Ягуар, или Тот, кто живёт один

– Именно так.

– Уходи к себе.

– Нау…

–Уходи! Он долго не мог понять, как теперь ему быть. Он любил Мимитех, и хоть они разошлись, он намеревался во что бы то ни стало снова встретиться с ней. Новость Аламеды изменила его. Теперь у него мог родиться сын, наследник. Племенем будет продолжать руководить его род. До вечера он просидел у себя и ни разу не вышел. Лишь однажды Монгво зашёл к нему, и вышел через несколько минут. Науэль собирался с мыслями. В деревне уже горели костры, кто-то пел песни. Вождь вышел из своей хижины и увидел невдалеке Монгво. Он подозвал его к себе.

– Мой друг. Сможет ли мне дать прощение та, что была оскорблена и унижена мною…Монгво. Я стану отцом. Той ночью я был с Мимитех, но мы расстались далеко не друзьями, и уж точно не влюблёнными. Она не захотела ничего менять, пожелала, чтобы всё было как раньше. Если бы она любила меня, как думаешь, она смогла бы отказаться от меня.

– Вождь, если вам будет интересно моё мнение, то я его выскажу, если мне это дозволено. Маниту знает всё наперёд, он посылает людям такие ситуации, какие нужны ему. Если она отказалась от вас, значит Маниту пожелал, чтобы вы обрели настоящую семью, а не гонялись за видениями. Они так прозрачны и неуловимы…

– В твоих словах стоит поискать истину. Спасибо тебе. У меня будет для тебя поручение. Ты должен пойти к Аламеде и оповестить её о грядущей свадьбе. Пусть женщины всё приготовят. И предупреди шамана. И Аххисенейдея. До утра меня не беспокоят пусть.

– Вождь, вы умеете читать знаки, что шлёт вам Маниту. Всё, что вы просили, будет готово. Можете отдыхать спокойно. Только…Науэль, не думай о том что было, думай о том что будет. Вырви занозу, и рана затянется, не оставив намёка на шрам. Монгво поклонился и отправился известить будущую мать о том, что она скоро станет и женой. Приготовления были закончены, всё уладили очень быстро. Аламеда была наряжена в прекрасное платье, а на голове её красовались повязки из перьев и бисера. В такой день женщина должна быть счастлива, но Тополиная Роща еле сдерживала слёзы печали. Она знала, что брак этот не принесет радости, ни ей, ни её будущему мужу. Церемония началась. Науэль был одет в белую длинную рубаху, украшенную разноцветными перьями, камушками, жгутами, выплетенными из ярких ниток. После того, как, так сказать, официальная часть была завершена, началось празднество. Девушки и парни пели песни, играли на бубнах и других инструментах. Монгво сидел у главного костра. Он заиграл на флейте, а женщина, сидевшая рядом, запела.

“Сегодня солнце светит по-другому.

Сегодня даже облака его не тревожат.

Какой свет льётся от лиц обручённых.

В дом стучится благо.

В наше племя прибыла ещё одна семья.

Счастье их мы будем воспевать

Долгие годы и века…”

Все были довольны праздником. Дети резвились, юноши танцевали, девушки весело смеялись. Все бросили свои дела, только ради того чтобы порадоваться за своего вождя и его избранницу. Лишь невесте было ведомо, что свадьба эта сулит скорые похороны. «Этот праздник, словно все они танцуют на моей могиле. Но никто не узнает, какая боль жжёт меня. Я оставлю это в себе. Сможет ли он быть хладнокровным? Не причинит ли он мне этим праздником ещё большую боль?» – думала Аламеда. Она хотела уйти, скрыться в лесу, и рыдать, кричать от боли, что съедала её сердце. Весь день и вечер она просидела на одном месте, лишь изредка отвлекаясь на те моменты, когда традиции должны были быть исполнены. Наступила ночь, и молодые, согласно обычаям, могли удалиться в своё жилище для уединения. Науэль подошёл к девушке, взял её за руку. Она покорно подчинилась и последовала за ним в типи, склонив голову. – Не волнуйся, я не трону тебя. Отныне, в твоём теле живёт мой сын, внук великого Текамсеха. Если Маниту позволит, я назову сына в честь его славного и храброго деда.

Много времени прошло со дня их свадьбы, уже подходил срок родов Аламеды. За это время Науэль ни разу не встречал Мимитех. Прошла зима, весна, и Ягуар был занят делами племени, которые помогли ему справиться со всем, что навалилось на него. Наступило лето, и свободного времени было не мало. Однажды вечером, когда вождь и его воины обсуждали дела, относящиеся к охоте, в деревне раздался крик. Аламеде резко стало плохо, и все побежали к ней в хижину.

– Что с ней? Она рожает? – спросил Науэль у повитухи.

– Нет вождь, пока нет. Она просто почувствовала резкую боль. Но скоро, с позволения Маниту, ваш ребёнок появится на свет.

– Аламеда, ты в порядке? Боль прошла?

– Да, мой вождь, я чувствую себя уже намного лучше. Ягуар оставил Аламеду одну, а сам, незаметно для всех, вышел из типи и побрёл в лес. Он долго думал о том, что никогда не сможет посмотреть Аламеде в глаза без зазрения совести. За все эти месяцы они с Аламедой так и не стали близки. Он думал и том, как ему вновь встретиться с Мимитех, но решение пришло оттуда, откуда он не ждал. Он сидел под поваленной сосной, и лишь луна освещала лес. Костры деревни уже скрылись от его взора. Он смотрел на небо сквозь ветви деревьев и вспоминал ту ночь, что они с Новой Луной провели вместе. Первую, и, как думал он, единственную. Его острый слух заметил какое-то движение, а глаза увидели маленькую стройную фигуру. Он насторожился, но вскоре понял, что зря.

– Науэль! Это ты? Ягуар вскочил с места, узнав милый голос Дневной Певчей.

– Моя Новая Луна! Неужели ты? Или я так устал, пока блуждал, что теперь мне сниться сон?

– Это действительно я. Я пришла что бы кое-что тебе сказать.

– О, моя Мимитех, говори, и не останавливайся. Я хочу слушать твой голос вечно.

– Ты помнишь, что говорил тогда? Когда мы впервые были наедине. Ты говорил: «Разве я отдал своё сердце кому-то другому?» Ты врал мне, а я поддалась чувствам…

– Мимитех! – Науэль хотел было обнять женщину, но она отпрянула назад.

– Не подходи ко мне. Несколько недель назад в нашем племени объявили, что вождь гуронов ждёт сына от своей жены.

– Вот ты о чём…Мимитех, если я женился на ком-то, или был близок, это ещё не значит, что я не люблю тебя. Всё это было до того, как мы воссоединились. А ребёнок – это мой наследник. И не важно, кто его родил, если ты со мной быть не захотела.

– Я не захотела, а ты и не пытался сделать так, чтобы мы были вместе. Я ждала тебя, ждала вестей, но от тебя была лишь тишина. Я смирилась с тем, что не нужна тебе. И когда я узнала обо всём, мне было очень больно. Я решилась прийти к тебе сегодня лишь для того, чтобы в последний раз взглянуть в твои лживые глаза и спросить. За что? За что ты обошёлся со мной так, будто я ничего не значу в твоей жизни? Ты говорил столько слов, но предал меня. А я ничему не научилась…Однажды в моей жизни уже было подобное предательство, но я не думала, что через столько лет, как ты говорил, безутешных скитаний и страданий, ты лишь воспользовался мной. И ради чего, объясни? Науэль посмотрел на неё с недоумением.

– За что? Ты спрашиваешь меня? За что я повиновался твоей воле и мучился всё это время от того, что даже за столько лет твоё сердце не стало нежнее? Ты лицемерная, видишь только мои ошибки, которых на деле то и нет. Посмотри на себя, Мимитех. Ты обвиняешь меня в предательстве, а сама, зная, что я жив, даже не захотела послать мне весть. Ты столько лет молчала, от чего же говоришь теперь? Только не говори, что тебе больно из-за любви. Ты не любила меня никогда. Ты никого не любила. Ты лишь ждала, пока к твоим ногам упадёт весь мир в несчастной мольбе. Ты устала жить так, как положено правилами. На моём месте ведь мог оказаться кто угодно. Ты устала от одного и того же начала дня, тебе захотелось привнести в свою жизнь что-то новое. Я стал для тебя лишь развлечением, каким обычно предаются белые. С самого начала я был для тебя именно этим. Не в ту ночь когда мы были вдвоём, нет. С самого первого дня, как только мы увидели друг друга. Ради тебя я отпустил все свои прошлые обиды, забыл тот томагавк, что вонзили ирокезы в спину гуронов.

– Вот теперь я вижу твоё истинное лицо, гурон! Во всём винишь меня? Сам ты хоть как-то пытался меня вернуть? Ты хоть что-то сделал для того, чтобы стать хотя бы на шаг ближе ко мне? Нет. Ты наоборот, предал меня и заключил брак с другой женщиной, которая ещё и ждёт ребёнка от тебя. Не говори мне больше о лицемерии и лжи. Ты сам с ног до головы в этом…Ягуар хотел ответить ей, высказать ещё больше, всё что накопилось у него на душе, но его прервал топот шагов. Вдалеке, со стороны деревни, показались фигуры мужчин.

– Если тебя увидят здесь, то пострадает всё племя, и не только моё, но и твоё. Уходи, и больше пусть уши мои не услышат тебя, а глаза – не увидят.

– Вождь! – послышалось из далека. Ягуар ещё мгновение посмотрел на Мимитех, отвернулся и поспешил на встречу воинам. Мимитех осталась смотреть на ускользающий след Ягуара.

– Вождь! Радостная новость! Вы должны поспешить. Ваш сын родился!

– Сын? Это точно, Адэхи?

– Точно, мой вождь. Кто это? – кивнул индеец в сторону Мимитех, которая до сих пор стояла на том же месте.

– Это заблудшая душа, Адэхи. Идём скорее к моему сыну. А вы, – он посмотрел на двоих воинов, – скажите той женщине, чтобы она возвращалась туда, откуда держала путь. Если она пойдёт за мной – убейте. Так и скажите ей. Идём, Адэхи. Маниту посылает нам великое счастье. Мы должны стать его свидетелями. Ягуар поспешил домой, а юноши с ножами подошли к Мимитех.

–Вождь приказал тебе вернуться туда, откуда пришла. Если последуешь за ним, мы убьём тебя, – сказал один.

– Да ты ирокезка! – воскликнул второй.

–Что у вождя за дела с ирокезкой? Или ты та самая Мэтэйнэй? Дневная Певчая, так он тебя называл. Да проклянёт тебя Маниту! Наш вождь столько настрадался из-за тебя. Он никому не рассказывал, но все и так знают. Из-за тебя он бросал свой родной дом, забыл о том, что священно…Может убить тебя, а скажем, что ты не подчинилась.

– Оставь её. Уходи, ирокезская женщина. Слава Маниту, если обо всём этом никто не узнает. Мимитех с горечью и разочарованием побрела назад. Она не плакала в этот раз и приняла расставание с Науэлем спокойнее. Она знала, что это не последняя встреча, что он обязательно ещё придёт к ней. «Он придёт, и будет снова говорить, как любит. И в этот самый момент я воткну кинжал в его грязное сердце. Отвечу на всю ту боль, что он причинил мне. Да. Он ответит» – думала она, шагая в одиночестве по лунному лесу. Лицо её залилось краской, а зубы стиснулись от гнева. Науэль добрался до деревни и поспешил к Аламеде в хижину. Там находилась повитуха и пара женщин, помогавших при родах. –Где мой сын? – воскликнул новоиспечённый отец.

– Вот он, вождь. И женщины принесли ему, завёрнутое в одеяльце, чудо.

– Слава Маниту! Ребёнок жив, здоров и полон сил. Давайте его сюда, пусть малыш спит.

– Хорошо. Аккуратнее с ним. Это мой наследник, и ваш будущий вождь. Как Аламеда? Она спит? – спросил Ягуар, заглядывая через плечо повитухи, когда заметил, что Аламеда спокойно лежит, укрытая белой тканью.

– О, мой вождь, роды были тяжёлыми, а Роща была очень слаба. Она умерла. Но слава Маниту, она успела прижать к груди своё дитя и взглянуть на него. Пульс застучал у Ягуара в висках. Он подошёл к телу женщины, и взял её холодную руку.

– Сейчас я жалею лишь о том, что не успел попросить прощения у тебя. Я надеюсь, что твой дух ещё здесь. Прости, Тополиная Роща. Я причинил тебе столько боли, столько, что ты не смогла всё пережить. Благодарю Маниту, что послал мне тебя. Память о тебе навсегда останется в моём сердце.

Эпилог

Прошли дни. Обряд похорон был выполнен, и тело Аламеды, как тело жены вождя, было погребено со всеми почестями. Ягуар отложил церемонию наречения имени наследнику до конца похорон своей жены. После печальных дней начались светлые. Праздник в честь малыша был радостным. Как и собирался вождь, ребёнка нарекли Текамсехом. Больше Ягуар не видел Мимитех, больше не слышал даже вестей о ней. Чтобы читателю было легче понять, можно сказать как закончилась вся история Ягуара. Он растил сына, был примерным отцом и благородным вождём. Когда Текамсеху исполнилось 16, он стал новым вождём, похоронив своего отца. Он стал прекрасным воином, таким же храбрым, сильным и проворным, как его отец. Он никогда и ни от кого не слышал о женщине, что разбила сердце и душу его отцу. В нём не было жестокости, жажды мести. Он был благородным индейцем, таким, какими не всегда бывают белые люди. А каким был его отец, не знаем и мы с вами. Каждому отведён свой срок, посланы свои страдания. Кому-то любовь дарована для счастья, а кому-то в наказание. Кто-то счастлив без любви, а кто-то боится одиночества. Люди не одинаковы, и души их такие же. Но одно справедливо для всех – после смерти мы обретаем вечный покой. И нет уже для нас ни любви, ни ненависти, ни счастья, ни горя. Все мы равны, когда отправляемся в последний, но вечный путь.