аламеда. У неё было мрачное лицо, и, казалось, в глазах блестели слёзы, но вскоре, встретив взгляд Ягуара, она улыбнулась.

–Не терзайся. Всё случилось так, как пожелал Маниту.

– О чём ты? Считаешь, я по ней страдаю? Не лезь в ту душу, которую не знаешь.

– Я лишь хотела подбодрить тебя. Не сердись.

– Подбодрить? Свои мысли оставь при себе. Да и кто ты такая, что бы я сердился на тебя, тратил на тебя свои силы и своё время.

– Считаешь её лучше? Считаешь её достойной тебя? Достойней, чем я?

– Не забывай с кем ты говоришь, Аламеда. Перед тобой твой вождь. Любое лишнее слово может оказаться для тебя последним, и моё решение никто не осудит. Ни у кого нет такого права. Ни у кого нет власти, выше моей. Лучше помолчи, а ещё лучше принеси мне огненной воды. Я знаю, твой отец припрятал несколько бутылок на случай торжества.

– Ты изменился, Науэль. И если любовь может убить в человеке всё человеческое – я не хочу любить. Теперь слёзы действительно мерцали в глазах девушки. Она поспешила оставить Ягуара наедине с его болью и печалью, снова. Через несколько минут она вернулась, неся с собой бутылку вина. Науэль сидел ещё более опечаленный. Девушка молча подошла к нему и протянула выпивку.

–Подожди, – шепнул Ягуар, схватив Аламеду за запястье.

– Я был очень груб с тобой, прости меня. Ты, да и никто другой в этой деревне, не заслуживает таких слов от меня.

– Такие слова оскорбительны в первую очередь для тебя. Ты теряешь разум, Науэль, – подсев к мужчине, с дрожью в голосе, произнесла девушка.

– Ты одна всегда понимала меня. С тобой мне всегда было легко, мы всегда говорили с тобой так, будто знаем друг друга вечность. Если можешь, выслушай меня ещё раз.

– Я готова слушать тебя неделями, годами. Лишь бы быть тебе чем-то полезной.

– Если бы ты узнала, что твой возлюбленный, которого все считают мёртвым, жив, но не может быть рядом, ты бы смогла связать свою жизнь с другим?

– Если бы такое случилось со мной, то я до последнего своего вздоха ждала бы свою любовь. Но такого я себе представить не могу. Девушка говорила очень тихо, глядя Науэлю в глаза. Сначала он отводил взгляд, но её пауза заставила его взглянуть на неё.

– Потому что я всегда знала, что моя любовь жива. Бродит, скитается, но жива. Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Науэль смотрел в глаза прекрасной Аламеды и видел в них слёзы. Но хоть они и были печальны, в них горел такой живой блеск, такой нежный и манящий. Он невольно подался вперёд и поцеловал её, но через мгновение отпрянул. Девушка улыбнулась, а из глаз хлынули слёзы. Будто горная река, они омывали её щёки. В её душе теснилось столько чувств. Она была счастлива, что наконец Науэль проявил к ней нежность и желание, но в то же время была опечалена, чувствуя, что это могло произойти лишь от того, что мужчина пытается заглушить боль всеми способами. Они молчали и больше не смотрели друг на друга, будто поцелуя вовсе и не было, будто они вообще не знали друг друга. На мгновение, Ягуару показалось, что его влечёт к этой девушке, но что, не знал. Прикоснувшись к ней, он почувствовал тяжесть в груди. На секунду он посчитал этот поцелуй предательством. За всё время, что он бродил в лесах, представляя и вспоминая свою Мимитех, он не думал ни об одной женщине. Он не понимал, что заставило его поцеловать Аламеду. Двойственные чувства теперь теснились в его груди. Ему была приятна забота, но он не хотел давать девушке пустые надежды. После долгой тишины Аламеда встала, и уже собиралась уйти, Науэль снова остановил её.

– Я хочу, чтобы эту ночь ты провела со мной.

– Я буду рядом всегда. Я никогда не оставлю тебя, что бы ты мне ни говорил.

– Ты не поняла меня? Этой ночью ты станешь моей. Моей женщиной. Девушка стояла в ступоре.

– Я не хочу, чтобы ты совершил ошибку, о которой будешь вскоре жалеть, – произнесла она твёрдо, неоднозначно смотря на бутылку.

– Говорят правду. Огненная вода лишает рассудка.

– Аламеда, – поднявшись с колен и приблизившись к девушке, шёпотом произнёс Науэль, – в своей жизни я не делал ничего, о чём потом жалел. Я всегда знаю, что мне нужно. И сегодня – мне нужна ты. Он снова поцеловал её, но в этот раз со страстью, обхватив её нежное лицо ладонями. Девушка не могла сопротивляться. Любовь к этому мужчине велела ей делать всё, что он говорит и просит.

Глава XII

Эту ночь они провел в его типи, что находилось в отдалении от центральных жилищ деревни. Утром девушка проснулась рано, а её возлюбленный ещё дремал. Вино, которое он до этого не употреблял в таких количествах, сыграло свою роль. Науэль проспал до полудня, а когда открыл глаза, завтрак уже лежал у изголовья его спального места. Аламеды не было в типи. На улице были слышны весёлые разговоры. Люди, в полном спокойствии, обсуждали минувшие дни и то, что за последнее время произошло. Отодвинув еду, при виде которой ему стало дурно, он попытался встать, но голова сильно кружилась и болела. Вспоминая прошедшую ночь, он, закрывая лицо руками, начал стонать и бормотать.

– Что же ты наделал, грязный шакал. Как же ты мог, – говорил он так, что понял бы его только он. Шатаясь, он вышел из хижины. Выпрямив спину, он вдохнул свежий тёплый воздух полной грудью, так, что казалось, будто его лёгкие вот-вот разорвутся от огромного количества кислорода. Он ещё немного постоял, наслаждаясь окружавшей его природой, и направился к центральной хижине, где обитал Аххисенейдей. Подле старца сидела его дочь. Она была занята каким-то рукоделием и не сразу заметила Науэля.

– Тяжёлая ночь после трудового дня всегда сопутствует бравым воинам, -отозвался старик. Девушка подняла голову, и, отбросив дела, поспешила встретить возлюбленного.

– Науэль! – не сдержалась она, -о, наш вождь. Да защитит тебя Маниту. Да дарует он тебе долгие годы.

– День вчера был не так труден физически, как морально. На мою долю выпало не мало, как говорят французы, сюрпризов. Неожиданностей. Но они не выбьют меня из нужного русла.

– Слава Маниту! – снова воскликнул старик, – слава Маниту! – Близится осень, о потом придёт зима. Нам нужно готовить запасы мяса и шкур, -раздумывал Науэль, подсаживаясь к старому вождю. – на днях я соберу людей, и мы двинемся на охоту. Как считаешь, Аххисенейдей, на правильном мы пути? Думаешь, этот мир с ирокезами принесёт нам хоть какое-то спокойствие?

– Вправе ли я обсуждать с вождём такие дела? Я долго был вождём, но не по праву. Так пришлось, и я нёс это бремя, как мог. Теперь пришёл истинный вождь, нужда в моих словах исчерпана. Все твои поступки продиктованы Маниту, и они не могут быть не правильными. – Я благодарю тебя за то, что всё это время ты был рядом с племенем. Я бы хотел с тобой поговорить об одном деле. В этот момент сердце Аламеды сжалось. Она представила, как Науэль будет объясняться перед её отцом и просить разрешение на брак. Улыбка уже сияла на её лице, но она прятала её, опуская голову. – Ты знаешь мою натуру, старик, – начал Ягуар, – я странник, я не могу сидеть на месте. Там, где мир и покой, мне нет места. Я всегда там, где играет буря. А может, буря всегда там, где я, – задумался он.

– Твой путь определяешь ты. Но не забывай, ты всегда оказываешься там, где велит Маниту.

– Сегодня я здесь, завтра я могу быть на краю света. Но в этот момент, когда меня не будет в родных краях, ты будешь вести моё племя, вместо меня, как и делал это раньше.

– О, мой дорогой вождь, не сомневайся, я всегда буду следовать твоим желаниям. И никогда никто не посмеет поглотить могучее племя гуронов, пока у нас такой вождь, как ты. Где бы ты ни оказался, ты всегда в наших сердцах. Мы помним о тебе, мы чтим твою справедливость и мудрость.

– Я благодарен тебе, Аххисенейдей. Ты великий человек. Ни один белый учёный не сравнится с твоей мудростью,– поднявшись с колен, и слегка поклонившись, произнёс Ягуар. Он заметил, что Аламеда была не то что взволнована, а, скорее, разочарована. Он жестом ей указал следовать за ним. Они прошли через всю деревню и он предложил ей присесть на берегу реки.

– К тебе, Тополиная роща, у меня тоже будет просьба. Конечно, я не уйду, пока должное количество запасов не будет приготовлено. Но придёт зима, а потом весна, и где буду я – я не знаю. Я прошу простить меня за то, что я как неразумное дитя утешался тобой, когда у меня болела душа. Я никому не сделал лучше. Душа моя по прежнему болит, а твоё сердце теперь разрывается. Но ты не должна мучиться из-за того, что произошло. Ты должна принять это как очередной удар судьбы. У тебя не было лёгкой жизни, с самого детства ты была подле отца, помогала ему во всех делах, тяжкими они были, или же нет. Ты не роптала на судьбу, что послал тебе Маниту. Ты безответно любила меня долгие годы, а я безответно любил другую. Но кто знает, с кем мы найдём счастье, и найдём ли мы его. И кто знает, быть может мы еще увидимся с тобой, а после встречи – никогда не расстанемся. Может быть, но не сейчас. Я ещё не обрёл душевный покой, и тем более, когда в душе моей произошла такая перемена. Я не хочу заглушать боль твоими чувствами. Я не хочу пользоваться тобой, ничего не давая взамен, потому что сейчас я не могу дать тебе ничего, кроме слов. – Тебе незачем просить прощения. Я считаю нашу связь не ударом судьбы, а подарком небес. И пусть твоя безутешная душа будет скитаться, помни: есть человек который любит тебя и ждёт, моля Великого Маниту о благосклонности к тебе. На этом разговоре Науэль и Аламеда разошлись, но кто знает, навсегда ли. Долгие дни Ягуар был занят охотой, а Аламеда, ночами безутешно рыдая, пока её никто не видит и не слышит, днём занималась привычными женскими делами. Около месяца прошло с тех пор, как Науэль впервые встретил Мимитех после долгой разлуки. Все эти дни мысли о ней не покидали его. Поначалу он терзался из-за разбитого сердца Аламеды, но, вскоре, его мысли вновь поглотила Мимитех. Он почти не спал ночами, вспоминая их встречу. Он прокручивал все варианты событий, последствием которых был брак его возлюбленной с другим. Он размышлял, прикидывал, от чего она могла так поступить, и остановился на мысли, что, такая мудрая женщина, как Мимитех, пошла на этот брак не по желанию, а по какому-то неизвестному ему расчёту. Было ли это принудительное решение, или добровольное, в любом случае, у неё была очень веская причина принять его. Он решил, во что бы то ни стало, выяснить всё, и не собирать информацию по слухам, а разузнать всё от самой Мимитех. Он долго не мог сообразить, как ему устроить встречу с женщиной, которую он любил, но которая была ему не доступна. Он сам когда-то пришёл к ирокезам с перемирием, и теперь не мог его нарушить, думая только о своих интересах. Он вождь, в его руках было целое, хоть и небольшое, племя. Но перенесёмся же в деревню к ирокезам, и узнаем, как жила Мимитех всё это время. После встречи с Науэлем, той, единственной встречи после долгой разлуки, она долго приходила в себя. Её сердце не унималось. Временами она испытывала чувство вины, но оно затихало, когда на глаза появлялись их с Отэктэем дети. Он не был для неё идеальным спутником, но и жаловаться она права не имела. Столько лет он заботился о ней, выхаживал, залечивал её раны. В нём таились нежность и доброта, но он боялся их, стеснялся. Мимитех знала его горячий нрав, но смогла найти лазейки к доброму сердцу своего мужа. Вскоре после свадьбы у них родился первый ребёнок, который размягчил душу Отэктэя. Он заботился о нём, помогал Луне, когда это было нужно. Девочка росла быстро, и брала от родителей только хорошее. От матери красоту, а от отца – тягу к справедливости. Позже родился и второй ребёнок, и после того, как грозный воин –индеец взял на руки своего сына, его сердце оттаяло. Он научился быть смиренным, унял гнев и вспыльчивость. Юношеское хвастовство и гордыня ушли навсегда. Сейчас мы бы назвали его примерным мужем, но в то время всё было иначе. Мужчины, воины, в которых всегда живёт ощущения войны, редко предавались домашним заботам, но Отэктэй был другим. За его грубостью томились высокие чувства, но теперь, став отцом, причём дважды, он не боялся их открывать. Он не боялся изливать душу жене, но только ей, ибо лишь она всегда слушала и не осуждала. Энэпей был вождём, а муж его сестры – правой рукой вождя. Вопросы относительно племени, охоты, обороны и войны не обходили Отэктэя стороной, и он всегда делился со своей Луной всеми переживаниями. Мимитех в свою очередь уважала любое решение мужа, и, хоть он и был очарован ею и был слишком к ней привязан, так, что она могла бы приказать ему выполнить что угодно, и он выполнил бы, не пользовалась этими чувствами. Она считалась с мнением супруга, никогда не учила его жизни и никогда не делала упрёков. Она долгое время уже была с ним одним целым, и если бы Науэля не было в её жизни, можно было бы сказать, что Отэктэй был предначертан ей свыше. После появления гуронского вождя, сердце её перестало биться так спокойно. Нет, она не вспыхнула, как лучина, от вновь обретённой любви. Эта любовь была так давно потеряна, что казалось, будто её и не было вовсе. Она переживала, зная крутой нрав Науэля, зная его самоотверженность и самоуверенность. Она боялась, что встреча их навлечёт беду, и поклялась Великому Маниту никогда боле не вспоминать его, а если вспомнит он, да ещё и будет давать какие-то знаки, она уверяла себя, что лучше будет рассказать всё мужу, просить его быть милосердным, и наконец – навсегда забыть то, чего, по сути, и не было. Осень двигалась, и природа стала терять свои краски, сменив золотую листву на пустые мёртвые ветви.

– Дочка, находиться в воде уже нельзя. Вода очень холодная, ты можешь заболеть, – останавливала Мимитех свою малышку, которая так хотела искупаться в озёрной воде.

– Но ты же вылечишь меня, мама? Папа говорит, ты исцеляешь одним взглядом.