Созвездие близнецов. Мифы и легенды

№№№№№№№№

Эос тогда уже знала, что Орион прячется у Артемиды, да более того, он уже рассказал свою историю этой проклятой девственнице. Она бросилась туда, не задумываясь о том, что с ними может случиться. Эос преградила дорогу Артемиде

ГЛАВА 23 ДУРНАЯ СЛАВА

В то время Ниоба была известна тем, что она считалась самой счастливой женщиной на свете, и матерью она была отменной. Она успела подарить миру и мужу семь прекрасных девиц и семь сильных и красивых парней. Царица так радовалась каждому ребенку, так гордилась ими, что гордыня пересилила все другие чувства. Многие говорили, что так недалеко и до беды….Она так загордилась, что перестала ходить в храмы, не приносила больше жертвы богам. А когда муж ей о том напомнил, она только пожала плечами.

– А какая беда, зачем мне туда ходить? Что мне перед богинями заискивать, пусть они родят и воспитают столько прекрасных детей, как у меня. Они одиноки и злы, почему я должна их боготворить, если я во всем лучше?

– Ты смертная, – говорили ей многие, – и для тебя это плохо закончится.

– Ничего подобного, они не посмеют, – самодовольно повторяла Ниоба.

– Богини не станут со смертными тягаться.

Но Ниоба стояла на своем, и в какой-то момент ей показалось, что она одержала победу. Царица мысленно поднялась еще выше, а потом грянул гром. Она и не представляла, с какой высоты ей придется лететь вниз.

Антигона, и сама пережившая потерю сыновей, попросила вразумить ее. Но гордячка ничего не собиралась слушать, считая, что ей не стоит учиться на ошибках свекрови.

Нет, даже родная мать не смогла бы ее остановить тогда.

Антиопа вспомнила самые скверные времена, и дивилась тому, что ослепленная, та не видит даже самого очевидного. Но как же так можно быть беспечной. Какая беда еще свалится на них головы. Она не верила, что Ниоба стремится их всех погубить, но возможно какой-то злой дух собирается бросить ее в бездну, а столкнуть туда остальных ее близких. Тогда Антиопа пришла к своему сыну:

– Останови жену, она погубит всех нас, ладно я прожила свой век, но что будет с остальными. Но о детях своих ты должен позаботиться сам.

Она видела, насколько он безволен и мелок, какую сумасбродную женщину любит, как слова против нее сказать не может. Сын скорее готов был от нее отречься, чем от своей жены.

– Но может быть, я паникую напрасно, ничего страшного не случится, – обратилась Антиопа к Зену

Но по суровому молчанию второго сына, она почувствовала, что права и ждать надо худшего.

Страшные сны снились Антиопе в те ночи. Ее сестра Дирка, зверски убитая вместо нее, восставала из праха, бесцеремонно врывалась в ее думы:

– Ты думала, что боги сохранили тебе жизнь ради радости и счастья, несчастная. Да ты такое узнаешь и своими глазами узришь, что всем нам и не снилось. Твоя казнь будет моей страшнее, просто она была отложена на время. И уж поверь мне, ты и представить себе не можешь, что еще с тобой случится.

В те тягостные для царицы дни в Фивах появилась прорицательница. И стала она призывать фиванских жен, чтобы, чтобы вспомнить о богинях, принести жертвы для начала хотя бы Лето.

– Ее дети стали последними богами, она нас точно услышит, они все ближе и роднее нам, чем другие боги и богини.

Слушали ее жены и жрицы удивленно, но ничего сами делать не стали, решили обратиться к своей царице Ниобе, опасаясь больше ее гнева, она значительно ближе, чем какая-то неведомая богиня. И вздрогнула Антигона, она подозревала, что под маской старухи скрывалась сама богиня Гера, которая хотела поиздеваться над Лето и отомстить ей за связь со своим мужем. А Ниоба была так беспечна и горда, что не собиралась даже отступать, и ни о чем не думала. Она не чувствовала угрозы, а напрасно. Но ведь Лето, как бы скверно ей не было, от своих детей не отказывалась, а Гера не раз бросала их, если они не оправдывали надежд, вот хотя бы Пана или Гефеста взять. Да и Антиопе, бросившей своих сыновей, она обязательно отомстит, недаром Дирка ей являлась во сне.

А верховная богиня будет потешаться потом над обеими, разве не ради этого она спустилась с небес на землю?

Но и на этот раз Ниоба оказалась глухой и слепой, и бесчувственной, что и навлекло на их мир страшную беду.

– Я не стану приносить жертвы какой-то богине, которая и породила-то только двоих детей, а у меня их в семь раз больше.

Это заявление услышали все. Только прорицательница, кажется, успела исчезнуть к тому моменту.

ГЛАВА 24 НА ОЛИМПЕ

На Олимпе Арес возмущался страшно.

– Словно мало у нас тех, кто на дудке играть умеет. Но разве это удел настоящего бога? Сражение, упоение в бою, вот чем следует заняться любому из нас, это должно стать главным делом всей жизни.

Он мог взорваться от злости, если Аполлона признают и над воякой возвысят. Они ликуют, зная, что он убил Пифона – велика важность. Это мог сделать любой. Ведь этот страшный зверь был просто Гериной игрушкой, а так оставался слабым и безобидным созданием, грозным только с вида.

Но никто не хотел даже думать о такой правде, потому что невыгодна она для них. Молчала почему-то об этом даже сама Гера, неужели, как из Геракла, она может сделать их Аполлона героя.

– Пусть он не среди драконов ручных, а в настоящем сражении себя покажет, тогда и ясно будет, каков он на самом деле.

Он резко поставил свой кубок, не скрывал ярости. За Аполлона он пить не собирался.

Гера поднялась и решила отправиться к себе, Арес последовал за матушкой.

– Как я понимаю, ты рада его появлению, – спросил он сердито.

Геру возмущало то, что оправдываться надо перед собственным сыном.

– Он не так добр, как красив, говорят, душа у него каменная, – ухмыляясь, произнес Арес, – он никогда не простит тебя за твои зверские гонения, на это и не надейся, матушка. Ведь ты и Пифона своего ему на откуп отдала, но он этого не оценил. Второго Геракла, конечно, не получится, но что-то этакое обязательно вырастит из этого красавчика.

– Проклятие, – подумала Гера, – мальчишка идет своим путем, все мои усилия оказались напрасными. Он может и стал злее, но ничего не изменится, а вот говоря о Драконе, Арес прав, не стоило его подставлять, он мог еще пригодиться, но что теперь после драки махать кулаками.

№№№№№№№№№№

А тем временем все бросились на поиски Сатира. Но долго искать его не пришлось. Уж если воинственный Арес слегка завидовал Аполлону, то там, внизу завистников была тьма тьмущая. Гера выбрала того, который кипел от зависти и готов был броситься в сражение.

Сатир расположился на лесной поляне, куда и должен был направиться Аполлон. И Фебу пришлось принять вызов, слишком многие нимфы и духи видели, как появился Сатир.

Флейта сатира была не громкой, но пронзительной и певучей, а еще и ветры вмешались, чтобы взглянуть на происходящее и сильно ему мешали. На Олимпе услышать его музыку было невозможно. И как не хотел этого сатир, но выше его не пригласили, рядом оставались только нимфы и сам Пан, музы заглянули туда на часок, кто-то из смертных, проезжая мимо, остановился перед музыкантом. Среди них оказался и царь Мидас, на свою беду он и не подозревал, что с ним дальше может случиться. Вот тогда и началось это первое соревнование, зачаровавшее, заворожившее многих.

Все считали за честь там присутствовать, никто не мог пройти мимо. Не ожидал Аполлон от них такого равнодушия.

Заиграл Аполлон, а потом сатир, снова Аполлон и снова сатир. Потом все смолкло в один миг.

Арес, бывший тут, обратился сначала к смертным, с вопросом, кого они считают победителем. Все повторяли, как заведенные, что никто не может сравниться с Аполлоном.

Все смолкло вокруг, надо было определить победителя, а проигравший понесет наказание, которое для него определит победитель. И когда уже все вроде бы утихло, все услышали вдруг голос царя Мидаса.

– А я с вами не согласен, простая песня сатира значительно лучше, и мне жаль, что Аполлон заставляет вас пресмыкаться перед ним, вы ничего не видите и не слышите.

Феб удостоил царя только одного презрительного взгляда, но его уши стали расти на глазах и превратились в ослиные.

Царь в ярости бросился прочь, понимая, что он больше не станет прежним, Аполлон был мстителен и жесток, и правильно делали те, кто с ним даже не связывался. Сам же Мидас еще и не представлял себя в новом облике, он просто понимал, что с ним случилось что-то ужасное, очень страшное.

Но слушатели наслаждались музыкой и успели забыть о несчастном царе-правдорубе.

Сатир понимал, что защитников у него больше не найдется, если кто-то и полюбил его музыку, и тогда он ни в чем не признается. Арес стал яриться еще сильнее.