Тайна талисмана. Сны о веке золотом. Альтернативная история

Тайна талисмана. Сны о веке золотом. Альтернативная история
Любовь Сушко

«Сны о веке золотом» – это причудливая мозаика, где мелькают тени любимых поэтов, прекрасных женщин, где тайное не становится явным. Только кажется, что перед нами реальные исторические лица, на самом деле это сны о них, это альтернативные истории жизни и творчества, сами романы еще впереди.

Тайна талисмана

Сны о веке золотом. Альтернативная история

Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2018

ISBN 978-5-4493-2215-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Романтическая повесть о пушкинской эпохе, о времени, когда правили два царя в России, сначала император Александр Павлович, а потом, взошедший на престол в день смуты дворянской и великого предательства Николай Павлович, сумевший отдалить русскую революцию почти на столетие.

Вступление

Сон о декабристах

(Параллельная история)

Мальчишки были безусы-

Прапоры и корнеты,

Мальчишки были безумны…

(А. Галич)

Площадь заметало снегом. 13 декабря 1825 года был странный день и странный вечер. В Зимнем дворце происходило что-то невообразимое. После таинственной смерти императора Александра Павловича все закружилось в каком-то странном вихре. Они все метались, как бесплотные тени по Невскому и никто не мог сказать ничего вразумительного о том, как им быть и что делать.

Отказ от престола наследника, ярость вдовствующей императрицы, безвластие, которое в России всегда приводило к большой беде.

Все смотрели в тот момент на второго ее сына. И он в один миг оказался в центре внимания сотен людей, хотя вчера еще и подумать и увидеть в дурном сне ничего такого не мог.

Тот, кто стал так неожиданно наследником, сам того не ожидая, не понимал, что ему делать и как поступить. Он не был готов принять полу божественную власть так сразу в один день. И на менее значительные шаги не решаются так поспешно, а тут император всея Руси. Как странно играет провидение нашими судьбами. НО всем было понятно, и ему тоже, что промедление смерти подобно. Ему никто не оставлял никакого выбора.

Шлейф бесконечных тайн тянулся за старшим братом с самого начала, его обвиняли то в убийстве отца, то в слабости и немощи, то в обмане, говорили, что он не умер, а просто все бросил и ушел от них. Да мало ли еще чего говорили и думали эти люди с пустыми и хитрыми глазами.

Но чтобы там не произошло, оказалось это так неожиданно, что напрасно собирал свою волю в кулак Николай Павлович, пытаясь убедить и себя и окружающих, что завтра закончится его беззаботная жизнь, и ему присягнут войска.

Все время кто-то уходил и приходил. Они ждали чего-то от него, но ему нечего было сказать всем этим людям в форме и в штатском. Он искал людей, которые не растерялись, могли принять какие-то решения, могли помочь ему.

Генерал Милорадович, почему именно на него сделал ставки император, сказать не трудно, никто не был так отважен во время недавней войны, никого так не уважали и не любили солдаты, и если кто-то мог повести их или остановить – только он один, и это с самого начала было известно императору.

Именно он с яростью принимал все бесчисленные заговоры, и был последним с покойным императором, с ним они прошли не только по России, но и по всей Европе. Новый император понимал, что тот ничего ему не скажет об этом, унесет тайну с собой в могилу, но не это его беспокоило пока, а завтрашний день.

Он не особенно вникал в то, что происходило, насколько серьезны были эти заговоры, о чем спорили и говорили офицеры, прошедшие по дорогам России и Европы, что видели они во Франции, победители Наполеона?

Новому императору казалось, что после смерти императрицы Елизаветы, из-за которой все эти бунты и возникали, все уляжется.

Он не знал и не хотел знать, как она умерла в каком-то далеком городке, когда возвращалась в столицу. Чтобы с нею не случилось, сам он к тому не был причастен, ему надо было думать о себе и о России, о 14 декабря, когда императором станет цесаревич Николай Павлович, который не поверил бы ни одной гадалке, осмелившейся бы сказать ему о том, что так будет.

Но вот ведь случилось. Здесь вообще все непредсказуемо, и невозможно понять, как быть и что делать любому, уж не говоря о наследниках.

№№№№№№

Генерал Милорадович молчал, но по лицу его понял император, что там, в казармах, все не так все хорошо, как хотелось бы. Ему было стыдно за своих офицеров, и ничего не мог он сделать в такие минуты безвластия и полного разброда.

Он всегда знал, этот старый, заслуженный, храбрейший воин, как они могут собираться и объединяться перед лицом всеобщей беды, но не в минуты перемен, которые трудны для любого народа, а для них почти невозможны.

– Ничего, Государь, все будет так, как нужно, Вам не о чем волноваться.

Хорошо сказал, не о чем волноваться, попробуй успокоиться, когда все бурлит и тревожится. И тот, кого они еще не знали, не видели в роли императора, он должен был уже думать о каких-то крутых мерах, на случай если бунт нельзя будет остановить. Да откуда на его голову свалилось такое наказание.

Снова говорили о Павле Пестеле, особенно приближенном к императорской семье по праву родства. Он никогда не мог понять его, и слушая странные речи, и видя его стальной неподвижный взгляд, император думал, что и в их семье рождались такие, и хорошо, что он при всем при том был далек от трона. Страшнее зверя, чем человек порой и не встретишь.

Генерал кому-то тихо рассказывал о том, как они встречались на юге, и как он излагал ему новое устройство страны.

– Я немало прожил, но я не видел ничего более безрассудного и жестокого, чем его план, он говорит о народе, о конституции, но не дай бог, было ему родиться наследником, погибла бы Россия.

Потом были какие-то разбирательства, и он оказался под арестом, так до сих пор и непонятно, что там произошло в его полку, на юге, но его не выпускали и после смерти прежнего императора.

– Он тоже заговорщик, – сказал тогда генерал, но это известие удивило нового императора меньше всего.

№№№№

Павел Каховский пил всю ночь, на какой-то пирушке они устроили пальбу по бутылкам, и только осколки в разные стороны разлетались. Один попал кому-то в лица, и потекла кровь. Но это не только не остановило дебоширов, они стали дико хохотать и палить еще сильнее. Те, кто были рядом с ним, удивлялись тому, что и после всего выпитого он так метко попадал в мишени. Он хвастливо кричал о том, что никогда не промахивался и не промахнется, даже если в самого тирана-императора стрелять придется.

– Но кто его пустит на площадь, где будут только военные, и что за безрассудство такое? – вопрошал кто-то, хотя все понимали, что если начнется какая-то неразбериха, то в один миг все перемешается.

НО не только в нем была какая-то лихая бесшабашность и пустозвонство, ему все равно, где и с кем стреляться, его увлекал сам процесс.

До рассвета оставалось еще несколько часов, и вместо того, чтобы отправляться спать (если бы он проспал следующий день, то, возможно, многое бы изменилось) он бросился к каким-то старым товарищам, таким же дебоширам. Но там было до странного тихо. Люди при свечах вполголоса говорили о том, что они будут делать и как поступят завтра.

Он прислушался, хотя почти ничего не понимал, но всем сердцем готов был поддержать любого, кто предложит хоть какое-то развлечение. Только бы не сидеть на месте, что-то делать.

– Они убили нашу императрицу, – полупьяные слезы потекли по щекам какого-то юнца, – и теперь на престол восходит черт знает кто.

Какое странное это было сборище, кого тут только не было в тот вечер плавно переходящий в ночь. Кто-то завалился спать на мягкие диваны, кто-то вдохновенно (слишком вдохновенно) читал последние стихи. Стихи были плохими, очень плохими, слабыми, как никогда прежде не писалось. Но они были пронизаны ненавистью и потому воспринимались с восторгом.

– Это последняя наша возможность противостоять им, – кричал брехун и карточный игрок, которому нужно было отдавать долг чести или пустить себе пулю в лоб, и он понимал, что сам бес толкал его в это пекло. Между делом можно было и отличиться, а как разозлиться бесчисленные его кредиторы, когда узнают, что он мертв. И он приобщится к лучшим людям, будет одним из них. И забудутся те грехи, слабости из-за которых приходилось столько страдать.

Он точно знал, что такое случается только однажды, и если он свалится, и не доберется до площади, то помрет, но вовсе не так ярко, а, скорее всего, окажется и в тюрьме. И о прежней жизни можно будет забыть, от него все отвернутся, никто руку при встрече не протянет.

№№№№№№