Папина музыка

– А я такая и есть, иначе, чтобы ты здесь делал? – парировала она.

Он усмехнулся и опираясь на нее все же дошел до кровати.

– Может займемся чем-нибудь приятным? – расхлябанно начал он, не решаясь переступить эту черту в нормальном состоянии, что-то было в ней такое, от чего он робел перед ней и не мог пойти дальше в своих ухаживаниях.

– Чтоб последний дух испустился из твоего тела? – услышал он в ответ. – Тебе бы до утра дожить, с такими-то показателями, – бросила она, ничуть не смутившись.

– Что ты за женщина? – бормотал он себе под нос, – манит и не дает! – вырвалось у него, и теперь уже обернувшись к ней, громко адресовал, – Жадина! – потом немного подумав, добавил, – или действительно святая?

ХХХХ

К утру к его голове прилетела сотня или две чертей, которые плясали на ней без остановки. Боль была адская, тело пульсировало так, что казалось, что каждая клеточка сейчас просто разорвется, жажда была во всем теле. Он стонал.

– Открой рот, – услышал он откуда-то издалека знакомый голос, а потом почувствовал, как что-то приятное и прохладное полилось ему вовнутрь.

Марина поила его с ложечки по капельке каким-то то ли отваром, то ли лекарством, он не чувствовал вкуса, но почувствовал, что к вечеру ему стало лучше.

– Чуть не крякнул, – после долгого молчания, сказал он, не глядя на нее.

– Да, – кивнула она, – тебе повезло, – устало ответила она. – Я думала, что не дотянешь до утра, после операции всего полгода прошло, так?

– Вроде, – неуверенно ответил он.

– Это мало. Мы же про годик разговаривали, – немного помолчав, она махнула рукой. – Да ладно. Чего уж. Сделанного не воротишь.

Георгий молчал, а Марина, повернувшись к нему спросила:

– Случилось что-то серьезное?

– Да нет. Просто захотелось, – пробурчал он и отвернулся от нее.

Марина, внимательно посмотрев на Георгия, подозрительно произнесла:

– По-моему ты что-то не договариваешь…, – и увидев его безразлично-упрямый взгляд, смягчилась и настаивать не стала, – ладно! Захочешь сам расскажешь…только я думаю, что твое вчерашнее состояние связано как минимум с братом.

– А как максимум? – с сарказмом бросил он.

– Как максимум? – она на секунду задумалась, – как максимум – встречей с ним, и скорей очень и очень неожиданной.

Больше Георгий не спрашивал, только мысль мелькнула: «Откуда она знает?»

Глава 4

Георгий собирался, быстро-быстро, словно хотел сбежать от всего, в глазах блуждала пьяная страсть, все тело источало еле уловимый тремор в ожидании предстоящих встреч. Все собиралось начаться по новой. Как раньше. Ему надоело жить святой скучной жизнью, все время завоевывать, завоевывать ее, а она как была недоступной и далекой, так и осталась. Ничего. «Все карабкаешься, карабкаешься, становишься лучше для нее», – проносились мысли в голове, возникали образы старых друзей, которые сейчас были совсем не в восторге от образа жизни Георгия и при каждом удобном случае подтрунивали над ним обзывая подкаблучником, святошей, а девушки сочувственно смотрели на него и качали головой, жалея его и ругая «эту злую тетку», которая не дает развлекаться и жить на полную катушку. Он перед ними почему-то оправдывался, защищая Марину, но их замечания оставались в душе и от легкости не оставалось и следа.

Встретив их, Георгий на миг почувствовал себя на свободе и возникло желание старой жизни, все бросить и перечеркнуть, уйти с этого пути, не хоженого раньше, и вернуться туда, где все проще и понятнее.

Марина смотрела на него и чувствовала, как в ней закипает злость. Злость от безысходности.

«Все по новой», – промелькнула мысль в голове. – «Все зря…», – мельтешил надоедливо чей-то голос.

Она встала, чувствуя слабость во всем теле. В последние дни она много-работала, забывая есть, спать, и вообще отдыхать. Георгий наведывался нечасто, только по необходимости и Марина стала чувствовать, что в последнее время ей хочется видеть его по чаще, она начала переживать за него и самое страшное для нее (как ей казалось) это стало понятно совсем недавно, она начинала любить. Она гнала прочь назойливые мысли, не допуская их стала все чаще заполнять свои мысли работой, избегая оставаться с собой наедине.

Внезапно в глазах стало темнеть, но Марина, справившись с собой, чувствуя, как безысходность летит куда-то в темную пропасть души, начала спокойно и отрешенно обращаться к Георгию, как к маленькому и неразумному человечку:

– Да, конечно, беги, – медленно произнесла она, – Тебя же очень ждет старое окружение и никак не дождется! Великого Георгия! Великого гения! Достойного восхищения до первой рюмки! Чтоб потом смеяться и потешаться над Великим гением, рассказывая истории в подворотне, чувствуя себя причастными к произведениям ЕГО! – чувствуя как в душе все клокочет , бурлит и кипит, но внешне не дрогнул ни один мускул и лишь глаза выдавали все, – Чувствовать себя спасителями! Сначала кинут в паутину, а потом делать вид, что вытаскивают оттуда! Так похоже на современность! Вопить, что кругом зависимость от гаджетов и компьютеров, как это плохо для детей и тут же бежать и покупать детям самые дорогие игрушки! Все равно, что осуждать алкоголизм у близкого человека и при этом бежать в магазин и покупать бутылку спиртного! Вот как надо! Какие кругом молодцы! Умницы просто! – Марина саркастически начала разводить руками в пространстве.

– Ты…, – Георгий смотрел на нее во все глаза, совсем не ожидая от нее такой реакции, – ты что говоришь-то! Совсем что ли? Чоканутая?

– Да, – бросила Марина, словно выплюнула, а потом глубоко вздохнув отвернулась, бросив напоследок, – Иди уже. Тебя ждут великие дела Великого гения – выворачивание душевного дерьма, выдавая его за чистое искусство, и выливание своих душевных нечистот на брата, у тебя их столько, что захлебнуться в них могут все! И это вместо того, чтобы навести порядок и чистоту! – в голове была жуткая боль и пульсировало так, что она должна была вот-вот лопнуть.

А он стоял и смотрел на нее, чувствуя огромную боль и ненависть.

– А я тебе поверил…

– А я тебе нет, – выстрелила Марина, – и твоему окружению. Там нет места свету и добру, там только холод и лед, – внезапно в комнате что-то упало, а Марина, покачнувшись рухнула на пол.

ХХХХ

Она стояла, а Ангелы были вокруг. Они улыбались и многих она уже знала, видела на протяжении своей жизни, с того самого момента, когда впервые увидела отца. Они были вокруг, совсем как сошедшие с икон, смотрели и улыбались, а Марина склонилась перед Ними в трепетном поклоне, желая спросить об отце.

И он вышел откуда-то. И встал прямо перед ней.

– Слушай, – он смотрел прямо на нее, – слушай и запоминай, – и он начал петь незнакомую мелодию, а Марина чувствовала, как у нее от этой мелодии раскрывается душа и мелькнула последняя мысль: «Мой папа – талантище!»

– Гош, послушай, – еле слышно прошелестела она с трудом.

– Ты…ты очнулась! – он смотрел на нее, не веря своим глазам, прикоснувшись к ней, Марина заметила, что его глаза блестят от слез, – ты…ты знаешь как меня напугала…

– Гош, прости меня. Я тебе все испортила, – прошептала она, память к ней возвращалась.

– Дурочка, чоканутая, – произнес он с легкой улыбкой, – испортила…, – а глаза его светились от счастья.

Марина все поняла.

– Спасибо тебе, – и, улыбнувшись заплакала.

– Чокнутая! Тебя же здесь не было, а я так хотел улететь за тобой…, – он горько улыбнулся.

– Полетели, – опять улыбнулась она, а у Георгия появилось ощущение, что в комнате стало светлее.

– Конечно светлее, – словно прочитав его мысли ответила Марина, – вокруг тебя Ангелы.

Он резко повернулся, а Марина рассмеялась:

– Ну и кто из нас чокнутый?

Георгий улыбнулся и в первый раз за столько лет почувствовал, как что-то светлое сделало шаг в его сторону и в его черной дыре души стало немного светлее. Новые ощущения его так поразили. Он смотрел на свои руки и возникало ощущение каких-то изменений, а в голове стали складываться стихи, но совсем другие, очень далекие от того творчества, которое было тогда – творчества дна черной и душевной пустоты.