Мой любимый призрак. Городские мифы

Ей подарите для жизни героя, мужчину…

Он – только ангел, рожденный однажды в метели,
Дивно прекрасен, не ведая жаркие чувства.
Вот уже перья из крыльев его полетели,
Стройное тело растает от боли и грусти…

Глава 3 Ну, здравствуй этот свет

Нежность и радость, все так далеко и не ясно,
Плачет и мечется дева в январской метели.
Ангел растаял от страсти, как это ужасно,
Только чего же хотел, прилетая он к деве.

Но говорит, будто он ни о чем не жалеет.
Я не поверю. Бессмертие мига дороже?
Только перо на ладони, и холодом веет,
Он у камина остаться со мною не может…

Тает улыбка, а нам уже надо прощаться,
Снежные ангелы больше к огню не вернутся.
Разве же стоило гибели глупое счастье?
Только метели за окнами яростно бьются.

Спросит мужчина опять: – Отчего ты печальна?
Что мне ответить не знавшему этого чуда?
К крыльям из снега тогда прикоснулась случайно,
И никогда, никогда этот миг не забуду….

Небо было покрыто густыми снежными облаками. И сквозь них едва проглядывало солнце, сначала оно было мутным, а потом вдруг стало ослепительно ярким. И все это длилось только пару минут. Именно в этот миг и суждено было Эльдару упасть на землю, свалиться вместе со снегом.

Если бы поэт увидел это падение, то он вряд ли сравнил бы его с падающей звездой, потому что летел тот кубарем вниз и при этом казался каким-то странно тяжелым, как куль с мукой. От грации и изящества, восхитившего Пана на небесах, не оставалось и следа. То ли притяжение земли было таким сильным, то ли за время падения произошло еще что-то необъяснимое. Но таким было его возвращение на землю.

– Черт побери, – прошептал Пан со своей высоты, – он только собирался последовать за Элем и невольно остановился, – так ведь и помереть недолго, расшибившись. Видно что-то там пошло не так, тяжесть какая-то странная.

– Два раза не помирать, – услышал он голос Рыжего за спиной, – вы все-таки стащили у меня моего короля. Следил – следил день и ночь, но разве уследишь за вами, злыдни.

Он не скрывал досады, или просто троллить старался, сейчас и на небесах проходили эти словесные игры – издевательства.

– Ты его проиграл, в честной игре, – напомнил Пан, поморщившись, про честную игру он, конечно, нагло соврал, а в остальном все так и было.

– Проиграл, это правда, сколько раз давал себе слово не играть с такими аферистами, как русские бесы, и столько же забирал слово назад. А ведь давно надо привыкнуть к тому, что никогда вы честно не играли и играть не станете. Дурная слава впереди бежит. Но кажется, что со мной афера не пройдет, а снова прошла.

– Да ладно тебе, это судьба. И потом, твой Фауст должен пережить то, что не успел в земной жизни. Мы так поспешно вытащили его оттуда, как только он опомнился, хорошо подумал, и решил вернуться к Лизочке. А этого допустить тогда было никак нельзя, вот и пришлось его забрать, но ведь он был на правильном пути. Вот пусть этот путь и продолжит. А мы с тобой ему в том поможем.

– Это раз плюнуть, – усмехнулся бес, – только Лизавета стала значительно старше, капризнее и мало что от той очаровательной девицы осталось. А потому и у нас задание сильно усложняется. Со взрослыми дамами редко проходит то, что с девицами легко получается.

– А твой крем на что? – напомнил Рыжему Пан.

– Да крем-то кремом, только он поправит форму, а содержание. Ведь тогда все было важно… Этот полковник в душе оставался романтиком, если ты помнишь, а перед душой крем бессилен.

Рыжий мечтательно вздохнул, будто речь шла о его прошлом. Пан поднял брови от удивления.

– И где ты такого нахватался, интересно?

– Я к людям всегда был ближе, чем все вы. И к вашим тоже. Мне все всегда было интересно, то там, то тут и нахватался постепенно.

Демоны замолчали, они вдруг поняли, что заговорились, потеряли Эля из вида, и теперь не могли понять точно, куда он упал. И надо же было такой беде случиться.

Нет, то, что он приземлился в своем родном городе, в последней ставке адмирала, сомнения не было, но город – то был огромен. Там в сущности два города по берегам Иртыша, где по легенде и потонул Ермак. Искать там иголку в стоге сена даже им было очень тяжело. Но может быть, Рыжий специально отвлек его, чтобы усложнить задачу, создать трудности и успешно с ними справляться? А почему бы и нет, тем более он только этим всегда и занимался. Но судя по его озадаченному виду, все было не совсем так, или совсем не так, понять это Пану было не так просто, да и раздумывать некогда – надо спешить.

Настоящий полковник, конечно не сопливый малолетка, много чего у него за плечами было, но теперь в новой шкуре, а вернее, вообще без шкуры, в иных условиях, он может дров наломать таких, что все демоны в мире не разберутся с ним никогда. А отвечать за него придется им, ведь отправляя его на землю, они явно самовольничали. Им просто хотелось еще раз воскресить историю большой любви, которая оказалась длиннее жизни, а ведь чаще всего любовь короче, чем жизнь, только не на этот раз.

И они полетели следом, напоминая падающие на землю метеориты, которые, скорее всего, не взорвутся от соприкосновения с ней, не первый же раз вот так летели. Никаких пожаров и взрывов до сих пор не случалось. Только ведь все когда-нибудь начинается.

Глава 4 Возвращаются все

Снег валил густой пеленой, и разглядеть там внизу что-то было очень трудно. Эльдар чувствовал это страшное притяжение. Оно и на самом деле было очень сильным и каким-то болезненным даже.

– Я бы разбился в лепешку, если бы было чему биться, – успел подумать он, на этот раз не ощутив радость от парения. Слишком большим казался груз, который взвалили бесы на его прозрачные плечи.

В армии, в десантных войсках, он прыгал с парашютом и получал от этого огромное удовольствие, но тогда можно было и серьезно поломаться, стать инвалидом, да просто погибнуть, если не раскроется парашют, не то, что теперь, когда никакая беда ему больше не грозила. Теперь это не возможно, а страх не прошел.

В тот момент он больше ни о чем не успел подумать, потому что рухнул в сугроб прямо за первым зданием на Любинском. Вот именно рухнул в самом центре города, любимого города. Это был один из корпусов Медицинского института. А еще для него такая знакомая дорога, по которой он шел домой, и из дома к Серому дому в Долину смерти, как окрестили эту площадь еще с давних пор.

В детстве, когда вместе с мамой они в первый раз прошли по этой улице, она объяснила ему, что это за здание, и какая красивая форма была у людей, которые там работали. Тогда он для себя решил, что обязательно будет там служить, и получит такую форму, и будет ходить по той самой дороге. Мама только улыбнулась, она любила своего старшего сына и обращалась мысленно к Николаю Чудотворцу, чтобы тот исполнил его желание. К святым ее мужа она обращаться не хотела, надеялась, что свои помогут быстрее.

Но как же давно все это было. И кто-то мольбу его матушки услышал, исполнил, наверное, все-таки ее любимый святой, потому что желания ее сына исполнились.

Но за эти годы многое изменилось, и сама площадь тоже стала немного другой. Теперь в самом центре ее красовался собор, в который за все эти годы он ни разу не зашел даже просто из любопытства. Сейчас можно было заглянуть, поставить свечу за упокой души матушки. Почему при жизни не пришло ему это в голову ни разу. Он так и не понял, и не принял ее мир и ее веру, может быть потому, что хотел понравиться суровому отцу, и не допускал того, что он косо на него посмотрит. Из-за своей женитьбы на русской, ему пришлось пережить слишком многое от родных, и он не хотел такой судьбы своему сыну. Пусть хоть в личной жизни у него все будет спокойно, и потом мусульманки спокойнее и покладистее, а разве не это самое главное, при его – то службе нужны ли ему страсти. И очень долго и упорно, он внушал Эльдару именно эти мысли, и даже допустить не мог того, что сын его может ослушаться.

Даже теперь, он не пошел в храм, хотя бояться было некого, он исполнил волю отца. Эль поспешил на Набережную, и ощутил себя Ермаком, только что прибывшим сюда, чтобы покорить Сибирь. Об адмирале, проигравшем главное сражение, думать не хотелось, финский хоккейный тренер объяснил популярно на собственном примере, чем отличается кодекс победителя от комплекса побежденного. И не любивший хоккей, но вынужденный порой быть на Арене – это был его участок службы, он принял все это с радостью и даже восторгом, и имел наглость чувствовать себя победителей. Жаль, что жить Элю тогда осталось только пару лет, он не успел самого главного, до конца почувствовать себя победителем. Но кто же знал, что его вот так поспешно вырвут из этой жизни неведомые силы. А они вырвали, не позволив даже еще раз взглянуть на Лизу, побыть с ней рядом, коснуться ладонью щеки, как он с самого первого дня любил делать. А после страстно и нежно припасть к ее губам. Ни о чем другом не мечтал тот, кто повалялся пару дней на больничной койке, и, не приходя в себя, отправился к аллаху в свои райские кущи.. Больше никаких желаний, кроме этого вот свидания с первой и единственной любовью у него не было. И что теперь получается, он может наверстать упущенное, хотя вряд ли сможет коснуться ладонью ее щеки, но просто посмотреть ей в глаза, побыть с ней рядом, это не так и мало, как кажется, это лучше, чем ничего.

Хотя откуда он мог вообще знать, что лучше, что хуже, если с того света на этот он возвращался в первый раз. А из тех, кто возвращался до него он ни с кем не пересекался, да и молчали они все упорно, не желая рассказывать, как и что там было с ними.

Теперь он повторял слова стихотворения Лизы, обращенное к тому самому великолепному финну, но Эль убеждал себя в том, что писала она это исключительно для него. Хотя это был самообман. Но вслед за бардом он мог бы воскликнуть «Да это ж про меня, про нас про всех, какие к черту волки».

Я волк одиночка, не стать мне послушным щенком,
У ног твоих снова замру и растаю вдали.
Но кто-то еще приручить все пытался волков,
И кто-то хотел подарить эту прелесть любви.
Я волк одиночка в просторе безбрежном степей
Холодная влага мне лапы омоет, и снова
Я буду метаться и выть на луну – я ничей,
Меня не пугает каприз и не ранит вдруг слово.

Едва повстречав тебя, я попрощаюсь опять.
И буду в тревоге, и буду в пути я и знаю.
Не быть на цепи, нет, мне Велеса снова встречать,
И в схватку идти, эти вольные дни вспоминая.