Никому неизвестная

– Прошлое – это ступеньки в будущее, без него не будущего, это очень важные этапы нашей жизни, и если эти ступеньки как острые шипы, не дают шагнуть вперед, раня и причиняя острую боль, то нужно сначала понять, кому они принадлежат, и кто их там распределил или оставил для тебя и, самое главное – ЧТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?

– Я не знаю, – сквозь слезы прошептала Лилия, – я не знаю, – повторяла она шепотом, а слезы покатилась по ее щекам, она закрыла лицо руками, и покачиваясь из стороны в сторону, все повторяла и повторяла, – я не знаю, не знаю, не знаю, не знаю! Я НЕ ЗНАЮ! – в сердцах бросила она и заплакала уже не сдерживая себя.

Тут Мелисса встала и подойдя к ней поближе, обхватила Лилию за плечи и зашептала в ухо:

– Вдох, громко дыши, – Лиля, услышав, сквозь всхлипы и чувствуя ее мягкие и теплые руки на плечах, почувствовала такое тепло и вселенскую заботу, что не заметила, как стала подчиняться ее голосу, пробуя вздохнуть, но грудь будто что-то сковало и воздух не мог добраться до легких.

– Я не могу, – запричитала она, а Наталья испугалась и только, когда посмотрела на спокойное лицо Мелиссы, поняла, что та знает, что делает, а Лилия тем временем, все повторяла и повторяла, – я не могу, я не могу, я не могу…я не могу ТАК больше, Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ! Я уже устала! Я устала! – плакала она, не замечая никого вокруг.

А Мелисса, тем временем, обхватив руками плечи Лилии, на ухо шептала слова и команды:

– Давай, малышка, давай моя маленькая, дыши, давай вдох, я тебе помогу, давай вместе, – и они начинали дышать вместе, – давай вдох, а теперь глубокий выдох, давай еще, вот умничка, ну давай еще, глубокий вдох, – она начинала громко втягивать воздух в легкие, и Лилия непроизвольно тоже начинала дышать, – а теперь – выдох, вдох…

А Наталья сидела и наблюдала как лицо Лилии меняется и светлеет.

«Все-таки как хорошо, что у нас есть Мелисса!» – вдруг с благодарностью она подумала о ней. Когда Лилии стало получше, Наталья посмотрела на Мелиссу и прошептала:

– Спасибо, что Вы есть на этом свете!

И она все поняла, а затем повернулась к успокаивающейся Лилии. Работа только началась, Наталья почувствовала это и теперь уже совсем по-другому взглянула на свой рисунок.

Глава 11

– В состоянии девочки мы берем, мы рождаемся, и нас балуют, дают, но потом, по мере взросления, девочек начинают приучать вести хозяйство, развивая различные умения, готовить, убирать, распределять, воспитывать, уважать старших, мужа, в общем, все уметь, а затем, доставлять удовольствие мужчине, ублажать его, – с этими словами Мелисса обратила внимание на диаграмму, на которой были изображены женские и мужские состояния.

– Красной линией отмечены границы женских состояний, а синей мужской, и интересно то, что мужские состояния начинают проявляться при переходе женщины из одного состояния в другое.[2 - Подробнее. Л.Г. Иванова. Ветер перемен. Танцующая с ветром, 2015]

– Так, состояние девочки забывается, а остаются состояния, в которых женщина только отдает и, соответственно, со временем накапливается усталость, раздражение, болезни…

– На меня похоже, – пробормотала одна участница.

– Ага, и на меня, – подтвердила еще одна. – А еще на работе пашешь…

– Но, со временем, – продолжала ведущая, – в борьбе за равноправие, женщины нашли своего рода отдушину – карьеру. Словно месть, за годы и века насилия, воспитания детей, пользования ею. И получается такая штука – вроде и баланс восстановился, и женщина стала, равноправной, свободной и независимой, и… все чаще не замужней, стали распространяться гражданские браки, люди стали много обесценивать, то, что действительно ценно для человека, особенно для женщины… семью и супружество.

Гера посмотрела куда-то вдаль и ей вспомнились его слова: «Зачем жениться? Ты и так мне жена! Мы же уже три года вместе! Меня все устраивает!» – и тогда Гера, сказала, что ее тоже вроде все устраивает, но почему-то со временем, становилось как-то неуютно что ли, даже все понимая умом, внутри иногда всплывали образы невесты, жены, словно защита какая-то исходила от этого статуса, но эти желания жестко подавлялись умом и сознанием, не осознаваясь, а так, иногда проскальзывая.

– Получается, что вроде бы быт организован, – продолжала Мелисса. – Вроде мужчину ублажаем, питаем, ухаживаем, вроде все гладко, но не хочет жениться или бегает туда-сюда, или проявляет заботу о других, замечали? С чем это связано, как вы думаете? – она внимательно окинула взглядом аудиторию, многие просто попрятали глаза или смотрели в пол, а Гере вообще хотелось встать и уйти, слишком больное место оказалось, как показала практика.

«Почему-почему?! По кочану! Слабаки, потому что, им бы дурочку какую-нибудь слабенькую, которую задавить можно с пол оборота или которая в рот будет заглядывать, когда он сказки рассказывать будет», – со злостью подумала она и вспомнила, как Максим бегал и ухаживал за ее давней подругой, которая заехала к ним в гости ненадолго. Она была такой легкой, веселой и беззаботной, словно бабочка, приехала и порхала, порхала у них в доме. Потом Максим спрашивал про нее, а Гера не знала, куда от ревности деться.

А Мелисса, так и не дождавшись ответа, продолжила:

– Замужество и женитьба – это ответственность. И прежде всего за другого человека. Не зря ведь из древности к нам свадебные обряды идут, это организация огромного перехода в другое состояние, инициирование супружеских ролей девушек и юношей, которые еще вчера были беззаботны, а сегодня на них накладывается ответственность за другого и всех последующих членов семьи, адаптация к другим, новым людям. Это и статус соответствующий, который наделяет определенными правами и обязанностями, и защита, и принадлежность к Роду.

– Гера, – внезапно обратилась к ней Мелисса, отвлекая от невеселых мыслей. – Может, поделитесь своими мыслями? Почему так происходит?

Гера, растерявшись от неожиданного предложения, наобум предположила:

– Может от страха?

– Что от страха? – недоуменно потянулись участницы к ней.

И она начала жестикулировать, объясняя свои предположения:

– Просто чаще мужчины боятся таких женщин, спокойных, независимых, – горько усмехнулась она, – им бы таких…, – она не могла слово подобрать и смотрела по сторонам, словно где-то сидел суфлер и сейчас даст ей подсказку, и наконец, выдохнула, – таких, о которых заботиться можно, – и неуверенно подняла взгляд на Мелиссу, чувствуя, что непрошенные слезы подступили как враг на границе. Она стала бороться с ними, пробовала поднять глаза вверх и ждать, когда они закатятся обратно, но тут Мелисса продолжила свою речь, а у Геры только промелькнуло: «Нет, не успеют закатиться обратно».

– Со временем мы забываем, что в нас живет та самая маленькая девочка, которая когда-то мечтала скорее вырасти, нежная, ранимая, искренняя, непосредственная и живая, любящая всем сердцем и открытая миру в своей любви, которая могла беззаботно смеяться, болтать ногами, бегать, плакать ни о чем не думая, та о которой хочется заботиться, обнять, поцеловать, дарить подарки, просто так. В этом состоянии женщина верит и доверяет своему мужчине, – с этими словами Камилла, подняв указательный палец кверху, нежно и мягко, произнесла. – Эту недостающую составляющую хорошо показал Александр Житинский в своей зарисовке «Счастье», желаете, чтобы я прочла?

Все согласно закивали головами, а Гера вспомнила, как она совсем маленькая девочка, сидела на крылечке и горько плакала от обиды, ее совершенно несправедливо наказали, и все ходили мимо нее, не обращая внимания, а ей так хотелось, чтобы кто-нибудь подошел, погладил ласково по голове и прижал к себе крепко-крепко, но этого не было. Ей тогда очень хотелось, чтобы ее просто обняли, а ее ругали и ругали, а еще смеялись, когда она плакала, и в один прекрасный день она решила больше не плакать. Никогда. И не плакала, даже когда ее первый муж ушел к вот такой же бабочке, как Мелисса. До сегодняшнего дня, вернее до этого момента, а сейчас ручьи потекли, смывая все иллюзии и желания любви, заботы, счастливой семьи, детей, запрятанных глубоко-глубоко, чтобы никто не заметил.

Гера закрыла глаза, но слезы не останавливались, они текли и текли, кто-то заботливо предложил бумажный носовой платок, и Гера приняла его с благодарностью, вытерев слезы и высморкавшись в него, она вдруг поняла, что скрываться не полезно, даже бессмысленно. И все ее строгие правила просто бессмысленны. Жизнь слишком коротка, чтобы от нее прятаться.

хххх

Наталья смотрела на Геру, словно узнавая подругу заново, не было ни жалости, на удовольствия, а интерес ко всему происходящему. Она видела, как светлеют лица участниц, как они плачут, смеются и тогда она вспомнила свою давнюю подругу Вероничку, которая была очень яркой, статной, красивой и быстро вышла замуж, за красивого, состоятельного мужчину, как казалось тогда, а на деле все оказалось по-другому. Она приехала к ней в гости и увидела совсем не приглядную картину, та таскала уголь, чтобы затопить печь в доме.

«Тяжелый, черт!», – ругнулась Вероника, закидывая большой черный булыжник в ведро. – «Надо еще воды натаскать, а то стемнеет», – переживала Вероничка, стараясь все успеть до темноты.

– Вера! На дворе 21 век, попроси мужа поставить насосную станцию, чтобы воду не таскать из колонки, – сочувствовала ей соседка, видя какие тяжести она поднимает.

«Попроси мужа», – усмехнулась она про себя, а вслух ответила, – А то я не просила! Мне ясно дали понять, что все делается не для меня.

– А для кого? – удивилась она.

Вероника пожала плечами:

– Не знаю, для себя, наверное…, – устало ответила она.

Во дворе хлопнула калитка. «Кто-то пришел. Он, наверное», – обреченно подумала она, ощущая неустроенность, обиду и разочарование. «Все как-то шатко валко, – с грустью появлялись невеселые мысли, – к этому я, что ли стремилась?», – вспоминая его ухаживания, красивые слова, а потом свадьбу, и его истерики, ссоры, провокации, беременность…

Говорят, что после свадьбы девушки меняются, превращаясь в мегер, пилящих бедненьких мужей, Вероника наблюдала в своей жизни все, наоборот. Роман издевался морально, стараясь подавить, чаще обзывал, особенно после родов, когда она поправилась и очень нуждалась в ласке и помощи, он уходил к друзьям и, приходя, бросал ей такие не ласковые слова, совершенно не думая, что они никуда не улетают, словно камни складываются за пазуху, чтобы вылететь оттуда в нужный момент.

Она натаскала уголь в дом, чтобы затопить печь, приготовить еду и накормить сына. Думать о жизни было некогда, так как многое требовало её внимания и отвлекало от невеселых мыслей. Вероника вообще старалась не думать обо всем этом, в памяти возникали образы прошлого, рассказы отцовой бабушки, навеянные грустью о жизни, надломленные войной и голодом. Вероника была вообще очень рада тому, что у нее было, если вспоминать бабушкины рассказы, то она как сыр в масле каталась по сравнению с ней. Ей-то вообще очень досталось от жизни, поэтому Вероника терпела, многое терпела, вот только почему-то жизнь казалась бесцельной и нисколечко не манящей.

Она вышла на улицу, а там стояла Наталья с подарками для Веронички и ее сына, и кучей гостинцев, а рядом Роман, оценивающе глядя на Наталью. Увидев Веронику, его глаза стали льдинками, и то, что услышала Наталья в дальнейшем ее очень поразило:

– Смотришь со спины, такие плечи широкие у тебя, как у мужика! – услышала она за спиной и противный смешок. Обида наполнила душу Веронички, в глазах стояли злые слезы.

– Ну, конечно, воду ведь таскать кроме меня некому, чтобы плечи тренировать! – ответила она, чувствуя, как назревает огромный скандал.

– А ты и не заслужила, радуйся, что я вообще сюда прихожу. Вот матушке помогать надо, а ты так…все под каблук меня посадить хочешь, тиран.

– Я? Тиран?

– Да. И ребенка как попало воспитываешь, вырастит не мужик, а баба.

Вероника промолчала, не желая поддаваться на провокацию, не хотелось ввязываться в скандал при свидетелях. С подругой Натальей они очень долго не виделись.