Убит поэт. Ищите кота. Литературный детектив

Там пыль в глаза пустить всего милей,

А после свой шедевр сюда строчить,

И все же очень жалко упырей,

Которым тяжелей на свете жить.

Ведь Домовой, и Леший начеку,

Никто не хочет больше их понять,

А на болото вновь уволокут,

Запрут в тюрьму болотную опять.

Кикимора смеется, бес молчит,

Никто не пожалеет упырей,

От боли одиночества кричит,

Пристать к кому-то хочет поскорей.

На те же грабли снова наступлю,

Начну с ним так бездумно говорить,

Я на мгновенье даже полюблю

И этот злой азарт, и эту прыть…

Пусть Лада улыбнется с высоты,

И снова расхохочется Ярило:

– Ну ты даешь, куда же, детка, ты

И в этот раз отчаянно вступила.

Купала снова будет защищать,

И лишь Услад махнет рукой устало.

– Что упыри, когда Кащей опять

Там расходился, в Пекле тошно стало…

Да, мир спасать видать настал черед,

Тут не до шуток, осень так уныла.

– Любой упырь к тебе лишь пристает, —

Морена рассмеется, и шутливо

Опять мы в хороводе у костра,

В лесу прохладно, и колдует осень.

Ко мне упырь пожаловал с утра,

Он пьян и сир, его мне жалко очень.

Но лучше не жалейте упырей,

Спокойней так и проще, я-то знаю,

И к Лешему пошлю его скорей,

Ни дна и ни покрышки пожелаю..

Глава 20 Железное алиби

Анна перелистала страницы, чтобы убедиться, что это тот самый рассказ, и там нет никакой подсказки для того, чтобы в чем-то ее уличить, чем черт не шутит. Ведь его мог кто-то перепечатать под своим именем, изменив концовку, и выдать за свое произведение, так часто делали особо одарённые литературные мошенники. Но нет, все было именно так, как она написала, значит, следователь хотел, скорее всего, блеснуть познаниями и что-то у нее узнать, блефовал одним словом.

– Там действует черт, а я сидела и трудилась в поте лица над новым творением, чтобы вам было что читать, – съязвила Анна.

– Я так понимаю, на это время у вас есть железное алиби? – невозмутимо спрашивал он, пропустив мимо ушей все, что было сказано.

– Самое железное, – она взглянула на Антона, и тот кивнул.

– Вот этот молодой человек ночевал обе ночи со мной, не знаю, кто там его из дома прогнал, уж точно не любовь ко мне, может Домовой не любит, но он был тут, и я тоже была дома. Он не мой жених или любовник, потому показания его сгодятся вполне. Кстати хороший мастер. Если с вашим компом что-то случится, – зовите, он на помощь придет.

Следователь уселся писать протокол, распахнув ноутбук – все по последнему слову техники, Антон сидел в кресле рядом со столом, за которым он расположился, и что-то ему говорил, указывая на неточности в электронном протоколе.

Анна поняла, что на самом деле он ее очень выручил, иначе долго бы ей пришлось рассказывать и объясняться, доказывать, что она не верблюд, да и поверили бы или нет, еще вопрос.

Антон сиял, когда подписывал бумаги и что-то советовал следователю, и могло показаться, что именно для этого он тут оказался пару дней назад, чтобы отвести подозрение от писательницы. Но если так, то возможно, что это он в чем-то таком замешан. Хотя есть ли у него мотив для того, чтобы расправиться с Васяткой. Чисто внешне мотива нет, но тем, кто читал детективы понятно, что мы многого не знаем о человеке.

– Стихов его не читал, в первый раз слышу про этого деятеля, – бойко говорил Антон. – А вот у вас хочу спросить, неужели за стихи убивают, в наше время может быть такое? Вот если бы это была какая-то древняя бабулька, которая молилась на Блока или Пушкина, да и жить которой давно надоело, тогда я был бы согласен. А у Анны столько планов, она думает только об исправном компе, почему я тут и оказался собственно, и не вникает во всю эту литературную жизнь, вряд ли она пошла бы на такое.

– Старушка, говорите, – задумчиво произнес следователь, – знавал я таких старушек, которые за Пушкина и за Шопена убить готовы любого, хотя те Шопены даже на свидание их пригласить уже никак не могут.

С этими словами следователь удалился, но обещал вернуться, если что-то изменится и откроются новые обстоятельства.

– Лучше не надо, – прошептал ему в след Антон. – Хотя очень хочется узнать, кто же так любит поэзию, что готов башку проломить тому, кто не в свои сани садится.

Анна за чаем рассказывала ему об отравителях и о том, как отрывали головы таким вот деятелям в романе века, они говорили о Берлиозе, который был на самом деле милым парнем, и пострадал первым, и кажется напрасно.