Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография

Девочка насторожилась и слушала ее с каким-то вызовом, она кивала головой, но не произносила ни слова, ни звука, наверное, не случайно Мишель выбрал именно ее, он нашел в ней родственную дущу, и как охотник, должен быть догнать и убить добычу. Все они стояли на опасном пути разрушения, но мог ли кто-то из них сойти с этого пути?

– Ты можешь быть к нему терпимее и мягче? Я знаю как с ним тяжело, но ему нужно твое внимание и понимание. Ты пока не понимаешь, как много зависит от женщины в отношениях, но обязательно поймешь, чуть позднее, тогда и он тоже станет другим, уж поверь мне, дорогая.

Она насупилась еще больше и закачала головой. Больше говорить с ней было не о чем. Дети – самые сложные создания в этом мире, со взрослыми договориться значительно легче и проще. Но может быть взрослые виноваты в том, что они такие.

– Нищий, – прообормотала Мария.

Сначала она хотела прочитать стихотворение, потом решила не читать, она не могла вторгаться на эту территорию, это была другая, чужая жизнь, сама она оказалась только невольным свидетелем, не более того.

№№№№№№№

Когда и как прочитала его бабушка, они оба не знали, но то. что она его прочитала стало ясно из разговора с ее знакомой, когда она пылко заговорила о камне в руке нищего. Та удивленно подняла брови, никогда прежде в речах ее приятельницы ничего такого не было сроду, что с людьми творит старость? Сама она ее боялась как огня и улавоивала все ее проявления. О том, что это мог написать мальчик речи не было, это бы не уложилось у нее в голове. Было и чувство зависти к Елизавете Алексеевне – ведь похоже к ней пришла мудолсть, а эта капризная дама является далеко не ко всем.

– Она стала такой от всех страданий и бед на нее свалившихся, – говорила она своей подруге, многозначительно улыбаясь.

– Ничего удивительного, она постарше нас с тобой будет.

– Не хотелось бы мне дожить до таких темных мыслей и чувств.

Собеседница кивнула в знак согоасия – ей тоже не хотелось бы дожить, дострадать, дотянуться. Дожили ли они обе до того момента, когда имя автора стихоторения перестало быть тайной, и оно было опубликовано? Кто его знает, наверное, это стало для них в таком случае невероятным открытием.

Самой же бабушке Елизавете не было дела до того, что говорят ее знакомые, ее больше волновало душевное состояние ее внука и та упрямая девица, которая поступила с ним таким образом, что ему пришлось все это выплеснуть на бумагу.

Мишель стал ненавидеть всех женщин и девиц, Екатерина увидев еще раз его ярость, поспешно уехала и повторяла все время:

– Он страшный человек

Сестры только удивленно на нее смотрели, они считали, что она сама во всем виновата. Но это осталось в прошлом, девушки постарались о том забыть, больше никогда не говорили. В мире было столько интересного. Он вовсе не сошелся клином на Мишеле, вот, например, его друг Монго, очень приятный и обходительный молодой человек, да и мало ли таких. Мир прекрасен и разнообразен и у них вся жизнь была впереди.

Глава 7 Холера не дает вздохнуть

Первая любовь не давала покоя, Мишель маялся, ждал встречи и страшно ее боялся. Но жизнь текла своим чередом, и впереди был университет. Выбор оказался не велик, а он должен был получить хоть какое-то образование. И дать его умному, но строптивому парню должен был именно университет, ну не военным же ему становиться, этой мысли даже бабушка не допускала. Она удивленно подняла брови, когда услышала от Марии.

– Это не для него, – твердо заявила Мария.

Кто если не она знала и могла судить о том, что для него, а что не для него, сколько времени она провела с ним с самого начала, вызывая невольную ревность со стороны бабушки.

– Знать бы что для него, – усмехнулась Елизавета Алексеевна, – стерпится слюбится, наш Мишель ко всему будет привыкать долго и упорно, такой уж он уродился.

Решение ее было твердым и обсуждению не подлежало. Мария только тяжело вздохнула и пошла поговорить с Мишелем о том, что его ждет впереди, кто, если не она должна была это сделать?

– Значит, мне придется остаться в Москве, – голос его казался бесцветным, словно это совсем не волновало.

Но, конечно же, волновало, просто он научился скрываться и таить свои истинные чувства.

– Значит, придется, – повторила, словно эхо тетушка

Она была так растерянна и подавлена, что не ведала, что еще может сказать. И все повернулось так, что это ему пришлось ее утешать.

Никогда она так не волновалась, как в те дни, когда он отправился в университет. Оставалось только ждать какой —то неприятности, большой или малой. Мишель отомстит за то, что они с ним так поступили.

Сначала было затишье, но нет сомнения, что оно перед бурей.

Надежды бабушки не оправдались, не стерпелось и не слюбилось, там все было не его, все странное и чужое. А среди однокурсников чуть ли не в первый день подтвердились слухи о его дурном характере и выдающимся уме и способностях, что тоже не могло обрадовать многих. Москва – малый град, там все про всех все знают.

То, как они сторонились и отходили от него во время перемен, не могло не ранить парня, и чем дальше, чем было хуже. Но уходить так просто и сразу он не мог, ведь за все было заплачено, и трудно даже представить, как к этому отнесется бабушка. Да и должен быть какой-то особенный повод для всего этого, как без него?

В те дни Мишель все чаще вспоминал отца и мысленно обращался к нему, может быть потому, что у других отцы были, и они появлялись рядом со своими сыновьями, а у него словно и не было вовсе.

Он прекрасно помнил военного со шрамом после Бородина, но никому ничего не рассказывал. Он видел и себя в красивом мундире, как у дедушки Арсеньева – генерала, брата бабушки. Мишель сразу решил, что поговорит о каком-нибудь военном учреждении, куда хорошо бы перевестись, ведь тогда и Кавказ станет ближе, значительно ближе. Вот если бы Мария помогла уговорить бабушку, на нее последняя надежда.

№№№№№№№

Но беда одна не ходит, все чаще говорили о холере, зараза распространялась быстро, и в те дни, когда легче было умереть, чем выжить, он не мог думать о переменах в жизни, все словно бы повернулось вспять, и чтобы думать о чем-то новом. надо было получить ту самую жизнь и право на то, чтобы просто жить. А страшная болезнь ставила под угрозу и само его существование, он это чувствовал особенно остро.

За себя Мишель боялся меньше всего, ему было предсказано умереть от пули белого человека. Значит, холера обойдет его стороной. Но отец, бабушка, Мария, все, кто оставались рядом с ним, они были так уязвимы и потерять кого-то из них он никак не мог, их было слишком мало в этом мире, чтобы кто-то еще ушел так внезапно и в таких муках. Он так мечтал о свиданиях с отцом, о том, чтобы поговорить с ним по душам, понять, каков он, чем дышит, как живет. Ему хотелось в те дни побольше смелости, спокойствия, ведь писал же Пушкин свой «Пир во время чумы», как он может, словно ему не о чем жалеть и некого терять. Мишель стремился и никак не мог понять своего кумира, понятие гармония для него не существовало, он знал, конечно, знание этого слова, но был уверен, что к нему не стоит даже стремиться, она, как линия горизонта, отдаляется, стоит лишь приблизиться немного.

Можно ли бросать вызов судьбе в такой мере? Наверное, можно, но он только перечитывал эти строки и тайно и явно завидовал поэту.

Глава 8 Мечты и желания

Мишель представлял себе встречу с Пушкиным. Все время все было по – разному, но он так хотел просто взглянуть на него, получить заряд того вдохновения, той веселой легкости, которой славился его знаменитый современник. О нем говорили порой с таким восторгом. Каким был на самом деле Пушкин, он понятия не имел, хотя и был уверен, что прекрасно его знает, чувствует.

То, что он мог оказаться совсем другим, Мишеля не смущало, разочароваться он не боялся, примет таким, каков есть, главное, что он есть и чтобы был дальше где-то рядом, так чтобы можно было увидеть, услышать, дотянуться.

Тетушка с опаской читала тот самый Пир, она боялась и за мятежного поэта, и за Мишеля еще больше. Если бы он был чуть старше, и они бы сошлись, страшно даже представить себе, что могло бы случиться в те дни, что могло родиться после такой встречи, но пропасть лет должна была сгладить все, что ста могло и не могло случиться.

Но мятеж начался не там, в стане гения, а в университете. С чего это началось, как началось, он не говорил, а может и сам не ведал, но естественно оказался среди мятежников, где же еще ему было оставаться.

Смута во время смуты, это так романтично, он не боялся потерять место, наоборот, уверен был, что все к лучшему, ему нечего было терять, и можно избежать тяжелого разговора о том, что ему надо получать образованные, и не всегда все так, как нравится, бывает и наоборот.

Все свершилось само собой, наверное, не бог, а Демон, его вечный спутник решил его муки уменьшить, но что он потребует потом за свою услугу, вот ведь в чем вопрос. Хотя Демон прав, нельзя жить чужой жизнью, рано или поздно он свернет на прямую дорожку, и лучше, если это будет раньше, чем позднее, больше сделать успеешь, меньше роковых ошибок совершить. И чем черт не шутит, может быть, это и поможет ему выжить.

№№№№№№№

В какой момент Елизавета Алексеевна обо всем узнала, сказать трудно, какое-то время происшествие в университете удавалось скрывать. Но когда она появилась на пороге бледная и остановилась перед мольбертом, у него по спине пробежал холодок, потом забегали мурашки, а ведь кажется, что он родился бесстрашным, но нет, был страх и у него, и вызывала его эта хрупкая женщина, которая еще к тому же была его бабушкой. Он сжимал кисть в руке и упорно смотрел на холст, словно там должно было отпечататься что-то важное, словно это от него Мишель не мог оторвать взгляда. Но ничего особенного на холсте не было, хорошо, что он не отражал лика бабушки, а то ему стало бы еще страшнее. Но голос ее мольберт заглушить не мог, тут все было бессильно.

– И что дальше? – спросила она.

Вопрос подразумевал, что она все прекрасно знает, от нее ничего нельзя скрыть. Морочить ей голову и выяснять, о чем она говорит, он не стал, вспомнились тревоги другого бунта, как все в доме перевернулось вверх дном, и бессонные ночи и смутные дни. Но тогда это не касалось ее внука, ее единственного сокровища, а ведь он совсем ребенок, для таких потрясений не годится. Да и первое столкновение с императором тут же вспомнилось, ведь тот не забыл наверняка, как встретил его отрок, каким он был. Если ему обо всем донесли, а ему наверняка успели донести, то дела их совсем плохи. Она должна была схватиться за сердце, но удержалась, не в ее правилах было показывать, как ей больно, особенно если ничего не надо было изображать

Не добившись от Мишеля никакого ответа, да и что он мог ей сказать, что он оказался умнее тех, кто его учил, что начал спорить с ними и не собирался соглашаться, что по любому вопросу имел свое мнение, отличное от всех иных, не станет он этого говорить, хотя это и было правдой, но не стоит ее добивать, она и так готова упасть и умереть.

Но бабушка накинула плащ и исчезла. Она пошла к своим знакомым, ко всем, кто был ей близок, а они все там были близки, все оставались родственниками. Кто-то был ей чем-то обязан, ведь все они жили в тесном кругу. И тогда, и потом в дни всех этих смутных времен она готова была сделать для него все и даже больше, чем все, только и этого порой было мало, и это не имело своего результата. Но за то, что ты творил, надо было отвечать. Мария оказалась права, его не стоило что-то заставлять делать насильно, из этого никогда ничего хорошего не будет.

Впереди был Петербург, с Московским университетом покончено навсегда, он дал себе слово туда не возвращаться.

Глава 9 Я не унижусь