Тайна одного забора. Демократически-комическое расследование
Любовь Чернега
Монотонная и скучная жизнь деревенских жителей заканчивается в тот момент, когда администрация принимает решение найти и обезвредить нарушителей общественного порядка. Назначаются ночные дежурства, которые приводят к массе комических ситуаций. Батальон защитников-старичков, сговор местных бабушек, черти и любовные треугольники – это только небольшая часть того, с чем придется столкнуться участковому, чтобы найти главных виновных.
Тайна одного забора
Демократически-комическое расследование
Любовь Чернега
© Любовь Чернега, 2018
ISBN 978-5-4485-4853-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– От я им всем покажу! Они еще пожалеют…, – ехидно посмеиваясь и довольно потирая руки, повторяла баба Надя, измазывая пятые ворота прокисшей сметаной. Рожицы получались довольно таки скверные и мало похожие на рожицы, хотя в то же время имели свою индивидуальность.
– Мы-то в художественной школе и не научались, портреты не рисовали, но ответить, конешно же, непременно, – ворчала баба Надя, осматривая встречающую рассвет улицу и на глаз определяя следующую жертву.
Ворота Жлобиных казались наиболее привлекательными, но из-под них угрожающе выглядывали челюсти Бобра – Жлобинского мастиффа, что напрочь развеивало желание использовать ворота как холст.
– Ну, едрить твою налево, во жлобы, цепочки для собаки пожалели, – сплюнув недовольно в их сторону, портретистка баба Надя поплелась домой, решив измазать остатками сметаны ворота соседки Люси, кот которой вечно драл ее кота Васю.
Сметана закончилась на левом глазу, кроме того, левое ухо также не успело обозначиться. Солнце уже поднималось, петух Люси, нервно похаживая по забору, сверху вниз осматривал творение человеческих рук. Видно художественного замысла он таки не понял, так как, после полного досмотра шедевра, слетел с забора и клюнул бабу Надю прямо в зад, та же, глубоко обидевшись, швырнула в петуха тапком. Звук шлепающегося тапка разбудил соседского пса Шурика, славившегося самым громким лаем в округе. Шурика сразу же поддержал Бобер и все остальные собаки прилегающей местности. Самое досадное заключалось в том, что петуха тапком не задело. Вернув тапок на место, баба Надя поспешила домой. Открыв калитку, она оглянулась назад и, окинув взглядом Люськины ворота, разочаровано покачала головой.
– И, едрить твою налево, все-таки подруга, нехорошо как-то без глаза.
Под нескладный лай домашней живности, баба Надя вытащила из кармана помидор, сорванный ранее на крайний случай, поспешно вернулась к забору соседки и размазала овощ на месте предполагаемого размещения глаза. В этот момент петух Люси громко сообщил деревне о наступлении утра очередного дня, за что получил остатками помидора по голове. Громкое «Ку-ка-ре-ку» оборвалось, а сам источник звука свалился с забора. Мелко засеменив по щебенчатой дороге, баба Надя пошла отдыхать.
– Да уж…, – многозначительно промолвил местный интеллектуал Сергей, сидевший на крыше дома и рассматривающий, до появления бабы Нади, поредевшее и посветлевшее уже не звездное небо, – Хотя… А чем еще заниматься? – он пожал плечами, посмотрел еще раз на небо и, выплюнув соломинку, полез вниз.
* * * * * * * * *
– А, шоб им повылазило, – во двор бабы Нади прорвалась соседка Люська и, не церемонясь, начала рыскать по дому, в поисках подруги. – Во люди, сметаны не пожалели, – не найдя никого в доме, кроме одиноко читающего инструкцию к пачке макарон деда Ивана, она продолжила поиски на участке.
Баба Надя отозвалась из уличного санузла, тонко намекнув, что выйдет позже.
– Дак, сметана то прокисшая, во люди, еще б этими… экскрементами б обмазали, – громко цитировала свои возмущения Люська, облокотившись о грушу, стоящую рядом с санузлом. – Надь, да ты выходи, ты это уже видела, а? Так у Еремкиных то рожа улыбающаяся, а у меня что? Еще и без уха… И петуха моего не видно… Надь, да ты не волнуйся, ты выходи, пойдем, покажу, – возмущение Люси достигло предела, и она попыталась пройти к подруге. Баба Надя со своей стороны пыталась удержать ручку туалета, но Люся не сдавалась. – Вот узнаю, кто безобразничает, уши поотрываю. И ведь не спится кому-то. Надь, ты там живая?.
– Однако…, – многозначительно промолвил интеллектуал Сергей, проезжая мимо на велосипеде, и почесал затылок.
Баба Надя все же сдалась и, нашептывая проклятия, вышла из туалета. Люська не смолкала, вспоминала все имеющиеся в ее словарном запасе ругательства, а также ранние работы Малевича и Шишкина.
– Ты че там делала-то? – наивно спросила Люська.
– Клопов травила, – промычала первое, что пришло в голову баба Надя, и недовольно отмахнулась.
– Клопов??? – растерялась Люська. – Ну да ладно. Ты уже выходила, видела, что творится? Так теперь уже не один забор.
В этой ситуации бабе Наде некуда было вставить слово, что было не свойственно ее натуре. Она пыталась быть участливой и возмущенно кивала, иногда открывала рот, дабы поддержать соседку словесно, но Люсин монолог никак не заканчивался, что начинало раздражать бабу Надю.
– Дак изрисовали как… и чем… и почему-то и на моих воротах. Вот попадись мне под руки эти наглецы. И што придумали, какие-то каракули.
– Да ты шо? Вот подлецы! – неподдельно и громко наконец-то возмутилась баба Надя, увидев на своем заборе знакомую каракулю.
Две давние подруги, перекрикивая друг друга и красноречиво размахивая руками, высказывали свое возмущение ранним воскресным утром на одной из улиц деревни Нескладная.
* * * * * * * * *
На совете собрались все желающие активисты деревни и местная интеллигенция в лице Сергея, приглашенного и приведенного лично деревенским головой Степаном Арсеньевичем. В зале клуба было шумно, все собравшиеся высказывали свое мнение по вопросу дня, а попутно раскрывали тему отношений продавщицы Леночки с шофером Васей и запоя сторожа Никифора Мирославовича.
– Предлагаю собрание считать открытым, – Степан Арсеньевич громко стукнул туфлей по столу, грозно посмотрел на затихших собравшихся и надел туфлю на правую ногу.
Сергей отметил важную роль обуви в протекающих процессах, а также отсутствие носка на ноге Степана Арсеньевича и продолжил наблюдение за насекомым, ползающим по цветастому платку доярки Вали, сидящей прямо перед ним.
– На данном этапе у нас имеются семь обезображенных ворот наших односельчан, причем наиболее часто отмечаются безобразия на воротах Гороховой Надежды Афанасьевны, – начал речь Степан Арсеньевич.
Собравшиеся дружно оглянулись на бабу Надю, последняя в свою очередь изобразила глубоко обиженное настроение. Все понимающе сочувственно пожали плечами и вновь обратили свое внимание на Степана Арсеньевича.
– В связи с последними событиями и, дабы пресечь дальнейшие безобразия, мы обратились к местному представителю правоохранительных органов Алексею Николаевичу Безухову. Алексей Николаевич, Вам слово, – Степан Арсеньевич одобрительно посмотрел на участкового, сидевшего в первом ряду, и жестом пригласил его к трибуне.
В зале наметилось оживление, баба Надя съежилась, Люська ободряюще похлопала ее по плечу, а Сергей с сожалением отметил, что насекомое переползло на лицевую поверхность платка доярки Вали. Алексей Николаевич важно прошел к трибуне и грозно осмотрел зал, давая понять окружающим, что дело очень серьезное и все виновные уже известны.
– Согласно имеющимся данным, 28 июля сего года гражданкой Гороховой Надеждой Афанасьевной… – начал он, зал притих, все внимательно посмотрели на выступающего. – Были обнаружены некие надписи на ее заборе, содержание которых не сохранилось в документах, так как они были поспешно стерты после предъявления односельчанам. Позже, 30 июля того же года, на заборе выше указанной гражданки вновь были обнаружены надписи, содержание которых также не сохранилось, но, по показаниям очевидцев, вполне возможно, что они были идентичными. После, еще трижды надписи появлялись на том же заборе, и, как утверждают очевидцы и сама пострадавшая, содержание их не отличалось разнообразием. Сегодня надписи появились на заборах еще шестерых мирных жителей деревни.
Алексей Николаевич откашлялся и, грозно осмотрев присутствующих, остановил свой взгляд на бабе Наде, отчего у той началась икота.
– В результате проведенного расследования было отмечено, что, во-первых, злодеяния повторялись с периодичностью раз в два дня, во-вторых, инструментом, точнее материалом для нанесения повреждений, являлась сметана, причем прокисшая. В результате более тщательного обследования отмечаются две особенности. Первая: в росписи ворот гражданки Акимовой Александры Егоровны применен помидор свежий, и вторая: ворота гражданки Гороховой обезображены сметаной не прокисшего качества, что может свидетельствовать о том, что ее ворота были отмечены рукой преступника первыми… – Степан Арсеньевич вопросительно посмотрел на участкового, тот задумался и уточнил. – Или последними… – сельский голова приподнял брови и вновь критически посмотрел на него. – Или, если брать во внимание то, что символы, отмеченные на воротах выше указанной жертвы, т.е. гражданки Гороховой, отличаются от остальных символов, мы можем предположить, что преступная группировка состоит как минимум из двоих участников.
При словах «преступная группировка» зал дружно ахнул, а доярка Валя с визгом подскочила и начала обмахивать себя руками.
– Но не стоит так реагировать. Вы находитесь под надежной охраной, и мы надеемся, что жертв не будет, – пытался перекричать волнения в зале участковый.
Зал еще раз ахнул при слове «жертв» и заинтересованно посмотрел на доярку Валю. Последняя невозмутимо попыталась сесть на место, что вовремя предотвратил интеллигент Сергей, убрав сиденье, дабы спасти насекомое, вид которого он пока не определил. Весовая категория доярки дала о себе знать глухим звуком при приземлении на вымытый предварительно местной уборщицей Катериной Павловной пол. Катерина Павловна, стоявшая со шваброй около входных дверей, еще раз аккуратно, со знанием дела, протерла пол вокруг себя плохо отжатой тряпкой. Так как конструкция пяти ближайших стульев была цельной, а вес доярки внушительный, блок из пяти сидений второго ряда совместно с нагружающими их людьми плавно завалился на третий ряд, вызвав возмущение сидящих в критической зоне. Терпение сдерживающегося до этого деда Ивана, сидевшего как раз на границе падающих стульев, в неподвижной их части, лопнуло, и он тихо засмеялся, но грозный взгляд успевшей встать и отряхнуться доярки пресек это выражение эмоций. Дед Иван резко запнулся и поперхнулся. Жестикулируя руками и медленно синея, он пытался привлечь к себе внимание представителей медицины, но привлек внимание доярки Вали. Последняя, элегантно «бабочкой» перепорхнула троих сограждан, отделяющих ее от пострадавшего и не успевших принять устойчивое положение после падения, схватила несчастного за плечо одной рукой, второй с силой ударила по спине. Вставная челюсть деда Ивана покинула последнего и устремилась на стража порядка. Алексей Николаевич, пытаясь взглядом профессионала определить место остановки челюсти, дабы уклониться, был таки поражен ею прямым попаданием в левое ухо.
– И таки попал, – констатировал Сергей, закрывая пойманное насекомое в спичечном коробке.
К этому времени подоспел доктор Семен Васильевич, проживающий прямо напротив клуба, кто-то из граждан, видимо, успел сообщить ему о трагедии. Семен Васильевич был человеком, переживающим за здоровье односельчан, бежал быстро, а пол около входной двери был предварительно вымыт уборщицей Катериной Павловной. Пробегая мимо, доктор поскользнулся, зажал швабру между ног, виртуозно их вытянул и, схватившись за ту же швабру, красиво преодолел расстояние от входных дверей до первого ряда, попутно сбивая шваброй головы крайних сидящих, решивших проследить за его движением. Рядов было всего шесть, кроме того, дед Петр, сидевший в первом ряду, успел уклониться. Катерина Павловна подошла к доктору и аккуратно вынула швабру. Дед Иван сглотнул слюну и соболезнующе скривился. В зале наступила тишина, Семен Васильевич попытался достойно встать, но колени не разгибались и он, в согнутом положении, согнав не пострадавшего деда Петю, занял его место.
– Кому доктор нужен? – криво улыбаясь, с силой выдавил Семен Васильевич.
Присутствующие обернулись на деда Ивана. Дед Иван робко присел и вжал голову в плечи. Катерина Павловна по-хозяйски прошла к трибуне, аккуратно отобрала вставную челюсть деда Ивана из рук Алексея Николаевича, протерла ее тряпкой и отнесла хозяину. Дед Иван еще раз сглотнул слюну и спрятал челюсть в боковой карман.
– Ну, лишние члены на нашем собрании не помешают, – Степан Арсеньевич дал понять Семену Васильевичу, что тот может остаться.
В зале захихикали, на что голова снова грозно стукнул туфлей, но уже по полу и дал знак Алексею Николаевичу продолжать.
– По данному делу прошу выслушать свидетелей. Приглашается главный редактор и по совместительству собственный корреспондент газеты «Нескладная жизнь» Шмель Сергей Александрович.