Когда уходишь ты…

– Сейчас, я схожу, посмотрю, где этот кабинет находится.

Через несколько минут вернулся обратно, поднял меня на руки и понес, как невесомую пушинку.

Он нес меня четыре лестничных пролета, и я как бы плыла, не чувствуя веса своего тела. Мне только было стыдно и неловко чувствовать его дыхание на своей щеке, а он лишь сильнее прижимал меня к себе. Я с ужасом думала об обратном пути. На него я не могла смотреть: у меня пылали и щеки, и уши. Когда мы пришли, врач сказала, что до третьего этажа можно добраться на лифте, и велела им (студентам) поднять коляску на этаж выше. Я облегченно вздохнула.

После осмотра моего зуба и бормашины, оказалось, что мой зуб пуст, что пломба в таком зубе не будет держаться долго. Я предложила удалить зуб вообще.

– А не жалко?

– Что его жалеть!.. – и… пожалела, увидев шприц с длинной иглой. Но отступать было поздно.

Уколов я боялась с самого раннего детства. Хорошо еще в обморок от страха не упала. Правда, все было сделано отлично, мой страх не стоил и ломаного гроша. Я ничего не почувствовала.

Зашли студенты, и тот, который меня нес, опять поднял меня.

– Давай, теперь я понесу…

– Нет… я сам, она совсем легкая…

А я снова будто плыла, и мне было уже совершенно безразлично, что его лицо было недопустимо близко к моему… Посадив меня в коляску, он как-то с сожалением вздохнул, а другой, вроде как бы обиженно сказал ему:

– Ну, давай, я хоть повезу…

…И кто знает, куда бы они меня завезли, если б я вовремя не опомнилась! После этого только и было слышно перед каждой дверью: – куда? направо, налево? – а я только пальцем показывала в нужном направлении.

В отделении я их поблагодарила и сказала, что дальше я могу сама. Но они «конвоем» сопровождали меня до самой палаты. Минут через десять в палату зашел Сальников.

Увидев на моем лице жалкую ухмылочку, он с улыбкой спросил:

– Чего улыбаешься?

Я пожала плечами.

– Зуб удалили?

Я кивнула головой.

– Ну и ладно.

Девчонки начали расспрашивать. Я в двух словах рассказала, как испугалась длинной иглы и чуть было не упала от страха в обморок.

25 ноября.

Мне восемнадцать… Это и много и мало. С одной стороны, я уже взрослый человек, а с другой… кто я? – Существо, обреченное на такое вот прозябание. И вообще-то я себя совсем не чувствую взрослой. Робость, неуверенность в себе и своих поступках… И мир. Мир такой огромный и сложный; как его понять, как в нем найти свое жизненное место? И как, найдя его, удержаться, не дать другим более сильным и наглым сбить себя с него… В нашей жизни все так сложно, что понять все это сможет только побывавший в шкуре неизлечимо больного человека. Я игнорирую слово инвалид. Оно коробит душу. И, вообще, здоровые относятся к нам так, как будто ни нас, ни наших проблем не существует. Обидно… А все «блага» в виде льгот вроде как из снисхождения дают, после чего даже кусок хлеба и тот поперек горла встанет. Выйдешь на улицу, так на тебя смотрят как на какое-то чудовище, так что хочется поскорее спрятаться. Вот и сидишь в четырех стенах своего дома, стыдясь себя сидящей в коляске, в своем единственном средстве передвижения. Живешь как бы «на птичьих правах» между небом и землей… и так всю жизнь, прямо бег с препятствиями…

Что я видела, кроме больничных стен…

А Саша опять сидит в нашей палате. Маринка видать, мне назло, его привечает. А я стараюсь как можно меньше бывать в палате по вечерам… бываю у девчат из 237-ой или сижу у окна.

Наташа мне вчера про Сашу говорит:

– Хорошенький мальчик. И чего ты его невзлюбила… холостой, двадцать два года, учится на четвертом курсе и будущий хирург. Не парень, а клад по нынешним временам…

Ну уж это слишком! Меня нисколько не волнует его повышенное внимание, как это говорит Наташа.

26 ноября.

Я почему-то не поверила ему, а он пришел. И Ленка со мной была согласна. Кстати, она-то и увидела, что пришел Костя. Он принес для меня книги и журналы. Как-то я пожаловалась, что тут со скуки на голове ходить начнешь, нигде не найдешь нормальную литературу почитать и, к слову, без всякой задней мысли, спросила, не посоветует ли он мне что… И он мне предложил свои услуги. Я согласилась. Тогда-то мне Костя и сказал, что в субботу зайдет с книгами.

Я так рада! А Наташа психует, говорит:

– Я его попросила, так он мне ответил, что нет времени. А тебе вон сразу…

Девчонки тоже удивляются, то и дело подкалывают меня этим. Честно говоря, я и сама не думала, что он всерьез тогда пообещал.

Пожалел, наверное…

28 ноября.

Вчера приезжала мама, а сегодня была Ольга. Мне так перед ней неудобно, принесла всего… Да еще мама привезла, так что тумбочка набита битком. Месяц можно всей палатой питаться.

Открыв принесенную коробку конфет, заставила съесть силой сразу несколько штук. Увидев Сашу (он несколько раз зашел в 245-ю палату, а она находится буквально где мы сидели) велела позвать его.

Когда он подошел к нам, она протянула ему коробку:

– Угощайтесь, пожалуйста.

Он начал отказываться, ломаться, но я строго посмотрела на него.

– Бери, иначе обижусь!

Оля хочет, чтоб мы подружились, но я своего отношения к нему не изменю. Он меня раздражает, а причину этого я объяснить не могу. Он мне просто противен. Девчата говорят, что тон, каким я разговариваю с ним, ядовит… от него может прокиснуть не то что молоко, но и человек. Они прямо боготворят Сашу и не любят Костю. Оно и видно, – вокруг Саши постоянно толпа девчонок, а Костя всегда один. По их мнению, Костя слишком правильный… ну уж не знаю, правильный он или нет, но для меня Костя терпимее, что ли…

29 ноября

Однажды, по радио передавали письмо одной больной девочки, где она просила передать благодарность своим учителям и одноклассникам за то, что навестили ее в выпускной вечер, принесли цветов и дали ей почувствовать, что и она является равноправным членом их коллектива. Я тогда слушала и плакала, вспоминая свой выпускной вечер. Школа находится недалеко от нашего дома, и я видела как нарядно одетые одноклассники шли на выпускной бал. В открытое окно была слышна музыка, и я под нее молча роняла слезы, боясь, что их увидит мама… Помню, преподаватель истории (ветеран войны и бывший директор нашей школы) всегда перед началом своего урока на дому передавал мне привет от одноклассников, а я хоть и понимала, что это говорит он от себя, всегда радовалась, мне было приятно… Не скажу, что ко мне вообще не ходили одноклассники. Три девочки из класса, в котором я была записана, почти каждый год весной поздравляли меня с днем рождения. Приходили еще соседские девочки, Лида, и получалось нечто вроде праздника…