Дыхание мегаполиса

«Да, лекарство. А Николай. Он медик. Фармаколог», – вдруг вспомнил Владимиров. – Эта Татьяна, она получается его однокурсница. Да, ведь одногруппница. Он это же говорил. Но не может ли будущий врач так ошибаться. Тем более, если она была в него влюблена. Не из мести же? Почему тогда?»

Владимиров понимал, что снова мысленно возвращается к этой Татьяне. Она была тем самым последним недостающим звеном в его цепочке человеческих судеб и характеров, которые окружали Вячеслава Коромыслова в последние годы. Но если это не она? Что тогда? Да и, может, не влюблена она была в него вовсе? Или была влюблена когда-то, да все это прошло, быльем проросло. Сломался у нее компьютер. Пришла к мальчишкам, они ничего ей и не починили. Вот и все. И если это не она, то где искать истинного виновника?

Интуитивно Владимиров понимал, что это было какое-то случайно убийство. Убийство не ради убийства, а ради стремления вызвать определенную реакцию. Но пока истинные мотивы и намерения преступника он понять не мог. Этого его и смущало

И даже дома мысли об этом деле майора не покидали.

Глава 8. Развязка

Утром следующего дня – погожего и по-мартовски солнечного – Владимиров зашел в свой кабинет. Ему доложили, что уже с полчаса его дожидается посетительница. Майор попросил проводить ее.

Дверь отворилась, и та самая Татьяна твердой походкой земной богини вошла в маленький кабинет майора.

Что ни говори, но девушка была хороша собой. Тонкие черты лица, темные вьющиеся волосы, карие внимательные глаза, чуть насмешливо с вызовом смотревшие из-под бровей. Этакая орлица.

Майор вежливо поздоровался.

Но разговор их как-то не клеился. Токарева не отрицала, что знала Коромыслова по Воскресенску, куда ее каждое лето отправляли из шумной Москвы на каникулы к бабушке, знала об обстоятельствах смерти его матери, да и саму Викторию Владимировну помнила. Она знала о том, с каким трудом Слава смог поступить в столичный вуз, поступал он в пять высших учебных заведений сразу, но никуда толком не прошел и уже в последний момент смог пристроится на «социальную работу» ввиду малочисленности конкурса на бюджетные места. А вот в Москве соседями они оказались почти случайно. Раньше Коромыслов никогда не бывал у нее дома, адреса не знал, а тут в подъезде встретились. Разговорились. В итоге она иногда заходила в гости к Славе или Николаю – своему однокурснику.

Понимая, что его собеседница просто так ему ничего не расскажет, Владимиров решил перейти к делу. С этой умной девушкой он выбрал тактику прямого и открытого диалога, понимая, что именно этим можно добиться наибольшего эффекта.

– Простите, что затрагиваю ваши личные чувства, но должен спросить: Слава Коромыслов нравился вам как молодой человек?

– Ну, – Токарева слегка откинулась на спинку стула, – кому он не нравился. Симпатичный был. Многие мои подружки вздыхали о нем.

– А вы?

– И я слегка. Вроде за компанию. Да в Воскресенске мы гуляли вместе. Разговоры говорили. Представляете, он однажды меня даже от хулиганов защитил.

– Татьяна, а вам его не жалко? Вы уже смирились с его смертью, говорите о нем в прошлом времени.

Владимиров почувствовал, что задел свою собеседницу за живое. Она поморщилась.

– Да. А как это оказывается легко. Умер человек. Потеря. Больно. А сама уже говорю о нем в прошедшем времени. Нет. Славу мне жалко. Очень. Только мне все кажется, что не он это умер. Что кто-то другой вместо него. А домой пойду, и он из своей квартиры выходит, мол, Танечка, здравствуй! Смешно.

Токарева замолчала.

– Татьяна, а как вы могли ошибиться с лекарством? Вы же фармаколог! Почему доза снотворного оказалась смертельной?

Собеседница майора побелела, как смерть.

– Я не ошиблась, – прошептала она, – я положила всего четыре таблетки. Они по 0,25 грамм, суточная норма один грамм. Он не должен был…

И тут она поняла, что призналась. Лицо ее вдруг из белого стало пунцово-красным.

– Ах, вы! – только и сказала она и заплакала.

Владимиров молча ждал, когда она прекратит истерику. Он понял, когда нужно задать этот вопрос, застать врасплох, ему удалось это сделать, однако признание Токаревой его смутило. Она явно не хотела убивать. И, скорее всего, сказала сейчас правду.

Еще всхлипывая, Татьяна продолжила, с какой-то злостью теребя в руках края своего рукава.

– Это был всего лишь «Барбитал». Его еще как «Веронал» продают. Там целая группа названий. Классика. Я его уже давно пью. Хотя есть и другие лучшие средства. Привыкла. Я вспомнила о лекарстве в последнюю минуту. Понимаете, я была в детстве так в него влюблена, а он не обращал внимание. Совсем. Ну что я гадкий утенок в свои тринадцать лет. А он меня старше. Ему уже тогда шестнадцать было. Красивый. Я как-то все это перенесла, хотя даже отравиться от любви надумала. Этим вот как раз «Барбиталом». Если таблеток пятнадцать махнуть разом – точно уже не проснешься. Но передумала. Мать пожалела. А потом школу закончила, в мед поступила. Жизнь как-то пошла. Кавалеры даже появились.

Она замолчала, как бы собираясь с мыслями.

– А два года назад выхожу из квартиры, а мне навстречу Славка идет. Такой же, как и был красавец. У меня прямо сердце защемило. Все вспомнилось. А он даже не понял. Узнал, поздоровались. Подумала, может, сейчас я его получу. Я ведь лучше стала гораздо. Нравиться научилась. А он как нарочно на девчонок даже не смотрел, все смеялся, что они его в загс загонят. А у него карьера. Карьерист проклятый. Ведь привыкла уже без него. Нет, появился. Только меня дразнил. Но я, конечно, сдерживалась и с ним, и на людях. А тут с полгода сердце совсем разболелась. Вот, думаю, закончит он сейчас свою магистратуру, уедет с этим Олегом куда подальше, и потом я его вообще не увижу. А он даже никогда не узнает, как я мучилась из-за него.

– И вы решили его отравить?

– Зачем отравить? Травят так вообще-то ядами. Да и не нужен он мне мертвый. Он мне нужен был униженный, чтобы знал, кто кого. Я решила снотворное ему дать для того, чтобы в квартиру свою увести под любым нормальным предлогом. Он в квартире бы моей уснул, а я его в свою постель положила, сама бы легла рядом, а потом под утро ребят бы позвала, чтобы все знали, что не устоял Славка Коромыслов перед моими чарами.

– Ведь вы не одна живете? А родители? – спросил Владимиров, размышляя о тонкостях женской логики и женского ума.

– Что родители? – отозвалась Татьяна, пожимая плечами. – Они уже три года как развелись, а мать в ночные смены часто работает.

– И вы утверждаете, что таблеток было четыре, и это суточная норма, – вновь обратился Владимиров к самому важному в этом допросе вопросу.

– Да, я положила ровно четыре. Подмешала в колу. Он всегда кока-колу обожал. Знала, что ведь всю выпьет.

– А где вы оставили таблетки? Остальные я имею в виду.

– Да у себя на кухне. На столе. Они у меня всегда в уголке лежат. Мама знает, не берет.

– То есть вы взяли колу и пошли к ребятам в квартиру? Что дальше?

– Да что дальше? – отозвалась Татьяна, к которой, по всей видимости, возвращалось самообладание. – Я пришла туда, позвала Славу и сказала, что прошу его посмотреть мой компьютер хотя бы минут на пятнадцать. Он вроде бы согласился. Я ему уже в коридоре колу протянула. Он сразу открыл, выпил. А потом взял и не пошел со мной… Сказал, завтра. А что завтра. Для него завтра это так и не настало!

– Да, – отозвался Владимиров, – для него завтрашнего дня уже не будет.

– И вы думаете, что это я его убила?! – вдруг возмутилась Токарева. – Да я эти таблетки с тринадцати лет пью. Пока еще жива. Не хотела я его убивать. Да и не смогла бы. Нельзя умереть от такой крошечной дозы.

– Он был пьян, – сухо заметил Владимиров.

– Знаю, – отозвалась Татьяна. – Я потом уже поняла, алкоголь и барбитураты – вещь мало не совместимая, но все равно даже при опьянении от четырех таблеток он не мог бы впасть в кому. Даже бы ребенок в кому от такой дозы не впал. А тут парень здоровый. Поэтому хоть вы хитростью и выбили из меня эти показания, но я буду настаивать на своем. Я положила в колу только четыре таблетки.

– Есть вероятность, что на суде вам не поверят, – также сухо заметил Владимиров. – Он недаром сказал про суд, хотел посмотреть на ее реакцию.

Но Татьяна даже бровью не повела. Вот характер-то. Или, правда, вины за собой не чувствует.

– Знаете что, – спокойно продолжил Владимиров. – Я дам вам бумагу. Мой совет: пишите явку с повинной. Укажите, сколько таблеток вы положили, все пишите, как считаете нужным. Я вам не отец и не судья, чтобы разбираться в ваших сердечных делах. Но одно могу сказать: Слава Коромыслов мертв, а мы с вами здесь сидим и ведем светскую беседу. Поэтому в мои обязанности входит допрашивать вас, даже если вам это кажется неприятным.

И закончив свою тираду, Владимиров протянул своей собеседнице чистый лист бумаги.

Она ближе придвинулась к столу и стала писать. Брови ее чуть приподнялись, все лицо было сосредоточено и как-то трагически красиво.

– Слишком много сильных женщин вокруг этого Горемысла-Вячеслава собралось. Вот и не поделили они его, – подумалось Владимирову.

Между тем его мысль работала интенсивно, как никогда. Очень похоже, что Татьяна говорила правду. Она могла на самом деле положить в колу всего четыре таблетки. Как жалко, что он не эксперт-медик, чтобы точно сказать, может ли алкоголь и четыре таблетки этого барбитурата довести человека до комы. А, может, у парня было что-то вроде аллергии и это усилило смертельный эффект? Сложно понять.