Убит поэт. Ищите кота. Литературный детектив

Убит поэт. Ищите кота. Литературный детектив
Любовь Сушко

Это третий роман из цикла «Литературный детектив», первые два – «Разбитое зеркало» и «Кто убил профессора?» – могут быть опубликованы только через 18 лет, сие от автора не зависит. Кот Баюн – а он действует в этом повествовании – наше национальное достояние, и кому, как не ему, бороться с графоманами, если больше некому, но в помощь ему любимый следователь автора Вадим Свистков, у которого есть своя тайна, пока известная только коту..

Убит поэт. Ищите кота

Литературный детектив

Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2018

ISBN 978-5-4493-0592-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любовь Сушко

УБИТ ПОЭТ, И ЧЕРТ С НИМ

От автора

А не написать ли нам детектив? – спросила я у рыжего кота.. Но традиционного детектива все-таки не получилось, по всем так сказать канонам жанра. Может потому, что главным его героем оказался стихоплет, изрядно надоевший всем, именуемый среди собратьев королем Графоманов, потому что бороться с ним было бесполезно. Или потому что кот Баюн сыграл не последнюю роль в этом повествовании.

Если в первом детективе «Кто убил профессора?» все в рамках жанра, но его нельзя опубликовать в силу ряда обстоятельств. Да, да, сегодня у нас есть книги, которые не могут быть изданы из-за авторского права, увы. То здесь публикация возможно, на кота Баюна никто не претендует, он стал народным достоянием давным —давно, чему мы с котом очень даже рады. Но и детективы получился слишком литературным, немного плутовским, зато отражающим все тенденции современного литературного процесса. Здесь не так важно, кто убил короля, хотя и хочется знать, как это было. Здесь важно другое – почему ему появление стало возможным. Куда смотрят критики, которых, как говорится днем с огнем не найти. Да и что вообще творится в нашей литературе, где любой юнец называет себя писателем и поэтом, не в силах и двух строчек написать, а потом негодует от того, что его никто читать не собирается..

Кто об этом сможет поразмышлять на досуге? Конечно кот ученый.

Немного неожиданным оказалось то, что там слишком много Достоевского оказалось, случайно, без злого умысла, просто потому что следователь Свистков- современный аналог Порфирия Петровича – такой же загадочный и немного странный тип не от мира сего, который лоб расшибет, а преступление раскроет, даже если оно не раскрывается вообще.

Портрет литературной братии оказался несколько забавным и печальным, преступление, реальным, но тоже странным, а в остальном все хорошо…

УБИТ ПОЭТ, И ЧЕРТ С НИМ

Пролог

ЯСТРЕБ МАКАР И ПОЭТ. КОГО ТАМ НАДО УКУСИТЬ

Из записок писательницы Анны Рубенс

У нас тут беда случилась хуккея нету уже пару недель, и моя Алина ходит какая-то грустная и молчаливая. Вот куда он делся интересно, какой – то другой хуккей по телеку все-таки показывают, но она его долго не смотрит, и шарф с ястребом не достает. И радоваться бы надо, но как-то тревожно становиться, потому что Алина без хуккея, как суп без соли, есть, конечно, можно, когда голодный, но очень не вкусно. Да и искать она начинает сомнительных развлечений, какие-то поэты вместе хуккистов появляются, а это порой опасно для жизни и здоровья точно. Телефон накалился, и все кто-то ей названивает. Сначала я думал, что это у нее какой парень завелся, и приуныл сильно, потому что если парень появится, то она про меня забудет, будет к нему бегать, его кости сахарные покупать, его за ухом чесать – все пропало, одним словом. Потом я прислушался и понял, что если это парень, то не тот, соседский кот Филя, который заглянул ко мне в гости, хоть и не Баюн, но в стихах и песнях разбирается, вот он и сказал мне, что разговаривает она с каким-то поэтом, плохим поэтом.

– А почему плохим – то, как ты это определил? – поинтересовался я

– Да потому что она все больше шипит или рычит, хотя и сдерживается, но из последних сил, а с хорошими поэтами так не говорят.

Вот какой наблюдательный у нас кот, а я так разволновался, что даже и не прислушался к их разговору. А и то правда, кроме хуккея у нее есть еще одна радость – поэзия, сам видел как в скайпе к ней приходили эти поэты, что-то там читали, она их иногда хвалила, но часто ругала, и просила что-то изменить и переписать, тогда слышалось:

– Ой, какая у вас собачка, покажите, какая хорошенькая, вот бы ее погладить. Ну прям с детства о такой мечтал, да все никак не получается купить. А вы молодец, с собакой жить одно удовольствие. И сразу ясно, что вы свободная, потому что те, кому свободы не хватает, котов заводят.

Я прямо озверел, слушая все это. Они думают, что собака ничего не понимает, все мы понимаем, еще как понимаем, только сказать ничего не можем, а то бы они много чего о себе услышали, гении самоварные. И хорошо, что не получалось, у поэтов собак не должно быть, потому что любят они только себя и никаких собак им на самом деле не надо, это так, для отвода глаз только. Критику они тоже не любят, вот и стараются на собак переключиться незаметно, хитрые больно.

– А можно ее погладить и погулять с ней, – раздается с той стороны монитора.

Размечтались, не хочу я, чтобы меня поэты гладили, а то и сам стихи выть начну, а мне хочется собакой, а не поэтом оставаться. Да вон Филя первый засмеет, житья не будет, это ведь такая зараза, как привяжется какая строчка, так хоть помри, не избавиться от нее. А кто меня будет кормить и любить тогда? Поэтов никто не любит, они вечные злые и голодные остаются.

Но Алина брала меня на руки, садила на стол перед монитором, это когда я еще маленьким и легким был, сейчас бы и стол вместе с монитором упал, и убытков было бы много, и не смогли бы они меня уже видеть долго.

Но тогда я был еще маленьким и глупым, лапу протягивал поэтам, знал, что не откусят, они ведь на той стороне были, не дотянулись бы точно. Хотя кое кого и хотелось укусить хорошенько, потому что они были такими приставучими, и не только мое время воровали, но и грозили без ужина меня оставить. Но я еще не знал, что тогда все это были цветочки, а ягодки появились, когда нам стал названивать этот самый князь Василько Глухой, так его называла сама Алина. Хотя ни на кого князя похож он не был, на бульдога скорее, собравшегося с цепи. Так гавкал, так кричал, что я сам чуть не оглох, и главное понять никак не мог, чего он орет-то, что ему не так в этой жизни, а может, его просто черти давят, да никак задавить не могут, вон буйвол какой здоровый, сколько ж чертей надо, чтобы его придушить хорошенько.

Вот этот Васек бульдог Харламов, не помню, откуда у него фамилия появилась, но прицепилась, и не отстает. Так он еще потребовал свидания в скайпе, мол, поговорим, может мнение ее и переменится о его гениальных виршах. Тогда она и напишет про него хорошую статью, да и присоединится к клубу его яростных фанатов, потому что поэту, как и королю без свиты никуда не деться… Должны быть те, кто хвалят, не краснея, это критик все пытается доказать, что король – то голый, за это они критиков не любят. Я просил Алину, чтобы она не доказывала это, а то поэт и правда разденется, а это картина не для слабонервных, ну не Тарзан он, а скорее наоборот.

Вообще-то Алина девица несговорчивая, а тут взяла и согласилась, ну может, чтобы поскорее от него отвязаться. Так бульдог и появился прямо перед нами, да во весь экран. Алина постаралась приветливо улыбнуться, а я прямо зарычал от неожиданности, наверное, потому что поэты такими не бывают. Хотя откуда мне вообще было знать, какими они бывают, да и не мое это собачье дело, конечно. Но я зарычал, каюсь, так громко и протяжно, как волк в лунную ночь или собаки, когда покойника чуют. Про это мне тоже кот Филя рассказывал, что собаки могут так выть только в одном случае… Я покойника не чуял, или все- таки чуял, сказать точно не могу, но никогда раньше так не выл точно. Нет, смерть я его не почуял, врать не буду, сам не знаю, почему выть начал, так вышло само собой, может экстрасенсом сделался, когда молния шибанет, такое случается, а меня поэт шибанул еще сильнее молнии.

– Это еще и собака там у тебя страшная такая, а я думаю, в кого ты такая пошла, – начал открыто хамить этот самый поэт с большой дороги. А глухим его недаром назвали, он слышал только себя любимого… И нес всякую чушь не останавливаясь ни на минуту.

Я слушал и ушам своим не верил, и ладно то, что он про меня там говорил, мне это фиолетово, но никто никогда с Алиной так не разговаривал, даже ее бывший муж. Когда они разводились, он был вежливым и культурным, даже слишком вежливым, так и хотелось укусить его и посмотреть, как он на это ответит. Но, наверное, и тогда бы улыбнулся сквозь зубы, и сказал что-то типа, что мы мирные люди и кусаться признак дурного тона. Но я же должен был понять, что он из себя представляет. Кусать я его не стал, Алина и так была грустной, но решил, что укушу обязательно, потому что месть – это холодная закуска. А этот – поэт с большой дороги, и Алина ему что-то должна, и собака не так хороша, как ему бы хотелось, на себя бы в зеркало посмотрел, а потом уж орал бы, как будто ему кое-что дверью прищемили. Я в первый раз пожалел о том, что сидел за стеклом, потому что искусал бы этого поэта всего, так что живого места на нем бы не осталось, вот с места не сойти, загрыз бы точно.

Но тут Алина нажала на кнопку, Бульдог исчез, словно его корова языком слизала, и она рассмеялась.

– А чего ты так рычишь-то, он несчастный, бездарный писака, его пожалеть надо, вон как мечется, старается, и все прахом. А если ты его покусаешь, он еще злее и ядовитее станет и тоже потом кого-нибудь покусает, ты же сам его Бульдогом назвал. А мы с тобой мирные люди – звери, хотя Бронепоезд наш стоит на запасном пути…

– Уж не собираешься же ты его спасать и за ухом у него чесать, – осторожно спросил я у Алины.

– Не собираюсь, конечно, у меня для этого есть ты, ведь укусишь такого поэта, потом бешеным станешь, что мы с тобой делать будем, усыплять жалко, а придется.

Наверное, Алина меня убедила, потому что кусаться как-то расхотелось. Осталось надеяться только на то, что он к нам не заявится больше никогда, ну ради своего же блага. Ведь если такое случится, то я за себя не отвечаю, пусть меня усыпят, но зато я избавлю и Алину, и поэзия от такого вот стихоплета, а на миру, говорят, и смерть красна. А может и обойдется, скоро хуккей начнется, Алина забудет про поэтов, а хуккисты – хорошие ребята, они собак любят, вон как искал Жердев свою собаку, всю команду на уши поднял, когда она от него сбежала, а может ее украли, чтобы выкуп потребовать, этого я точно не знаю. Но только с поэтами собакам не повезло, странные они какие-то, точно не от мира сего. Если мне не верите, то сами познакомьтесь в этим Васькой Крикуновым, такая у него фамилия оказалась на самом деле. Это Алина кому-то по телефону потом рассказывала, а я подслушал, шибко мне было интересно, какая у Бульдога может быть фамилия на самом деле.

Когда раздался звонок в дверь, я на всякий случай бросился туда раньше Алины, вдруг к нам поэт пожаловал. Но там стояла соседка баба Маша с пирожками, а не злой и голодный поэт – это хорошо, значит, подкрепимся и кусать пока никого не надо. Ведь хорошо все, что хорошо кончается, хотя бы в этот вечер.

Часть 1 Ничто не предвещало любви и смерти

Глава 1 Явление рыжего кота

Затишье бывает перед бурей или наоборот, буря после затишья – это кому как нравится, конечно. Но в ту запоздавшую весну многие говорили о явлении рыжего кота. Всем известно, что такие коты являются только в самые критические моменты в нашем мире. Видел его еще Пушкин на златой цепи на дубе том, а потом уже никто кота этого не видел, потому что ни дуба, ни цепи, ни кота ученого у нас не осталось. Но одно понятно, что коты не исчезают навсегда, а если где-то исчезают, то и появляются где-то снова. И предвещают они исключительно беду.

Когда Баюн, а это был он собственной персоной, появился на брегах Иртыша, то многие поверили в то, что именно здесь и должен родиться новый Пушкин или произойти что-то грандиозное иного порядка, потому что просто так коты не появляются. Хотя ясновидящая Елизавета говорила, что появился он тут потому, что перевелись все поэты в славном гарде адмирала, а остались такие жуткие стихоплеты, что кот готов был спалить любого из них, но боялся, что потом возродится еще худший поэт из того пепла. Он же не птица Феникс, а всего лишь кот, хотя и ученый.

Но Пушкина никто не заметил, если он и ходил по Любинскому проспекту, но точно неузнанный другими, да если честно, узнавать его было некому. В мире, где главными писательницами стали дамы, строчившие иронические детективы по рублю десяток, и явно затмившие по популярности Пушкина, гению просто не место. Да что гению, поэзия сама стала такой пещерной, что сочинить корявые строчки про завод, маму и любовь мог любой Васька Безродный, который в прямом смысле двух слов связать не может, но стишата пишет. Да что пишет, он их читает везде, где надо и не надо, и не дай бог вам с ним встретиться. Этот еще хуже, чем тот маньяк, который распахнув пальто себя голого показывает, потому что того изловили быстро, а этот все еще на свободе, и привлечь его вроде не за что, а если уголовный кодекс безмолвствует, тогда Рыжий кот и появляется.

Никто не знает, насколько плохи были стишата у его предшественника, оказавшегося в психушке и встретившегося с Сатаной. Нашему Ваську ничего такого не грозило по двум причинам, потому что в психушку не забирали без письменного согласия самого пациента – это во-первых. А кто же из них даст такое согласие добровольно, да и Сатана вряд ли подойдет к стихоплету на пушечный выстрел. Не интересен он никому, жена сбежала, брат скрылся в неизвестном направлении, ни слуху, ни духу, никого у него не осталось, кроме слушателей случайно оказавшихся на вечеринках, которые устраивал Василий, гордо называя это творческими встречами.

А вот вечеринки он устраивать был мастак, если люди в санаториях и больницах встречали его предложение холодно, то они быстро должны были пожалеть о том и поспешно согласиться. Ведь легче было весь этот бред послушать и отправить стихоплета подальше, чем услышав угрозы и проклятия слушать точно так же, затратив на все эти препирательства столько сил и времени, а Васятка действовал по принципу: «Не хочешь, заставим», приобщим так сказать к ужасному, кривому, бездарному творчеству, выбора у тебя все равно никакого не осталось. И приобщал, а что ему еще оставалось, после того, как он выложил кучу бабла за публикации в коллективных сборниках, где страница продавалась по цене целой книги. Отдельную книгу напечатать так и не решился, в сборниках можно было спрятаться за спинами других, сказать о том, что подборка оказалась не очень удачной, просчитался, бес попутал. А если ты только свое опубликовал, то там уже прятаться в кусты не получится, и всем все станет ясно в тот же миг. Так вот, после того, как он опубликовался в каких-то изданиях, в чертовой дюжине сборников, которые поэты называли братской могилой для настоящих текстов, и просто находкой для таких вот о заводе, о маме и любви, Василий пошел штурмом брать Союз писателей. Куда теперь принимали всех, а его все равно брать не хотели из-за скандальности, полной бездарности и настырности. Руководители того союза поняли, что спокойной их жизни явно пришел конец. Отказали раз, отказали второй, а потом просто устали и махнули рукой. Им нужны были любые члены, даже такие, главное, чтобы были они платежеспособными, а Васятка платил без всяких разговоров, сколько скажут, столько и платил, да еще радовался, и других туда привлекал с большим энтузиазмом.

И вот теперь с красным мандатом, который можно было достать из широких штанин при каждом удобном и неудобном случае, Васятка и пошел организовывать творческие встречи по новому кругу. Хорошо, что в санаториях и больницах люди постоянно менялись, и слушали его творения все новые и новые отдыхающие, а то и вовсе больные, потому что второй раз услышать это было нереально тяжело. Да что там, даже дослушать в первый раз почти невозможно. Но он ощутил себя настоящим поэтом в такие минуты своего липового триумфа. Пусть кто-то из критиков теперь не только попробовал перейти ему дорогу, но просто встать на пути. Этот стихоплетный танк проехался бы по нему и на минуту не задержался бы, вмяв несчастного в землю. А как еще можно было бы вбить, врубить в их чёрствые души настоящую поэзию такой, какой он ее понимает. Никто не собирался бросаться под гусеницы безумному танку, по которому давно психушка плакала. Но никогда не говори, что никто, рано или поздно кто-то да найдется. На всякий горшок есть своя крышка, а на каждого стихоплета свой купол. Вот если закрыть его куполом, то неслышно будет, что он там читает, тогда всем хорошо, спокойно и жить можно, не тужить.

Глава 2 Явление бабушки Марго

Сначала появился рыжий кот издалека да и вблизи очень напоминавший легендарного Баюна. И пришел он в самую горячую точку в мире. А мы уже знаем в лицо и по имени того, кто разжег тот самый пожар на благословенной земле мученика адмирала. В месте, где по его наивным убеждениям еще могла сохраниться, а потом и возродиться Светлая Русь.