Тайна замковой горы

Вот тогда-то я и познакомился с твоей мамой.

Наша кафедра отмечала юбилей. И по случаю круглой даты была организована конференция, довольно интересная, надо сказать. Было много выступающих, в том числе и я, и ещё больше слушателей. После конференции намечался неизбежный банкет, на который были приглашены в основном только докладчики, по желанию каждый мог привести одного члена семьи или знакомого. Я попытался избежать присутствия не банкете. Ты знаешь, Поль, как я не люблю подобные мероприятия. Меня утомляют долгое сидение за столом, бесконечные тосты, светская болтовня. Но мне сказали, что кто-нибудь может принять это за неуважение, за презрительное отношение к нашим профессорам, поэтому я, скрепя сердце, согласился. Все наши преподаватели были уже не первой молодости (я был самым молодым из них), поэтому все их супруги тоже были соответствующего возраста. Распорядитель банкета рассаживал нас за столом по какому-то, одному ему ведомому, плану. Я с удивлением увидел, что моей соседкой оказалась весьма молодая особа: девушка, если не сказать, девочка. Сначала меня это обстоятельство даже раздосадовало. Ты ведь знаешь, по правилам хорошего тона мужчине положено проявлять внимание к своей соседке, передавать ей блюда, смотреть, наполнен ли её бокал, поддерживать светский разговор, если ей захочется таковой завести. Я представил себе, что мне в течение нескольких часов придется выслушивать пустую девичью болтовню, и внутренне поморщился.

Я недоумевал, кто она? Для жены кого-нибудь из наших профессоров она слишком молода. Студентка? Но в те времена девушек-студенток у нас было ещё очень мало, учились на факультете, в основном, юноши, девушку я бы запомнил. В конце концов, я решил, что кто-то пригласил её особо, возможно, она интересуется историей, а кто-то из её знакомых вхож на нашу кафедру.

Меня беспокоило ещё и то, что она может знать, кто я. Дело в том, что примерно за месяц до конференции в «Медилендских новостях» был опубликован «Список самых завидных женихов Медиленда». В этот список, к сожалению, попал и я. Конечно, состоянием я похвастаться не мог, но газета об этом умолчала, зато сообщила, что я потомок одного из самых древних дворянских родов в стране, аристократ, владелец замка, к тому же, ещё и талантливый учёный. Там же была опубликована и моя фотография, правда, не совсем похожая.

Я успокоил себя тем, что девушки редко читают газеты. Начало банкета прошло без происшествий, и я почти успокоился, как вдруг моя соседка спросила:

– Можно задать вам вопрос, профессор?

Её вопрос касался моего сегодняшнего доклада и поразил меня своей точностью. Действительно, я сократил текст выступления из-за регламента, поэтому одна важная деталь, доказывающая правильность последующих выводов, отсутствовала. Это нарушало логику изложения. Я очень удивился её внимательности и глубине понимания темы, поэтому, объяснив, почему так вышло, попросил её представиться и сказать, откуда у неё при ее очевидной молодости такие глубокие познания в истории.

– Меня зовут Глория. Глория Морган.

Профессор Элберт Морган (да Поль, твой дедушка, ты ведь его помнишь?) был одним из самых уважаемых и эрудированных профессоров нашей кафедры. Я почему-то страшно поглупел в тот момент, и никак не мог сообразить, кем же ему приходится эта девушка? Ведь все участники банкета пришли с жёнами… Но не может же быть у профессора такая молодая жена? Или может? Я вспомнил, что года за два до этого, мы узнали, что у профессора Моргана умерла жена. Тогда все ему очень сочувствовали. Неужели он женился снова, да ещё и на такой молоденькой?

Очевидно, моё недоумение затянулось, потому что девушка с улыбкой сообщила, что она дочь профессора.

Я вздохнул с облегчением и сам удивился, почему это было для меня так важно.

Всю остальную часть банкета мы проболтали о самых разных вещах. Она объяснила, что неплохо знает историю, потому что любит читать книги и научные журналы своего отца.

Я стал рассказывать ей о замке, о том, что совсем рядом с ним находится поле, на котором происходила Битва при перевале. Потом разговор перешёл на то, как Микельсы долго и верно ждали моего возвращения двенадцать лет.

– Как бы я хотела увидеть этих людей! – вырвалось у неё. Правда, она при этом сильно смутилась, подумав, что невольно напросилась в гости. Я заверил её, что буду счастлив принять её у себя, разумеется, вместе с профессором Морганом.

Её, казалось, глубоко огорчило то, что я пережил в детстве.

– Я тоже потеряла маму два года назад. Хорошо, что у меня остался папа, так что мне было легче чем вам. Но мамы мне очень не хватает.

Мы не заметили, как банкет окончился, и к нам подошёл профессор Морган.

– Я вижу вы совсем подружились. Собирайся, дочка, пора домой, поздно уже, – добродушно проворчал он.

Я повторил своё приглашение посетить меня в любое удобное для них время, и профессор это приглашение принял.

Я возвращался домой со смешанным чувством радости и сомнений. Радости – потому, что я всей своей душой понимал, что наконец-то встретил ту, с которой буду счастлив всю жизнь. С сомнением – потому, что между нами была разница почти в пятнадцать лет. Захочет ли она выйти замуж за такого, уже не молодого человека? Ведь перед ней вся жизнь, ей всего девятнадцать лет. И согласится ли на такой брак её отец?

Я спрашивал себя, и передо мной возникал её образ. Мне казалось, что она смотрит на меня ласково и ободряюще, и это вселяло в меня надежду.

Визит состоялся через несколько дней. Я был переполнен счастьем. Глория показалась мне ещё более желанной и привлекательной. Профессор добродушно посматривал на нас поверх очков и улыбался каким-то своим мыслям.

Микельсы расстарались на славу. Стол был великолепен, кажется лучше они не принимали и моего друга, принца Фридерика.

Микельс тогда был в самом расцвете своих сил, и если бы кто-то задумал провести конкурс на звание образцового дворецкого, то я бы без колебаний поставил на него все свои деньги.

Глория попросила меня представить ей Микельсов. Представляешь, какое впечатление это на них произвело! Глория подробно расспросила Микельса и его жену о замке, о городке, о том, как они жили, когда меня не было. Некоторые подробности я сам узнал впервые.

Когда Микельсы удалились на кухню, Глория сказала:

– Как вам повезло! Не часто можно встретить таких людей. Долг, честь – для них это не пустые слова, а смысл жизни.

Я мог только согласиться с этим.

После того, как я отвез их домой и вернулся, Микельс обратился ко мне:

– Возможно, вы сочтёте за дерзость, ваше сиятельство, и скажете, что я вмешиваюсь не в свои дела, но я всё же скажу: никогда мне такой замечательной девушки видеть не приходилось!

Я сказал, что да, это так, но в словах Микельса мне послышался какой-то намёк, поэтому я прибавил, что девушка очень молода, ей всего девятнадцать лет.

Микельс поклонился и молча удалился из комнаты.

Потом было ещё несколько визитов. То они приходили ко мне, то я к ним. Я видел расположение Глории, но всё не решался сделать ей предложение. Страх получить отказ сковывал меня.

Однажды на кафедре профессор Морган отозвал меня в сторонку, сказав, что нам надо поговорить.

– Как вы относитесь к моей дочери? – спросил он безо всяких предисловий.

– Я… её… люблю… – выдавил я через силу.

– Ну, так и чего вы ждёте, позвольте спросить? – продолжал атаку профессор.

– Она очень молода, у нас разница в пятнадцать лет. Я боюсь испортить ей жизнь. Ведь я стану стариком, а она будет ещё молода, и я буду ей обузой…

– Один Бог знает кому и сколько суждено прожить. Я тоже был старше своей супруги на двенадцать лет, и вот – я живу, а её уже два года, как нет со мной. Глория вся извелась. Она не понимает, как вы к ней относитесь, серьезны ли ваши намерения или вы встречаетесь с ней от скуки. Подумайте и обо мне. Здоровье у меня неважное, да и возраст почтенный. Я хочу знать, что моя дочь устроена в жизни, и не останется одна, когда меня не будет. Да и на внуков мне хочется успеть порадоваться. Послушайте, вы ей тоже очень нравитесь, и если правда то, что вы сказали, то я благословляю вас!

Вскоре я по всем правилам предложил Глории руку и сердце, и она их приняла. Мы сыграли свадьбу. Да, Поль, двадцать один год прожили мы вместе с твоей мамой, и каждый день я благодарил судьбу, что мы вместе. И до сих пор не могу до конца осознать, что её уже никогда не будет с нами. Но я всё же счастлив тем, что она была в моей жизни. И ещё я благодарен ей за то, что она подарила мне тебя.

Не буду дальше продолжать заниматься воспоминаниями: ведь почти всё, что было потом, происходило на твоих глазах.

Я, почему-то думаю, что ты когда-нибудь захочешь написать книгу о нашей семье. И тогда окажется, что эти вечера воспоминаний были тебе полезны.

Поль совершенно искренне заверил отца, что он очень рад был узнать так много нового о его жизни.

40. Кот начинает действовать

Кот дремал под креслом. Он старался внимательно слушать все эти разговоры, но получалось не всегда. Как много говорят люди! Вот уже который вечер сидят вдвоём, и тот, который старше, говорит, говорит, говорит… Суть всех этих речей ускользала от Кота. Половину слов он не понимал. Говорили о чём-то, что было давно, но не совсем уж давно, назывались какие-то имена, даже пару раз упоминали того Валента, имя которого так взволновало друга. Руби. Но не удалось уловить слов: сокровища, клад, сундуки, шкатулка…

Кот делал вид, что спит, но иногда и вправду засыпал от скуки.

Но не всё время протекало у Кота так бездарно. Он постоянно присутствовал при поисках шкатулки, принюхивался к старым запахам, проникающим к нему в нос из-под снятых стенных панелей, прислушивался к малейшему шороху. Никаких свежих признаков присутствия мышей он не обнаруживал. Видимо, они действительно ушли. Кот надеялся, что они ищут клад.

Но самое веселье наступало, когда господа уходили обедать. Кот мчался на кухню, где его ожидала миска, полная всякой всячины. Кот быстро всё проглатывал, потому что самое увлекательное было впереди.

Котята! Они росли не по дням, а по часам. Сначала они по одному переваливались через край корзинки и неуверенно делали несколько шагов. Задние лапки заплетались, передние – разъезжались. Мисси сейчас же хватала беглеца зубами за шкирку и водворяла на место. Но уже через несколько дней котят было невозможно удержать на месте. Они все одновременно выскакивали из корзинки и разбегались в разные стороны. Мисси не успевала поймать одного, как сбегал другой, и так без конца. Вскоре она поняла, что с озорниками ей не справиться, и наблюдала за их проделками из корзины. Она также перестала злиться, когда Кот приближался к её чадам. И Кот с упоением принимал участие во всех играх. Он бегал с ними взапуски, в шутку боролся и небольно кусался. Они прятались друг от друга, а потом внезапно выскакивали из засады и нападали. Никогда Коту не было так весело! В детстве ему было не до игр, лишь бы выжить. И он не обращал внимания на презрительные взгляды Мисси. Что она понимает!

Самой прекрасной была игра с бумажкой, которую Тоби, или дети Бруна, а иногда и Поль привязывали на ниточку. Бумажка сразу превращалась в мышку, а то и в птичку. И её надо было поймать. Кот всегда делал это лучше всех, а котята смотрели на него восхищёнными глазами. Им очень хотелось стать похожими на своего отца: быстрыми, ловкими и сильными.