Было всё – и ничего, совсем ничего не осталось. Эта, теперешняя, жизнь была уже за гранью всего. Её уже вполне можно было назвать «потусторонней» Может быть, она осталась одна ещё и потому, что ум её был устроен так, что она моментально подмечала в окружающих смешное, глупое и нелепое. Злой был ум, ничего не скажешь! И та убогая пища, которой кормились все, её абсолютно не устраивала. Убожество лежало во главе того, к чему стремились массы.. Это был их духовный хлеб.
В дешёвом американском магазине (кажется, «Family dollar») она купила двух симпатичных баранчиков (они были мягкие, кудрявенькие, один голубенький, другой – фиолетовый, с добродушными забавными мордашками) и теперь называла их «типичными представителями американского народа». Это были два её «ангела-хранителя». Но что-то плохо они её хранили!
Конечно, с одной стороны, всё было не так уж зловеще: всё-таки она была не на улице, и перспектива поиметь хорошие деньги тоже маячила в каком-то неизвестном туманном далеке… Но с другой стороны – наверное, не каждый смог бы вынести эту многолетнюю мУку: возраст уже почти критический, а ты совсем-совсем одна, и негде тебе преклонить свою буйную, совсем даже не седую, головушку…
…Незаметно проскочило лето. Отдыхающих было очень мало – никто не хотел жить на этой помойке, нынче все имели деньги и требовали отдыха с удобствами, пусть даже и элементарными, и никому не могло понравиться, что все развалено и грязно. Так что как она была нищей, так нищей и осталась. Но не так думала хозяйка этого великолепия. В один прекрасный день она свалилась на голову, и началось… Баба действительно оказалась редкой стервозиной. Для начала она отобрала у неё её вещи, потом стала требовать денег, так как ей донесли, что отдыхающие стояли в длинной очереди, чтобы попасть на эту уникальную помойку, якобы отбоя не было от желающих сюда поселиться. Она сбежала опять к своей старой знакомой, но хозяйка доставала её и тут, пользуясь тем, что знакомая была совсем плоха и слаба, она врывалась в её дом вместе с женщиной, под которой находился весь местный рынок, и методы они применяли совершенно бандитские – её пытались связать, тащили в машину, чуть ли не били, покрушили всё у знакомой. Глаза были у этой бабы – мертвой рыбы. Или, точнее, панночки из Вия. И она так же наседала на неё, как у Гоголя панночка наседала на Хому Брута. Пришлось пережить довольно неприятные минуты… Но в итоге она уехала, и началась новая эпоха в её скитаниях.
Денег у неё таки было совсем мало, но ей очень хотелось после купания во всём этом моральном дерьме (а не только в любимом Азовском море!) пообщаться с хорошими людьми, которые, в её представлении, проживали в одном только месте – в городе, в котором она родилась. И она рванула туда, пробыв в трудной дороге (да ещё с кошкой) почти пять дней. И ожидания её не обманули: она прожила у своей старинной подруги три недели, наслаждаясь общением с милыми сибиряками. Везде её принимали с радостью, все её помнили и любили. На её предложение встретиться откликнулись бывшие одноклассники – с многими из них она общалась последний раз, когда была ребёнком. Но оказалось, что все они – родные ей!… Сидя с ними за столом (в её честь был устроен шикарный обед) она удивлялась, как разительно отличаются друг от друга сибиряки и, например, москвичи. Первые были простые, добрые люди, без особых претензий, находиться рядом с которыми было легко и приятно. «Московских» тараканов в голове у них совсем не наблюдалось.
И еще ей очень захотелось отыскать любимую классную руководительницу. Это оказалось делом очень даже нелёгким. Кто-то из одноклассников приблизительно знал, что она живет в соседнем городке. Она поехала туда и полдня пробегала напрасно и уже отчаялась – все-таки это была не маленькая деревня, а довольно большой, с населением в 100 тысяч, городишка, к тому же, в наше время очень многие живут по соседству и не знают, кто соседи… Но вдруг ей повезло. Она зашла в какое-то учреждение, зашла случайно, называлось оно что-то вроде «Миграционной службы». Там ей объяснили, что теперь нет, как раньше, паспортных столов, где можно было запросто узнать адрес любого жителя нашей необъятной Родины. Больше того, этот адрес ни одно должностное лицо не имело права давать, так как жизнь наша стала настолько опасной, что очень многое из того, что в прежние годы считалось естественным и нормальным, стало для людей чревато даже потерей жизни! Но чиновница почему-то преступила строгие законы – то ли была растрогана тем, что пожилой уже человек ищет любимую учительницу, то ли случайно получилось так, что она знала разыскиваемого человека. И, бдительно проверив паспорт (как будто у преступников его не бывает!), она выдала «страшную тайну».
Голос за дверью сказал, что такая здесь не проживает. Да, не повезло… Она с горя поюморила: – Ну дверь-то вы открыть можете? Не убью же я вас! Когда дверь открылась, оказалось, что за ней – её любимая Вера Александровна, которую она не видела вот уже лет сорок, со времен ранней молодости. Узнать её было довольно легко – она, как ни странно, очень мало изменилась… Было приятно услышать, что в этом доме она, как теперь говорится, «культовая личность»: её здесь вспоминали очень часто, а дочь Веры Александровны, Светлана, помнила совсем уж невероятное – как она с ней возилась, с крошечкой, когда Вера Александровна была её классным руководителем. И правда, она часто приходила к ним домой, старалась помочь, чем могла. Вера Александровна была молодой, у неё было двое маленьких детишек, с которыми она с удовольствием играла в детстве.
Вот так она провела замечательный вечер, слушая про своё детство. Сама она уже мало что помнила, ей казалось – говорят про незнакомого ей человека. Да и то сказать – не каждому на долю выпадает столько испытаний!… Особенно последние лет шесть-семь изменили её душу до полной неузнаваемости.
Но всё хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, ей надо было возвращаться в Москву, где её никто не ждал… Её знакомая, которая могла ей дать краткий приют, была очень ненадёжным человеком, да и не могла она ей навязываться – у той была своя жизнь, свои жизненные проблемы… Поэтому она постаралась быстренько отфутболить её к другой шапочной знакомой, у которой был свой дом. Но та оказалась еще более ненадёжной: во-первых, она каждый день пила водку, и ей не нужны были посторонние свидетели её довольно быстрого морального разложения; во-вторых, она тащила в дом всех животных без разбора, и это невероятное количество полуголодных кошек и собак (денег, чтобы их кормить, алкоголичка почти не имела) выло и гавкало с утра до вечера, дом по-страшному провонял экскрементами.
Вот таким жутким образом она провела несколько дней, пока случайно не нашла тоже не бог весть какое пристанище, но, по крайней мере, она была в нем одна, никто не мотал её обнажённые до предела нервы. Это был домик без всяких удобств под Москвой, минутах в сорока по Киевской дороге. Печка в нем была отвратительной: пока она топилась, было тепло, но как только её переставали топить – тепло исчезало неведомо куда. Конечно, надо было искать что-то другое, потому что и за такое ужасное жильё с неё драли больше трёхста долларов в месяц, это считалось теперь очень дёшево, цены на недвижимость в Москве оставались нереальными в течение вот уже многих лет. Никакого источника существования она не могла придумать. Недолго поездила в Москву, где надо было забирать семилетнюю девочку из школы и водить её на разные кружки. Денег это давало совсем мало, а девочка оказалась настоящим монстром: она постоянно твердила о каких-то мужиках, пела песни о том, как её любят и целуют, уши вянули от этой ненормальной ранней сексуальности. Слушать всё, что несёт маленькая сексуальная маньячка, было просто тошно. Куда катится мир, думала она, если совсем маленькие дети уже помешаны на разврате?
Потом это как-то прекратилось само собой – эти люди уехали, и она опять осталась без копейки. Нашла какую-то редакцию, где нуждались в распространителях их печатной продукции. И она стала шастать по электричкам, с трудом всучивая равнодушным и мрачным пассажирам какую-то дурацкую газету.
А погода становилась всё хуже и хуже. Постоянно лил проливной дождь, дело шло к ноябрю. Не за горами были снега и морозы, а у неё не было теплых вещей…
Она всё время пыталась выбраться из ямы, в которую так упорно загоняла её жизнь. Каждый день она просыпалась с надеждой, что вот уж сегодня ей повезёт. Но ничего, кроме всяких мелких неприятностей, не происходило. И ещё – она всё-таки была избалованным человеком, привыкшим ко всем бытовым удобствам. И то, что она не могла ни помыться как следует, и вообще жизнь её протекала как у бомжа на помойке – совершенно выбивало её из колеи. Даже налаженный быт доставляет много хлопот – такова жизнь, а что уж говорить про её хрупкое неустроенное бытие, готовое оборваться в любую секунду!
Она искала всё новые зацепки, прорабатывая гору информации и в газетах, и в Интернете. Иногда что-то находила, но как странно стали вести себя люди! Вот, например, она позвонила женщине, которой нужен был сторож на дачу. Та вроде повела разговор о том, что им надо встретиться и поговорить. Сказала ей, чтобы та позвонила в два часа дня. Она позвонила. И началось… Женщина под любыми предлогами открещивалась от разговора – то она у врача, то она только что вошла и не евши, то вообще не поднимала трубку… В результате она, понервничав весь день (ведь ей было всё это важно!), прекратила это бесполезное занятие, но она так и не поняла, зачем эта женщина так себя вела, ведь куда проще было бы сразу сказать, что она не нуждается в её услугах…
Наконец, засветила слабая надежда на то, что зиму она проведет в квартире (правда, там недавно умерла калека, и было очень грязно, но такие проблемы её совсем не пугали). Но – не верила она в благополучный исход, ох, не верила!… Всё время всё срывалось. Как будто там, наверху, против неё работали какие-то мощные целенаправленные силы, которым нравилось смотреть на её дерганья и мучения. Да – видимо, в основании жизненных законов был положен садизм, и человек не мог с ним бороться, это было выше его возможностей, законы Природы были устроены так подло, что человеку ничего не оставалось, как, подчинившись, глухо роптать. И опять же – ну кто слушал эту козявку??? Грози кулачком небу на здоровье – можно подумать, последует какая-то реакция… Ох, наивные же миллионы у нас, считающие себя центром мироздания! Да что миллионы – все шесть с половиной миллиардов наверняка ведь уверены, что Вселенная создана целиком для их жалких мимолетных удовольствий, длящихся маа-алюсенькую секундочку, да и то эти так называемые «удовольствия» – весьма сомнительного свойства….
Она отчетливо поняла, что миром правит туфта, когда побывала в европах. Всю жизнь она слышала, как там замечательно, как прекрасно живут люди – якобы вся их жизнь состоит из сплошных благ и всяческих наслаждений. Много тряпок, жратвы, все довольны, кругом равенство и справедливость, ой, сколько глупостей она слышала, пока не увидела своими глазами – тоска, скука, бездуховность царили в странах, которые прямо-таки превозносились и подавались, как эталон жизни, к которой все должны стремиться.
Однажды в Италии она разговорилась с симпатичным, еще не старым мужчиной. Кажется, он был инженером. Когда она поняла, что он слыхом не слыхивал ни про русских, ни про французских (разговор шел на французском языке), ни про итальянских писателей и художников, она была поражена. Она его спросила: «А как вы живете? Вот вы отработали, что делаете вечером и в выходные дни?» Он сказал: «Мы или идем в ресторан ужинать, или я смотрю телевизор». Книг он не читал вообще (хотя что толку от того, что большинство наших людей довольно много читает – да… читает детективчики разных там донцовых, шиловых – имя им легион, и ни одной путней мысли не оседает в головах от этого пустого чтива).
Её ужаснул этот человек. Зачем жить на свете, изо дня в день совершая одни и те же бессмысленные действия? Голова его была абсолютно пустой, он не задумывался ни над чем, всю свою жизнь, как корова, бездумно пережёвывая ту бесплодную жвачку, которой было до отказа заполнено всё моральное пространство бытия этих так называемых счастливых европейцев… Да и мы шли к тому же. Если еще несколько десятков лет назад люди задумывались над какими-то нравственными идеями, то сейчас насаждалось бездумное существование, в котором самым правильным и разумным считалось стремление к богатству и обладанию вещами и всяческими материальными благами, причём любой ценой – вот что было страшно!!! Конечно, может быть, всегда массы плевать хотели на всяческие там «раздумья о смысле жизни». Может быть, всегда это было уделом редких одиночек… Но почему-то ей казалось, что никогда ещё в таких страшных масштабах не оглупляли несчастное человечество, никогда не происходило такого глобального отупения и забвения всех нравственных законов, никогда еще с такой беспрецедентной наглостью не ставили всё с ног на голову – все те понятия, которые помогли нам выйти из пещеры и стать не косматыми животными, а ЛЮДЬМИ, опять попирались и предавались осмеянию и надругательству. Она понимала, что, по большому счёту – цель и смысл её жизни был пробуждать в человеке человека. Но слишком много неуверенности в себе она несла с детства – такой уж был у неё характер, далеко не бойцовский.
Она всегда во всём сомневалась… Да и воспитали её, можно смело сказать, рафинированной интеллигенткой и утонченной эстеткой. Она пасовала перед хамством, грубостью и вообще не умела давать отпора всяческому быдлу, которого вокруг было более чем достаточно. И всё-таки просто так, без борьбы, сдаваться она не умела совершенно, хотя и понимала, что её жизнь превратилась в какой-то бессмысленный водоворот нелепых случайностей, в котором она каждую минуту зависела от глупцов и тех, кому на неё было в высшей степени плевать.
В этой жизни каждый устраивается, как может. Что же случилось, что привело её к такому дурацкому, нелепому концу, ну пусть это был не совсем конец – всего лишь опять зима и отсутствие крыши над головой, поэтому пришлось опять ехать в неуютную деревеньку в кошмарные условия, где она вот уже вторую зиму проводила в полнейшем одиночестве практически без гроша и без элементарных удобств?! Она, как ни странно, твердо верила, что это должно закончиться, и уже скоро. (Возможно, заблуждалась, принимая свой скорый конец за благополучное окончание чёрной полосы?). И всё равно, она считала правой себя, а не массы, коснеющие веками в своих одних и тех же у всех заблуждениях и нравственных пороках. Могло ли так быть?!
Как венец творения, человечество изобрело интернет. Вот где наглядно выяснилось, что люди способны заболтать всё на свете, вплоть до самых святых вещей!.. И ведь давно пора понять (если ты, конечно, не полный идиот), что никому ничего ты не сможешь в этой жизни доказать. Поэтому и уходили мудрые старцы в пустынь, подальше от людской глупости и суеты. Но она, к сожалению, была не мудрый старец, а всего лишь слабая и уже довольно старая женщина, ведь и чисто физически сил уже почти не оставалось.
Да, с «физическим» всё было более-менее ясно и понятно – дело шло к старости и немощи. Ну, сколько там осталось полноценного физического существования – лет пять? А вот с моральным было совершенно непонятно, и ничто не могло помочь разобраться в самой себе. Чувствовала только, что чего-то ей сильно не хватает. Чего??? Может быть, отсутствовала воля к жизни. Это звучит парадоксально – ведь на протяжении многих лет она упорно сопротивлялась тому, куда пытались её сбросить обстоятельства: на самое дно вонючего колодца. На дне она не могла существовать, ведь всю свою жизнь всего примитивного и убогого она старалась избегать, даже если оно рядилось в яркие и красивые одежды. Но тут уж её было не обмануть. Хотя и случались странные ситуации – она вдруг влюблялась в людей, заведомо зная, что интеллектом их Бог, как говорится, обидел… Ну, по молодости ладно, по молодости всякое от неопытности и глупости бывает, можно не отличить от говна конфетку. То есть, отличить-то можно, но можно и с головой провалиться в болото, из которого потом очень трудно найти выход. Болото ведь тоже может заманить, и над трясиной растут симпатичные лютики-цветочки… А вот сейчас? Неужели еще не было ей понятно, кто есть ху?
Например, эта «шапочная» знакомая на юге… Ну до потери пульса симпатичная тетка, и ведь помогала ей совсем бескорыстно, а это всегда было первым условием для сближения с человеком – корысть она не выносила ни в каких видах. Кстати, и неглупой она была, а ум тоже всегда ею приветствовался, с дураками она разбиралась быстро и бесповоротно отметала ненужное общение. Может быть, ум этой знакомой был какой-то прагматичный и приземлённый, но она объясняла это тем, что человек прожил всю свою жизнь не в столицах (где даже дураки не такие уж глупые – нахватываются каких-то верхушек информации, столичная жизнь резко отличается от провинциальной, там надо вертеться быстро-быстро, а то найдется много желающих выхватить у тебя кусок изо рта, а согласитесь, это развивает, не даёт мозгам застаиваться, да и интеллектуальных возможностей там достаточно – мало ли, иногда заносит и в какой-то музейчик от скуки, знакомые приезжают, требуют, чтобы их водили в Эрмитажи разные, глядишь, и сам там чего-то в голову приобрел… и уже не такой серый, можешь, например, гордо сообщить, как ты был на концерте «такого-то»).
Эта женщина прожила всю жизнь на Кубани, у неё был муж Коля, сын Игорь, невестка, внуки – всё как положено. Ну всё как у всех нормальных, порядочных людей, имя им миллион. А тут вдруг сваливается на неё какая-то непонятная личность… Для начала журнальчики подарила, где были напечатаны её повесть (первая, автобиографическая) и один из ранних рассказов. Ну, с повестью ещё как-то так, обошлось… Правда, некоторые факты были интерпретированы в очень примитивном духе, но она пропустила это мимо ушей – ведь не знала же наша симпатичная провинциалочка всех подробностей её жизни, а жизнь-то была такова, что и философ какой-нибудь не разобрался бы, увяз в диких фактах её биографии, совершенно морально неподъёмной для среднего человека. Но когда и рассказ был прокомментирован так: «Мне это не понравилось, потому что Моцарт – это жуткая скучища» – с провинциалочкой, конечно, сразу стало всё ясно. Но так хотелось тепла и общения!!! И повела себя страшно глупо. На своём дне рождения напилась и начала признаваться в любви. (Правда, речь не шла о койке – любовь могла ведь быть и вполне платонической и целомудренной. Хотя не будем лукавить – никогда не известно, чем всё может закончиться, когда чувств не так уж мало…). И после этого её «обозвали» лесбиянкой. А там закрутилась «история» с хозяйкой сарая – ведь провинциалочка была прямо в неё замешана, это она туда её устроила, поэтому считала се6я виноватой перед бабой, которую якобы «обманули» и «обокрали».
Вот так бесславно и кончилась эта «любовь». Да и не любовь это была – просто одиночество космическое, а тут славная такая кубаночка с милыми хитрыми глазками, а примитивные суждения только развлекали – ведь смешно, когда человек распространяется на темы, которые к нему не имеют ну ровно никакого отношения, ведь ты всю жизнь прожила, уткнувшись в своё семейное корыто, и дальше своего миленького носика не видела ни х…. Ничего не читала, ничего не слушала (кроме может быть, Алки Пугачёвой – любимицы нашего мещанья), ни с кем, кроме кубаноидов, озабоченных материально, не общалась… И никто тебе никогда не рассказал, что на свете ещё много-много чего существует, кроме твоих простеньких понятий о том, как денежки надо добывать. Может, и не надо было бы столько времени посвящать милому узколобому созданью (впрочем, очень даже с большой обаяшкой, на которую и купилась наша героиня, тонко чувствующая все малейшие флюиды, исходящие от людей), но таких ведь большинство на этом свете! И, кстати, эта провинциальная тётка была ведь далеко не самая худшая, а даже и лучше многих – зла никому старалась не делать, и героине вон ведь пыталась поначалу помочь, пока не поняла (как уже говорилось – далеко не дура была), что вляпалась во что-то «неприличное», нетипичное, не такое, как все…
Впрочем, это было настолько незначительно, что даже рубцов на душе не оставило, даже неприятного осадка. И чувства вины не было – просто столкнулись две разные системы, это заведомо было понятно, что точек соприкосновения почти нет, но наша героиня идеалистка была еще та, всегда надеялась на лучшее – а вдруг да и выйдет что-то, что сможет изменить жизнь в лучшую сторону?!! И всегда была бита мордой об стол, но это ладно, морда уже закалилась и не чувствовала таких, в общем-то, довольно мелких ударов. Да и что её теперь, после потери всего основного в жизни, так уж могло ударить? Да пожалуй, что и ничего. На фоне того, сколько ей в жизни пришлось потерять, потеря еще одного человека (женщины, всех мужиков она потеряла давным-давно, в ранней молодости) выглядела совсем уж мелкой мелочишкой.
Когда она, приехав на малую Родину, начала общаться с прежними знакомыми, то уж, конечно, никак не могла миновать эту женщину, с которой её связывало полвека, не меньше. Фигура эта была значительная – опять же, по местным провинциальным масштабам, она прожила в этом городке всю свою жизнь и считалась «крупным деятелем», вклад её в местную культуру был большим – много поколений учеников было ею воспитано, правда, особо крупных музыкантов ни из кого не вышло. Жила она всю жизнь, ни в чем себе не отказывая, а так как считалась чуть ли не местной красавицей (ну это как на чей вкус, многим совершенно не нравится такая яркая южная внешность), то сплетен про неё ходило множество – якобы ****ство было совершенно беспримерное, в страшных масштабах. Тут надо сказать, что наша героиня к чужому ****ству относилась вполне терпимо – это еще не самое плохое качество, присущее человеческой особи. В конце концов, даже проституция имела, с её точки зрения, право на существование – раз находятся те, кто покупает тело, почему бы другим его не продавать? И не надо разводить ханжества на пустом месте. Все люди взрослые, все, как говорят церковники, в своё время за себя ответят сами.
Так вот, о нашем сибирском феномене – о провинциальной (опять же) жгучей красавице. Красота эта, даже если она и наличествовала, конечно, уже практически улетучилась – тетке было далеко за шестьдесят. И времена, когда жила она за мужем, как за каменной стеной, имея много удовольствия на стороне, тоже давно прошли – муж умер еще не старым, доконали его провинциальные ханжеские сплетни, но не по поводу ****ства жены, а просто, видимо, в провинции очень много тех, кто завидует, когда у человека и должность, и деньги, и вес в обществе, и красавица-жена, и прекрасный сын, да ещё и наделен человек порядочностью и совестью – в отличие от многих и многих, не имеющих ни того ни другого…
Бывшая красавица была очень рада, что нашёлся кто-то из «прежней жизни», на ком можно было опять попробовать свою власть (а она по натуре была этаким категоричным деспотом). К тому же, она выдумала какую-то немыслимую легенду о собственном скором конце – о какой-то, якобы смертельной болезни. И поэтому наша героиня была просто обязана помочь, чем может, и всячески поддержать «умирающую». Когда та возвращалась из краевого центра (где делались очень важные анализы), она вызвала её к поезду, который приходил очень-очень рано – человек ведь был настолько слаб, что не мог пять минут доехать до такси до дома, который был совсем недалеко от вокзала. И пришлось нашей героине тащиться пешком (было холодно, шёл сильный дождь), транспорт ещё не ходил, даже такси было поймать невозможно, и вставать совсем не хотелось, потому что всё это выглядело очень бессмысленно. Она дошла до вокзала, расцеловалась с болящей, потом они сели в тачку, доехали до дома красавицы, которая тут же с ней и распрощалась. Зачем, для чего это было надо?
Дальше было еще нелепее. Красавица позвонила и в ультимативном тоне потребовала ехать с ней на дачу перекапывать на зиму грядки, причем, когда она начала ей помогать это делать, та истерически стала кричать, что она делает это не так!!! Наша героиня решила до конца покориться своей участи – она не хотела ссориться, поэтому спустила ситуацию на тормозах. Но на обратном пути в машине (умирающий лебедь очень шустро ездил на своем старом авто и, кажется, в этот момент забывал, что смертельно болен) они опять разругались, то есть красавица начала нести совсем уж какую-то чушь про то, насколько наша героиня, будучи раньше диссиденткой, была права и насколько она не права теперь, когда говорит о том, что является патриоткой своей страны. Попутно красавица вылила ушат помоев на всех, кто её обидел (на правительство и чиновников) – оказывается, ей недодали денег за её самоотверженный доблестный труд!!! Спорить было бесполезно. Человек был непроходимо туп и зациклен на материальных благах, и это при том, что её специальностью всю жизнь была Музыка! Тем не менее, понятия о жизни сформировались самые что ни на есть обывательские и уродливые – значит, бывает и так. Жалко было её сына – она сделала из него урода и психически больного, чтобы держать около себя – мужику было за пятьдесят (она родила его в юном возрасте), он имел два высших образования, а вынужден был морально гнить около деспотичной и властной мамаши, не признававшей чужих мнений категорически. Наша героиня тихо слиняла и не брала трубку, когда тетка звонила (хоть та рвалась выяснить отношения и звонила ей беспрестанно). Понятно было, что объясняться глупо и не нужно. Горького осадка опять же не было – ну, в конце концов, зачем много требовать от людей, если они не способны прыгнуть выше своего низенького потолочка? Пусть живут, она им не судья.
Она еще в молодости поняла, что она не такая, как другие, что ищет в этой жизни совсем не того, что все «нормальные» люди. Уже войдя в зрелый возраст, родив дочь (а она родила её довольно поздно, почти под тридцать лет), она начала смутно подозревать, что с этой цивилизацией что-то не в порядке, куда-то не туда всё катится и где-то там, впереди, маячит полный нравственный тупик. Всё детство и пока была свободна от материнства, она очень много посвящала времени чтению, причём читала не только художественную, но и философскую и научную литературу. Выводы, к которым она пришла, были совершенно неутешительны – человечество катится по ухабам своего собственного тщеславия, гордыни, самомнения, мании величия, лжет самому себе на каждом шагу и делает всё, чтобы в один прекрасный момент со страшным шумом и треском обвалиться в пропасть. У неё начался какой-то нравственный упадок, сопровождавшийся тем, что организм начал давать капитальные сбои – она несколько раз была при смерти, хотя, вроде, явных причин для таких серьёзных вещей даже и не существовало – объективно она была абсолютно здорова. Выкарабкалась только потому, что дочери было немногим больше десяти лет, и она нуждалась в матери в ближайшие годы. Когда человек кому-то сильно нужен – он, как правило, не умирает, замечено давно… А потом судьба послала ей редкий подарок, и стало наплевать и на человечество, и на «неправильное» устройство мира… И очень-очень долго она не видела в этом мире никого и ничего, кроме человека, который смог полностью переключить её интересы на себя. Двадцать лет пролетели, как одна минута. Ну зачем всё на свете должно кончаться?!!!
Жить одними воспоминаниями она не умела, тем более, что не только потеряла тех, кем жила, кому служила, но и потеряла всё, что только можно потерять – квартиру (новенькую, красивую, очень уютную, вот не была она мещанкой, а умела соорудить гнёздышко – и дизайнерские способности были в ней заложены), денег тоже не осталось – слишком щедро она ими сорила всю жизнь, не думая о будущем, поэтому было не до воспоминаний – надо было вертеться и крутиться, ускользая из-под колес Судьбы, норовящих тебя раздавить, смять в лепёшку. Переплёт следовал за переплётом, какие-то силы словно сговорились её утопить, но каждый раз она выскальзывала на поверхность, морально покалеченная, но живая. Давно уже было пора перестать быть атеисткой – дьявольские силы жестоко и страшно играли с ней и, наверное, удивлялись, почему она всё ещё сопротивляется, бьёт лапками, как та лягушка, попавшая в крынку с молоком.
А всё объяснялось совсем просто: ей было ради чего жить. Она многое любила в этой жизни, многое доставляло ей удовольствие и даже иногда величайшее наслаждение. Иногда и физические ощущения были простыми и приятными – она не утратила способности сильно чувствовать. Например, море. Разве сравнится что-нибудь другое с теми длинными днями, когда валяешься на горячем песке, жара, солнце печёт, и наконец не выдерживаешь и погружаешься в теплые чистые воды и плывешь куда глаза глядят, ни о чём, в общем, не думая и забыв про всё на свете, даже про самоё себя? И уверена была, что обязательно «на мой закат печальный блеснёт любовь улыбкою прощальной». Когда-то, очень давно, одна неравнодушная к ней старая женщина (неравнодушная в том смысле, что очень болела за всё, что с ней в жизни происходило, и боялась за неё, что не выдержит она её тягот, слишком уж слабый был росточек, этакая домашняя девочка, воспитанная под крылышком интеллигентной, хоть и деспотичной, бабушки) сказала ей (они были на «вы»): «Вы – гений любви, вот бывают гениальные музыканты, писатели, поэты, а вы гениально умеете любить».
Да, когда она любила, она отдавала себя целиком, без остатка. Заурядным людям это было не нужно, они тяготились таким безразмерным чувством, потому что самим им взамен отдать было нечего, а незаурядных ей, видимо, всё-таки не встретилось… Подруга, с которой она провела почти двадцать лет, вообще не способна была никого любить – кроме себя. Она была законченная эгоистка, поэтому чувства нашей героини принимала вполне потребительски, её можно было понять – они встретились, когда той уже перевалило за 65, она была очень одинокой, никому не нужной старой девой, а тут вдруг такое!!! Обожание, а самое главное, чуть ли не материнская забота! Помнится, она даже ботинки любила ей надевать, вообще на каждом шагу пыталась как можно чаще проявлять заботы любого характера, обосновывая, что ведь – «человек пожилой, ему уже трудно». На самом деле здоровячка-подруга, сорок лет отъездившая на лошадях (она была просто помешана на конном спорте, редкостная фанатка, а этот спорт закаляет человека как никакой другой, делает его очень сильным и выносливым), могла дать сто очков любому двадцатилетнему и по части здоровья, и по любой другой части. И вообще она принадлежала к поколению, пережившему войну, а этим людям ничего уже не было страшно, они хлебнули такого, чего мы все, слава Богу, избежали – благодаря, опять же, этим людям. И никто теперь даже не задумывается, на костях скольких поколений было построено вот это наше циничное общество, которому наплевать на своё прошлое.
Ну да ладно, шли мы долго к тому, чтобы совесть окончательно атрофировалась, и наконец-то пришли. Доказывать не надо – достаточно вокруг посмотреть. Да и стыдить кого бы то ни было смешно и бесполезно – это нужно делать в двухлетнем возрасте, только тоже бесполезно: малыш вырастет и увидит, что, оказывается, гораздо удобнее соблюдать прежде всего свои интересы, а всякие там «высокие материи» – кому это нужно? Это только редкие чудаки и неудачники живут по каким-то непонятным критериям, а на самом деле всё предельно просто: вот мой рот, вот моя ложка. И давайте не будем разводить всякую заумь вокруг того, что понятно абсолютно каждому.
Почему же она-то отбилась от общего стада? Ну откуда взялись все эти нетипичные проявления – и ведь, может быть, именно они стали причиной, что пришла она к такому жуткому краху, когда потеряла самое основное, нужное человеку: крышу над головой? Опять же хочется вспомнить бабушку. Лет в десять она ей доказывала, и очень убедительно, раскладывая по полочкам, соблюдая все законы логики, что коммунисты уже потому неправы, что лгут на каждом шагу, а ложь и фальшь она остро чувствовала с младенчества. Бабушка, пережившая крутые сталинские и бериевские времена, приходила в ужас: «Ну кто тебе всё это внушил? Так нельзя говорить! Ты всех нас подведёшь под монастырь, ведь скажут, что это я ребёнка такому научила! Ну скажи, где ты такое могла услышать?» «Да нигде я не слышала! Я сама это знаю!» Бабушка родилась в семье священника, поэтому после революции считалась «деклассированным элементом» – это заключалось в том, что её никуда не принимали, ни в какие учебные заведения и ни на какую более-менее ответственную работу, туда брали людей только рабоче-крестьянского происхождения. Но она была настолько умной и грамотной, а также аккуратной, порядочной и обязательной, что сумела в итоге, уже когда было не всё так категорически, как в революционные времена, пробиться на должность начальника крупного отдела в большом сибирском комбинате лесной промышленности. А может быть, просто в Сибири не хватало грамотных людей, и она, поступившая сначала на самую низшую должность (кажется, рядового статистика), сумела доказать в итоге свою незаменимость. Равных ей, действительно, не было, и это при том, что она не получила высшего образования, она брала работу домой и по ночам составляла планы и отчёты, стуча на какой-то смешной посудине – это была середина двадцатого века, не было даже элементарных калькуляторов. (Наша героиня помнит, как лихо обращалась бабушка с логарифмической линейкой, пыталась и её научить, но ей было лень ломать свою голову – уже тогда направленность её ума была сугубо гуманитарная.)
Жили они на берегу реки в неказистом деревянном домишке. Она помнит два события: как построили мост и железную дорогу, между прочим, довольно знаменитую – Абакан-Тайшет (наверное, нынешним поколениям это ровным счётом ничего не говорит), и еще, как однажды утонула её подружка, девочка из её двора, только что в том году кончившая с отличием музыкальную школу – возможно, из неё как раз и получился бы замечательный музыкант… Это у них в доме стояло чёрное лакированное пианино – все три девочки-сестры ходили в музыкальную школу, это у них она впервые услышала божественные звуки, а когда спросила – что это? – ей сказали: «Шопен». И как выглядели эти ноты, она помнит до сих пор, их было несколько томов, не Моцарта, не Бетховена, а именно Шопена – много вальсов, мазурок, ноктюрнов, вот тогда уже всё это и вошло в её детское сознание.
Ещё они любили часто устраивать концерты для взрослых, ставили во дворе импровизированную сцену – и вперёд! Между прочим, изображали они не всякую чепуху, а вот, как помнится, она была одним из маленьких лебедей, то есть высокая классика занимала их умы, при этом они были обыкновенные, рядовые дети самых что ни на есть рядовых родителей (в основном, там жили те, кто работал на этом самом лесном комбинате). А теперь всё это звучит по телевизору, когда показывают каких-нибудь одаренных детей на конкурсе «Щелкунчик». А вот для них это было обыденностью – классическая музыка. Уровень культуры в городе был необыкновенно высоким потому, что в те годы туда сослали огромное количество интеллигентов – русских, евреев, но больше всего немцев – из Москвы и Ленинграда. Так что ей повезло. В начале была Музыка, и слава Богу, она сопровождала её всю её жизнь, и помогла ей выстоять в самые критические моменты – например, в визгливой и шумной Америке. Там она, чтобы не слышать этого противного шума, затыкала уши маленьким плейером, в котором было очень много разной музыки, но почему-то больше всего она слушала, гуляя по улицам с колясочкой (в которой спал, разумеется, очередной маленький дядя Сэм или очередная Кондолиза), Бетховена – может быть, потому, что его музыка – это сплошное сопротивление тому, что жизнь хочет нас уничтожить, пускай даже не всегда физически, чаще всего морально… Да и вообще – ну ладно, тебе плохо, у тебя нет денег, ты не моешься каждый день, ты вынуждена тяжко трудиться, выламывая доски – от неимоверных усилий начинает колоть сердце и болеть всё тело, ты оторвана от нормальной жизни, у тебя совсем нет друзей – это, конечно, мало радости, но ведь давай вспомним, например, Оскара Уйальда… Там была настоящая КАТОРГА. А человек был изнеженным эстетом, привыкшим к утонченному существованию. И ведь после тюрьмы он прожил совсем недолго (и попал-то туда за то, что теперь в такой моде – за гомосексуализм), сломался окончательно и бесповоротно. Давай вспомним голодного сумасшедшего Ван-Гога… Да тысячу примеров можно привести, как безжалостно расправляется жизнь с теми, кто, казалось бы, своим умом и талантом заслужил совсем другой участи!.. Так что не надо ныть и стенать, что тебе хуже всех. И не надо нападать на ненавистное мещанство – уж тут надо выбирать: либо ты сидишь тихо, как мышь под плинтусом, всю жизнь работая бухгалтером, протирая штаны (или юбку) каждый день от звонка до звонка, либо начинаешь с подросткового возраста бунтовать против окружающего, отвергая скуку и унылость убогой жизни вокруг. И тогда вот ты имеешь то, что имеешь, дорогая!..
Так она часто говорила себе, но от этого было нисколько не легче. Утро начиналось с жуткого холодрыжника – избушка, натопленная вечером до состояния африканской саванны, за ночь жутким образом выстывала до каких-нибудь десяти градусов, за окном-то стоял лютый холод, зима, как назло, нынче стояла суровая, морозы накатывали за морозами, никаких тебе оттепелей… Кофе, к которому она привыкла за многие годы, отсутствовал, приходилось обходиться горяченьким чайком. А потом надо было вылазить на мороз, на котором она прямо-таки задыхалась (подозревала, что это последствия долгого пребывания на юге – организм отвык жить в нормальном северном климате). Воду из колодца она приносила не каждый день, только ведерочко на чай и «щЕчки» (так называлось странное варево, которое она иногда себе варила и ела потом несколько дней). А на мытьё надо было вытащить и принести как минимум ведра три-четыре. Сил на это не было, особенно после того, как три часа она выламывала и таскала доски, которые дымили в печке, так как были длинными – пилить их было нечем и невозможно. Выламывала она их тоже по одной или две, после этого отдыхала, потому что в глазах темнело и начиналось предобморочное состояние. Таскала с большими перерывами, часто отдыхая. Ещё надо было часто греться – замерзали руки и ноги. В общем, никуда она теперь не годилась – ей бы отдыхать и ничего не делать, но последние годы проходили в напряженных физических усилиях, и хорошо бы, как сейчас, только для себя, но часто ведь и приходилось заниматься «наёмным трудом» у каких-нибудь уродов. При этом не верила она ни в какие «кармы» – якобы в этой жизни ты получаешь то, что заслужил в прежних жизнях. А верила только в то, что наступит однажды момент, когда придётся закрыть глаза и перестать воспринимать – и всё плохое, и всё хорошее. Так чего же было больше-то???
Прожив почти шестьдесят лет, она так и не пришла ни к какому определённому выводу. Вокруг – определённо плохого было больше, особенно в окружающих людях. Мелочность, глупость, жадность, ограниченность – можно долго перечислять все эти малоприятные качества. Но, впрочем, ей-то что было до этого? Ещё по земле ходили убогие убийцы, маньяки, алкоголики, да мало ли кто еще… Она с ними никак не пересекалась. У неё была своя, определённая стезя. Она пришла в этот мир нести любовь, и не её вина, что безграничные запасы этой любви были востребованы слишком немногими и не в той мере, в какой она могла одарить, излить золотым дождём на страждущего (а впрочем, никто особенно и не «страждал» – может быть, потому, что большинство не любит, а просто, как это называется, прозаически «сходится»).
В молодости, когда она ещё совсем не разбиралась в людях, ей казалось, что это может быть кто угодно, но потом поняла, что это совсем не так. И вообще любовь – это дело случая. Можно ведь прожить всю жизнь и так и не встретить того единственного человека, который мог бы стать для тебя всем. Она тоже, как и всё человечество, страдала манией величия. Ей не хотелось иметь дело с двуногими козлами. Она мечтала о, по меньшей мере, Хосе Каррерасе. Но жизнь была жестока – приходилось отбивать атаки козлов, а иногда она уставала бороться с похотливыми животными и уступала. Ничего, кроме отвращения, эти экскурсы в секс ей не приносили. Но не оставаться же старой девой, как это сделала её странная подруга? Она не понимала монахов и монашек. Ты пришёл в этот мир, он устроен совершенно определённо – будь добр, подчиняйся его законам, делай то, что тебе диктует природа и твой разум.
Её природа определённо диктовала совсем не то, что другим. Она до сих пор не могла себя причислить ни к сексуальному большинству, ни к сексуальному меньшинству. Тогда что же оставалось? Вот в этом она и пыталась разобраться всю свою жизнь – и не могла. Одно она знала совершенно определённо: она ни за что не сдастся и не умрёт, в какие бы тиски ни загоняла её эта проклятая жизнь. И, лёжа со страшным колотьём в сердце, слушая это чудо, которое никогда не перестанет изумлять – Моцарта – она дала себе зарок: прочь мысли о смерти! Она ещё не дослушала, а самое главное – не долюбила! А ещё – она обязательно станет знаменитой, её будут читать и ею будут восхищаться. Ну иначе и не стоило рождаться на этот свет! И если распустить нюни над своей несчастной судьбой и позволить себе загнуться, тогда всё было напрасно – для кого тогда эта музыка, для кого всё, что составляло для неё смысл этой жизни – культура, искусство? Она пришла в этот мир, чтобы сделать его лучше – всё равно втайне она надеялась, что те, кто проникнется её мыслями, её чувствами, уже никогда не сделают подлости ближнему, уже никогда не станут лгать и предавать и уже не смогут жить только ради примитивных удовольствий (хотя, с другой стороны, в примитивных удовольствиях заключено тоже очень много замечательного! Не будем так однозначно их хаять!). Ну а то, что это поможет кому-то выжить в отчаянной ситуации, она даже не сомневалась. Конечно, не так всё было просто, имелось много нюансов, но это уже были ничего не значащие детали, главное же было то, что ей хотелось продолжать искать истину, которая, как она подозревала, не была такой уж невероятной и недоступной. «Делай, что должно – и будь, что будет!»
Ох, не зря легли в землю триллионы таких же, как она, всё-таки после тысячелетий существования Homo sapiens а он начинал приходить к чему-то такому, после чего нельзя уже о нём будет сказать, что человек – это просто зловредное хитроумное животное, испортившее и загадившее вконец свой дом – планету Земля, истребившее зазря миллионы существ, бездумно потреблявшее и расхищавшее то, что так щедро ему отвалили неведомые доброхоты. Поздно, но наверняка придётся спохватиться – Вселенная всё равно заставит жить по её высоким законам, которые всё ещё были закрыты от человечества, но, видимо, на краю гибели оно должно-таки прозреть. Но вот что касается Вселенной… Ей почему-то казалось, что всё, что придумывают люди насчет того, что всё в ней разумно устроено – выдумка, выдумка и ещё раз выдумка досужих умов. Просто человеку всегда хочется, чтобы мир был упорядоченным, хаос повергает человека в смятение, для того, чтобы нормально жить и не свихнуться, человек должен поставить себя во главу угла и вообразить, что всё зациклено на вот этой маленькой, такой уютной планетке, где он царствует и управляет уже много-много веков, где он хозяйничает, преобразовывает, придумывает, что же делать дальше и, между прочим, давным-давно создал очень много теорий относительно мироустройства.
Один ученый, живущий в Голландии, но русского происхождения, привёл такое доказательство существования Творца – якобы астрофизики давно выяснили тот факт, что планеты и солнца не имеют столько силы, чтобы крутиться самим по себе – их крутит какая-то сила извне. А это же прямое доказательство того, что есть Бог, ну или какая-то сверхразумная Личность, как её ни называй, неважно!
Хорошо. Пусть Бог есть. Но нужен ли ему человек? По себе она этого никак не ощущала. И вообще, она представляла Вселенную такой чёрной-чёрной, такой страшной-страшной, а силы, в ней бушующие, не то что враждебны человеку, а совершенно с ним никак не сопоставимы. Человек – это просто какая-то микроплесень, получившаяся в процессе столкновения бушующих в Бесконечности энергий совершенно случайно и совершенно незаметно для этих безумных безразмерных стихий. Но, конечно, теорийка, что он произошёл от милой обезьянки, может вызвать только смех. Наверное, человек существует не «по причине», а вопреки. Вопреки всему: вопреки смерти, вопреки энтропии, вопреки неблагоприятным условиям – да миллион причин можно назвать, всё в этом мире против человека. И нельзя его ни за что осуждать, как она постоянно пыталась – он великий страдалец, он выживает в этом безумном мире (правда, довольно много безумия он привносит в этот мир сам, чего уж там скрывать!.. Самое безумное существо эта смешная двуногая лицемерящая козявка, разыгрывающая целые спектакли просто сама перед собой, ей и зрители-то не нужны!!!). И, как в детстве ей говорила хитрая дочь – «я не виновата, что я плохая – меня такой создали». Вот и человека – таким создали? А «улучшать» себя – это такой тяжкий труд!!!
Но вот некоторые (и она даже знала таких!) живут в ладу с самими собой, и не задумываются о том, «плохие» они или «хорошие». Почти все её знакомые в городке, где она родилась, были именно такими – здоровыми и цельными натурами, ну, конечно, и у них было не без проблем, но в общем они все производили впечатление уравновешенных и здоровых морально людей и проживали свои жизни достойно и не мучаясь, как она, ненужными вопросами (тоже мне принц Гамлет!). Странно – наверное, сейчас надо было судорожно искать выход из сложившейся кошмарной ситуации – зима, отсутствие денег, нет дров и самого необходимого, но она решила не дёргаться, а положиться на Провидение, пусть оно решает за неё. Да и что она могла совершить такого кардинального – вытащить себя из болота за волосы, как барон Мюнхгаузен? Нет, в сложившейся ситуации она могла только уповать тоже на какие-то внешние силы – сама она испробовала всё на свете, и ничто не привело её к «нормальной» жизни, постоянно случались какие-то вывихи и сбои.
У неё возникала вечная аналогия: она карабкается по крутому склону, ползёт из последних сил, цепляется за всё, что только можно – за деревца, камни, выступы, руки все в крови, лицо разбито, она задыхается – так хочется выползти наверх и наконец отдохнуть и больше не бояться за себя, и, кажется, осталось еще чуть-чуть, совсем немного – но тут она вдруг опять срывается и летит в пропасть, жестоко разбивается, но, вся переломанная, опять упрямо ползёт наверх… Жизнь она воспринимала, как сплошной негатив, даже в лучшие времена, что уж тут говорить о нынешних!.. И всегда ждала чего-то плохого. Правда, не ожидала, что это «плохое» будет до такой степени кошмарным. И конца-края этому плохому не виделось, наоборот – градус всё повышался. Хорошее когда-нибудь кончается, плохое может происходить до бесконечности, до самой смерти. Оно как снежный ком. И ты катишься вместе с ним в бездну. Наверное, у многих нервы не выдерживают, а её проклятые нервы всегда были сжаты в комок. Она не позволяла себе распускаться.
А перспектив не было никаких, да что там – перспектив! Речь шла об элементарном выживании, но и оно далеко не было гарантировано. Зима стояла морозная – мороз накатывал на мороз (и какие идиоты талдычат о глобальном потеплении?!!). Дров, естественно, не было, и купить их было совершенно не на что – денег не было даже на еду, но голодать она уже привыкла, это было не так страшно. Оставался ещё забор. Когда-то она ухнула на него чёртову уйму денег – так ей хотелось отъединиться от назойливых и любопытных крестьян. К тому же за время её отсутствия они уже начали помаленьку его разворовывать. Но вся проблема была в том, что всё это – брёвна и жерди – надо было распилить (в таком виде, естественно, они в печку не вошли бы). Доски она уже все истопила, как их ни было много – но две зимы, считай, она тут кантовалась, деваться-то было некуда!.. А местные алкоголики и не думали о том, чтобы ей помочь, им и деньги-то не нужны были: доза гадости, только с виду похожей на спирт, стоила до чрезвычайности дешёво, и все они не вылезали из состояния запоя. Она бы и сама распилила свой забор, но простой пилой это сделать было совершенно невозможно, нужна была современная пила, такая имелась у её единственных соседей, живших на другом конце деревни, но они, видимо, боялись, что она её сломает, и придумывали какие-то байки о её неисправности, хотя она прекрасно знала, что мужик имел, что называется, «золотые руки», и всё у него всегда было в идеальном порядке. Им было плевать, что она замерзнет. Равнодушие к человеку тут было в порядке вещей, как и везде на свете.
Наконец, она чуть не силой притащила пьяного мужика, и он напилил сколько-то (как он при этом не отпилил себе пальцы – загадка), и, выманив деньги, удалился, пообещав, что придёт на следующий день. Разумеется, он больше не пришёл – он пропивал деньги, которых ему, при местных расценках на алкоголь, хватило, наверное, на месяц. А вот дров ей хватило всего на пять дней, и проблема опять встала перед ней во всей красе. Ну что оставалось делать, просыпаясь в жутком холодрыжнике?!! Она шла на свой участок и в сугробах искала всё мало-мальски способное гореть. Ох, как это было тяжело!!! А самое главное – напрасно, потому что «гора рождала мышь»: она затрачивала неимоверные усилия, раскапывая под метровым слоем снега какие-то сгнившие доски, но – это абсолютно мокрое дерево не хотело гореть!
При этом она умудрялась ещё и что-то читать – валялись книжки, которые ворам, не раз тут побывавшим, были ни к чему. И вот она вычитала, что Цветаеву, например, погубило людское равнодушие. Правильно – эта же участь была уготована и ей. Равнодушие – это самая глобальная черта человека: всё, что не касается его – ему неинтересно. «Своя рубашка ближе к телу». Очень хорошо на эту тему высказался местный житель, сын её недруга, которого устранил Господь Бог (лучше и не скажешь), когда тот, разозлившись на неё, грозился её убить. По простоте душевной и по крайней примитивности натуры он выдал: «Вот когда у вас было много денег – вы всем были нужны (ага, каждый стремился урвать, обмануть и ограбить, и очень часто это получалось – она была добрым, наивным и совсем не жадным человеком), а теперь, когда у вас их нет – вы никому не нужны, подыхать будете – никто не придёт».