И где-то в сети пусть потомки потом обнаружат,
Тот том о тебе, и о том, как любим ты и нужен.
Мы стали давно для них мифом и сказкой, конечно,
И было иль не было, будут гадать безуспешно.
И вдруг эти строки, они проступают незримо,
И будет понятно, что был ты навеки любимым.
Что было в начале безумного бурного века,
Когда за свечами и жизнь незаметно померкла.
И двух стариков убаюкала лютая стужа.
Они вдруг поймут, что ты был мне все время так нужен.
И в городе нашем, и там, за чертой и пределом,
Мы снова расскажем, как странно душа холодела,
Когда без тебя я с котом в тишине оставалась,
Куда-то стремилась, чего-то так странно боялась.
Боялась тебя не увидеть, не обнять в суматохе,
А боги нам мстили, порою бывали жестоки,
И все-таки эта любовь нам в тумане являлась,
И все-таки Муза над нами порою смеялась.
И где-то в сети, они снова стихи обнаружат,
Там все о тебе и о том, как ты нежен, как нужен.
Останутся строки, когда нас не будет на свете,
Бессмертием нашим останутся книги и дети.
Глава 8 Тот и этот мир
А между тем Елизавета накормила своего верного пса Макса и кота Тимофея, которого она звала Тимоти, и села снова за работу, вспомнив о столкновении с Поэтом, и о том, как он назначил ей свидание, а потом сам же его отменил с большим сожалением. И все это случилось за полчаса не больше, таких встрясок давно у нее не было. Но это показалось ей не только забавным, а даже интересным приключением. Мужик казался искренним, хотя кто его знает, может быть он начал большую игру, от которой не собирался отказываться..
– Ну что поделать, – развела она руками, – как там любимые летчики пели, и дядя Ваня в первую очередь – ее любимый дядюшка —налетчик на прекрасных дам – «первым делом самолеты, ну а девушки и бабушки потом».
Хотя скорее пел он для отвода глаз тети Тани, потому что девушки для него были вовсе не на втором, а именно на первом месте, в чем все они много раз убеждались. Но Ники совсем не похож на бравого летчика, которого как горбатого, только могила исправит. Он все толково и доходчиво объяснил. И понятное дело, что если не будет этой работы, то туго ему придется. В наше время без нее никак.
В тот момент Лиза почувствовала, что в доме кто – то есть. И это был не вор, к ней вторгшийся, это был не человек вовсе, а призрак, не иначе. Давно она ничего такого не чувствовала, только теперь вдруг повторилось то, что было ощутимо сразу после ухода папы и ее любимого профессора. Но все это еще в прошлом веке случалось. А они уже второй десяток в новом доживали. Она успела подзабыть, как появляются внезапно любимые люди, только что покинувшие мир. Им, наверное, страстно хочется вернуться, а может они не понимают, что уже ушли? Да и она сама не отпускала их, цеплялась из последних сил, просила, умоляла вернуться. Потом все-таки затихало. Бабушка, узнав о таком странном вторжении, проводила какие-то обряды, приговаривая «Оставайтесь и нас дожидайтесь».
Но когда ты уходишь в 50, то очень трудно оставить мир, смириться с несправедливостью. Столько всего еще нужно было сделать…
И вот снова, что-то из той серии мучительных прощаний.
Странный холод коснулся ее левой щеки так, что она склонила голову немного в сторону. Казалось, что окно было разбито, и ворвался холодный воздух. Но это был не просто мороз, а какое-то именно иное дыхание Кащеево, как только он ее не заморозил совсем, даже не понятно.
И если бы Макс не сел напротив и не уставился на нее, она бы как-то это пропустила, постаралась как можно скорее забыть. Но он начал рычать, уставившись куда-то выше ее головы, за кресло, именно за ее спиной, как ей казалось, и стоял кто-то незримый. Лиза не могла его видеть, но чувствовала кожей, и бабочки разлетелись по всему ее телу, совсем как тогда, когда он распахнул дверь и вошел в приёмную. Вся жизнь прошла, а словно это было вчера, и повторялось снова и снова. Потом она узнала. что называется это сладострастной истомой, от одних только слов дрожь бежала по коже.
Тимоти вообще зашипел, так он когда-то шипел на пылесос, когда только появился в доме. То ли подыграть Максу решил, то ли тоже почувствовал что-то странное. Коты вообще-то чувствительнее собак, они вообще не от мира сего, разве не убеждалась в этом Лиза сто раз за всю свою не такую короткую жизнь?.
– Да прекратите вы, – вырвалось у нее, и тут она вспомнила и жест этот и голос, звучавший совсем недавно на улице, перед ее домом. Голос, который она до конца своих дней не забудет и вспомнит в любой другой жизни.
Не может быть, случайность. Почему он сейчас молчит, как же ей хотелось снова услышать этот голос. От страстного желания даже сердце замерзло и могло совсем остановиться. И чтобы хоть немного прийти в себя, Лиза стала декламировать стихи, врубив запись. Она даже не понимала в тот момент, старые ли это стихи, или те, которые сочинялись на ходу, потому и врубила диктофон на всякий случай, даже не задумываясь о том.
Чертенок за левым плечом усмехнулся,
О чем-то запел, рог устало чесал.
– Смотри-ка, а он к тебе снова вернулся,
Как странно, признаться, такого не ждал.
Сама удивленно и долго смотрела
На звезды и бездны в тиши у окна,
Вернулся, казалось, что не было дела,
И знала, что я ему вряд ли нужна.
Но жизнь удивительней сна или сказки,
И вряд ли мы что-то могли угадать.
Чертенок посмотрит из мрака с опаской.
– Ну, если ее ты заставишь страдать.
Смеется:– Какой ты оранжевый ныне,
А я так устал от зеленых чертей,
Без вас задыхался я в знойной пустыне,
И понял, что стал я чужой и ничей.
Соскучился, ну принимайте же, братцы,
Всегда для гостей был приют на Руси,
Признаться, не верил, что в силах добраться,
И все же дошел, ты пойми и прости.
– Смотри-ка, а он к тебе снова вернулся,
Как странно, признаться, такого не ждал.
Чертенок за левым плечом усмехнулся,
О чем-то запел, рог устало чесал.
№№№№№№№
Эльдар все это видел и чувствовал. И былые чувства в тот же момент к нему вернулись, словно и не было всех этих зим и лет без Лизы. Он боялся, что взрослая Лиза не будет так для него головокружительно привлекательна. Тем более себя он считал молодым. А она теперь уже была старше, чем он, когда покинул мир. Но как подполковник мог убедиться, возраст в данном случае, если была страсть и любовь, вообще никакой роли не играет. Он любил ее, он хотел ее точно так же, как тогда, в молодости, когда все было разрешено, и потом, когда их любовь стала запретным плодом, который, как известно еще более сладок, он любил и хотел ее еще больше. Только так и не решился, не жене изменить, нет, это дело десятое, а именно ей причинить боль, страшную боль. Разве не понимал он, что если даже все снова случится, потом будет еще хуже.
Но ведь теперь это невозможно, этого просто не может быть. Даже если он выскочит из кожи, которой у него давно не было и тогда он не сможет даже поцеловать ее. Он не успел позабыть, как совсем недавно сквозь него проходили девицы, так и она просто обнимет воздух и не почувствует его губ. Вот сейчас, когда он прикасался, она чувствовала только жуткий холод. Это все, что ей осталось чувствовать, когда он рядом. Да и не поверит она ни во что такое, как в это можно поверить?
И тут он заметил слезы на ее щеках. О ком она плачет, о чем, она что-то слышала, почувствовала? Эль не мог произнести ни слова, потому что мысленно проклинал тот день и час, когда с ней расстался и решил идти на поводу у многих вещей, не понимая, что есть одна единственная, и это любовь к ней, и желание быть вместе, даже если рухнет мир. А ведь он знал, что как и его отец, останется однолюбом, что никакая другая женщина не сможет занять ее место в его сердце. Он это тогда знал, и все-таки хотел быть, прежде всего, хорошим сыном. Бунтаря не было в его душе никогда, вот это главная его беда.
Эль все сделал правильно, мир не рухнул, только зачем все это ему было нужно. Вот в чем вопрос, главный вопрос. И ответить на него этот красавец никак не мог. Но его сын, его старший сын через год после его ухода женился на славянке. Словно бы дождался того момент, когда он уже не сможет встать у него на пути. А может быть просто хотел показать ему, что такое возможно, что он сделал это.
Хотя Эль не сомневался, что Арман любит эту красавицу, стоило только на него взглянуть на свадебных фотографиях. А Рыжий притащил и насмешливо бросил ему пачку тех самых фотографий с единственным словом:
– Полюбуйся.
И он смотрел на них, не отрывая глаз. Все-таки один тип знал его тайну, и пусть это был не человек, а черт полосатый, но он все знал. Фотографий было много, они рассыпались по прозрачному пространству. Элю оставалось только брать их в руки и разглядывать.
Арман был и не был на него похож. И кажется с каждой из них он смотрел на отца победителем, гордо задрав подбородок. Он словно бы говори:
– Я сделал это, отец.
.Хотя откуда ему было знать о Лизе? Он не мог ничего знать, может просто мстил ему за матушку и за бабушку, потому что и та и другая не получили от отца той любви и заботы, на которую могли надеяться по праву. Они так заботились о нем, так любили его, а парень только отстранялся от них и уходил в себя.