– Я вроде всегда такая.
– Не, обычно ты свеженькая, румянец там, глаза горят, а сейчас реально – моль.
– Я отдам за лечение и палату, – говорю сразу, поднимая руку, словно это поможет держать его на расстоянии. – Хотя ты мог бы и сэкономить.
– Похоронить тебя было бы дороже. Даже как ноунейма.
Я тут же вспоминаю о своей матери. Я не ноунейм, у меня есть мать… Она бы волновалась. Наверняка весь телефон оборвала. А может нет? Это было бы ужасно. Еще ужаснее, чем член во мне. Потому что это можно забыть, а игнор матери вряд ли.
– Есть обычные больницы.
– Ну там тоже похоронить могли случайно. Кому ты нужна, чтобы бороться за жизнь дуры, которая не может таблетку парацетомола выпить.
Дурой я была, когда пошла подругу выручать и на тебя наткнулась. И вообще я нужна. Матери нужна.
– Матери нужна, – зачем-то выговорила.
– Это той, что живет в Глажево? Или той, что живет в Чудово, – уже все выяснил, скотина. И зачем? Шантажировать меня матерью? – Еще раз соврешь мне, насиловать буду в зад. Без смазки.
– Напугал, – поджимаю под себя колени, накрываю их одеялом. – Посчитай мне, сколько я должна буду. Я заработаю – отдам.
– Это как ты заработаешь? – хмыкает он и падает в кресло, продолжая угрюмо на меня взирать. – Своими рефератами? Серьезно?
– Это честная работа и меня устраивает, – лезу за телефоном, но нигде его не нахожу. В сумке нет. – Ты мой телефон не брал?
– Я его выкинул. Допотопное дерьмо.
– Что!? – я закрыла лицо руками, содрогаясь в рыданиях. А как я теперь маме звонить буду. – З-зачем, зачееем ты это сдедал? А если мама позвонит, а если сестра, ну почему ты свалился на мою голову, почему!?
Он кидает мне на кровать что – то черное, и я вижу красивый, сверкающий телефон Почти такой же у Кати, только новее. Мой новее. Я видела такой в рекламе, но даже не думала никогда, что у меня может появиться такой же. Наверное, потому что мне это не нужно.
– Это не мой.
– Аванс считай. Выйдешь на работу вместе с Катей. Будешь обслуживать мужиков, заработаешь деньжат, будешь хорошо себя вести – квартиру потом куплю тебе. Кате только не говори, обидится, – усмехается эта сволочь. А я не понимаю, чего он ко мне привязался.
– Щедро. А помимо мужиков, тебя я тоже обслуживать буду должна?
Почему то были мысли, что он не захочет меня никому отдавать, сам пользоваться будет. Странное чувство разочарования буквально изнутри раздирает. Я его ненавижу, но лучше ненавидеть одного, чем всех.
– Разумеется. Меня в первую очередь. Тебе же надо учиться. Пока, если уж честно, ты откровенное бревно.
– Еще никогда мне не говорили ничего приятнее. А если откажусь, убьешь? Снова изнасилуешь.
– А чего тебе отказываться? Живешь ты откровенно дерьмово, денег даже на нормальную обувь нет. А я тебе реальную возможность предлагаю.
– Возможность сделать карьеру шлюхи через твою постель. Это прям перспективно. Это прям то, о чем мечтают все юные девушки. Жаль, меня как Катю отчим не насиловал, только бил.
– Не понял.
– У меня нет тяги к самоуничтожению. Я жить хочу. Нормально. Желательно подальше от тебя. Если планируешь грохнуть, то лучше сделать это сейчас, потому что шлюхой я не стану. Лучше в дырявых кроссах ходить, если честно, уж лучше сдохнуть! – последние слова буквально кричу ему в лицо!
Он поднимается со стула, я к стене жмусь.
– А чего ты трясешься, ты же больно смелая…
– Ты же псих, не знаю, чего тебе в голову взбредет. То ты насилуешь, то лечиться везешь.
– Мое предложение останется в силе, допустим месяц. Как раз в себя придешь, в свою конуру вернёшься. После этого мне твоя судьба станет неинтересна, понимаешь?
Никогда я не желала, чтобы время шло быстрее.
– Это будет лучшим от тебя подарком.
– Дура. Я тебе жить нормально предлагаю, а ты гордость включила.
– Дело не в гордости. Просто у меня другие планы в жизни.
Он вглядывается в мое лицо, но все равно усмехается.
– Твой счет за проживание в этой палате – двадцать тысяч рублей, – он подходит близко, расстёгивает пряжку ремня. – Можешь сама в кассу заплатить или отсосать мне прямо сейчас.
– Я сама деньги отнесу. Сама, – прижимаюсь к стенке, смотрю ему в глаза, стараясь не видеть того, как он держит в руке налитый кровью член. Как водит по нему рукой. Словно змея успокаивая. Хотя мне и смотреть не надо. Его форма, вид, каждая вена словно во мне отпечаталась с той ночи, когда он толкал эту хреновину мне в рот, заставляя давиться и хвалил, если получалось. Вкус спермы до сих пор помню. Как по голове гладил. При всех. Ему не нужна женщина, ему нравятся шлюхи. А я такой быть не хочу. – Сама я сказала!
Отворачиваюсь, но он дергает мое лицо к себе.
– Месяц, Соня. Потом барахтайся в своем дерьме всю жизнь. Я вторых шансов таким дурам, как ты, давать не собираюсь.
– Мое дерьмо гораздо чище твоего.
Он смотрит мне в глаза. Вынуждает тонуть в черноте зрачка, который занял всю радужку, потом резко отпускает. Идет на выход и дверь не закрывает. Говорит кому – то за дверью.
– Девушка здорова, заплатит за себя сама.
Его шаги за дверью набатом бьют в висок. Облегчение наваливается тяжелым мешком на плечи и я рыдаю. Мне ну нужно это. Я сама. Я все сама.
Я получаю выписку и счет на восемнадцать тысяч. У меня в сумке, в боковом кармашке последние пять. Их я отдаю сразу, а остальное предлагаю отработать.
– Каким образом? – спрашивает надушенная администратор. Словно не в клинике работает, а в фешенебельном салоне красоты.
– Я могу полы мыть, – что еще. – Могу уколы делать. Могу…
***
Глава 9.
*** Захар ***
Заебала эта Мышкина. Может надо было подыхать ее оставить. Бледную, тощую, дрожащую всем телом.