И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши

Когда я что-нибудь из моей жизни рассказывал, то частенько слышалось: «Как было бы хорошо, если бы вы это когда-нибудь в свободную минуту записали». Теперь это свободное время оказалось. Не попробовать ли в самом деле? К тому же мы переживаем такое особенное состояние: может быть, пересмотр прошлого чему-нибудь научит, что-нибудь подскажет, а главное, может быть, подаст какую-нибудь надежду. Буду сначала писать просто, что только вспомнится, что только уцелело в памяти, начиная с самого раннего детства.

По рассказам знаю, что я родился в доме дедушки по матери. Но странное дело – я как будто помню мой первый визит в тот дом, где прошло затем все мое детство до юношества включительно. Странность заключается в том, что этот визит сделал я на руках у няни, то есть был, вероятно, годовалым или около того, ребенком. А может быть, я и ошибаюсь, определяя так мой тогдашний возраст. Отец, живший ранее у тестя, купил себе старенький дом и его перед нашим переездом в него ремонтировали. В нем чинили, между прочим, и пол. Может быть, из предосторожности меня и более старшего няня взяла на руки. Но что я был на руках, я помню очень живо, как и чинившийся пол. За то, что я начал себя помнить очень рано, говорит и другой факт. Когда мимо этого дома проносили на кладбище одного из моих дядей по матери, меня опять на руках вынесли проститься с ним, и это воспоминание у меня тоже остается очень живым.

Затем расскажу, что знаю частью по сведениям от других, частью о тех элементах, из которых, скажем так, должно было сложиться мое существо.

Варвара Ивановна Павлова (в девичестве Успенская) – мать И. П. Павлова. 1889 г.

Отец моей матери, Варвары Ивановны, был священником в городе Рязани при церкви Николы Долгошей (по форме церкви). Он умер, не знаю отчего и скольки лет, вероятно, однако, в значительно пожилом возрасте. На его место, женившись на моей матери, как это было в обычае духовенства того времени, и поступил мой отец.

Об этом моем деде я слыхал, что он был какой-то странный. Что подразумевалось под этой характеристикой, определенно сказать не могу. Помнилось при этом, что он за всю свою жизнь не получил самой маленькой награды (набедренник[2 - Набедренник — часть церковного облачения священника в виде парчового прямоугольника, носимого сбоку ниже пояса.], скуфья[3 - Скуфья — остроконечная бархатная черная или фиолетовая мягкая шапочка у православного священника (прим. сост).] и т. д.). Значит, надо понимать, – не ладил с начальством. А кроме того, был крут и тяжел в семье. Указывалось в связи с этим на то, что он одну свою дочь, мою мать, оставил даже безграмотной, что не мешало, однако, быть ей умной женщиной. Очень жалею, что ничего не знаю ближе и о физическом здоровье этого моего деда. Вообще семья его была с каким-то физическим изъяном. Бабушку помню как седую старушку, лежавшую в постели с постоянным кашлем. Она скоро умерла.

Семья деда состояла в мое время из двух сыновей и двух дочерей. Оба эти мои дяди по науке почему-то далеко не пошли. Вероятно, не переехали, как говорится, даже в семинарию, так как один был мелким канцелярским чиновником, а другой пономарем в соборе (имел хороший голос). Оба холостыми умерли рано, от легочной болезни (туберкулез легких, надо думать). Были, по рассказам, очень худыми, истощенными. Обе дочери – Марья и Варвара (моя мать) были вообще здоровы, но умерли от рака после шестидесяти лет.

О тетке Марье Ивановне я должен вспомнить здесь особенно тепло. Она была замужем за дворянином и имела от него двух дочерей – Надежду и Анну. Сколько я себя помню, она жила одна в отцовском доме, оставленная мужем. Как это произошло, я или ни от кого ничего об этом не слыхал, или же позабыл. Средства ее были очень скудны; вероятно, только небольшая плата от постояльцев в оставленном

Петр Дмитриевич Павлов – отец И. П. Павлова. 1893 г.

Родословная Ивана Петровича Павлова ей после смерти братьев старом разваливающемся доме. Конечно, никакой прислуги. Пришлось делать все самой. У нее была корова, и я видел часто, как она целыми днями пасла ее на окраине города. Она имела, вероятно, некоторое образование. Где она его получила – не знаю.

Это был редкий положительный тип. Жалоб на судьбу мне не приходилось никогда слышать от нее. Всегда спокойная, но и всегда с достоинством, готовая постоянно помогать другим. Заболел ли кто у нас в семье, она тут как тут, применяет разные домашние средства и сидит около больного, развлекая его рассказами. Случится ли горе какое – она первая утешительница. Произойдет семейная сцена – она уговаривает и примиряет. Последнее меня и сейчас особенно трогает. Уже в поздние годы, когда у нас с отцом часто выходили горячие споры, доходившие с моей стороны до резкости и кончавшиеся порядочными размолвками, тетка ходит от одного к другому, объясняет, извиняет, до тех пор, пока не достигнет восстановления порванных отношений.

Пусть эти немногие строки будут благодарной отплатой за ее добрые старания.

Семья отца, наоборот, была крепкая, богатырская, железного здоровья. Этот мой дед был деревенский пономарь, как и ряд его предков, тоже все низшие члены церковного причта, т. е. все дьячки да пономари: Дмитрий (дед), Архип, Макей, Павел, откуда и произошла наша немудреная фамилия. Мой отец хорошо помнил свою генеалогию и передал ее мне.

По рассказам, этот мой дед был очень умный и дельный человек. Это можно видеть и в том факте, что он провел трех своих сыновей через семинарию. Кажется, их трое только и было: Иван, Иван и Петр (мой отец).

Старший был настоящий богатырь. Про него мой отец рассказывал, что в кулачных боях рязанских молодцов против окрестных крестьян он был главарем бойцов с городской стороны. Хорошим здоровьем владели и остальные братья – другой дядя Иван и мой отец.

Но нормальная жизнь моих дядей довольно скоро оборвалась, благодаря их беспорядочности. Оба сделались сельскими священниками по окончании семинарии, но скоро подверглись духовным карам (монашество, расстрижение и т. п.) за пристрастие к алкоголю. Старший, проделавший этот стаж, скоро заболел и умер от легочной болезни, вероятно, последствия кулачных боев. Более подробных сведений о жизни этого дяди у меня не имеется. Второй дядя долго жил и оставил о себе во мне яркую память. Он начал свою самостоятельную жизнь в качестве священника благоприятно. Как говорят, был любим причтом, устроил отличное хозяйство и народил много детей. Но все более и более проявляющаяся хаотичность в нем все опрокинула, он тоже прошел через вышеуказанный стаж, превращен был в пономаря и, наконец, был выброшен совсем из духовного звания. Алкоголь, конечно, играл в этом роль, но едва ли все только им и определялось.

Это был глубочайший комик, к нему жизнь была обращена исключительно смешной стороной. Для его смеха, поистине дьявольского, не было исключения, он смеялся, потешался над несчастьями собственной семьи, над смертью, над богом, и это бывший священник 30—40-х годов XIX столетия!?

Родословная Ивана Петровича Павлова

Разбросавши семью, он жил иногда неделями и месяцами в нашей семье, как бы под надзором моего отца, тогда, до поры до времени, воздерживался от выпивки и мирно занимался по дому, например, перекрытием крыш или в саду. Никогда ни малейшего сожаления о всем происшедшем с ним и бесконечные рассказы, сопровождавшиеся хихиканьем об его шутовских проделках. Приведу несколько примеров.

Он – пономарь, идет на колокольню звонить к середине обедни. В церкви покойник. Он видит на паперти крышку от гроба и сейчас же потешная мысль – спрятать эту крышку, что и приводится в исполнение. Другой пример: в темную ночь в деревне к длинной до земли веревке от колокола на колокольне он привязывает теленка. Происходит тревога – не пожар ли или что другое ужасное, страшное, но в темноте никто не может разобрать, в чем дело, а он наслаждается. И многое, многое в этом же роде.

Это предлагалось нам, детям, потому что взрослые, конечно, относились ко всему отрицательно. Проделки, конечно, часто, особенно в более поздние годы, не обходились даром. Из-за них он подвергался сильным побоям, а в пьяном виде ему приходилось и мерзнуть, и мокнуть на холоде. И все же испытания его организм переносил без следа. Только после 70 лет он начал прихварывать и умер около 75 лет.

Из детских годов помнится немного. Читать учился у соседки-горбуньи, занимавшейся обучением детей грамоте…

Детство Ивана Петровича

Эти воспоминания я могу дополнить тем, что узнала постепенно от него самого.

14 сентября старого стиля 1849 года у молодого священника очень бедного прихода города Рязани родился сын, названный Иваном, в честь дедушки со стороны матери. Личные воспоминания Ивана Петровича говорят нам о том, что первые впечатления внешнего мира он воспринял очень рано, на втором году жизни. Затем никаких воспоминаний из раннего детства у него не сохранилось. (Думаю, что это вполне правильно. В еще мало сознательной умственной деятельности сохранились особенно резкие впечатления, освещенные солнечным лучом, так было в моем собственном детстве: два ярких происшествия врезались в детскую память, а затем на долгое время сознание точно заснуло до полного проявления умственной жизни). Дальше он помнит себя к 6–7 годам.

Он был здоровый веселый мальчик, проводил время в играх с младшими братьями. Охотно помогал матери, мыл чайную посуду, умывал меньших братишек, а отцу помогал в его садовых работах. Почти 8 лет он научился читать и писать, но не обнаружил склонности к этим занятиям. 8-ми лет Ваня упал с высокого помоста, на котором он раскладывал на зиму яблоки. Упал он на каменный пол. Ушиб оказался с очень серьезными последствиями. Мальчик стал худеть, бледнеть, плохо спал и совсем потерял аппетит. Что собственно повредил он при падении, осталось никому неизвестным, так как доктору его не показывали, а лечили домашними средствами: парили в бане, растирали муравьиным спиртом, поили кирпичным чаем. Но мальчик не поправлялся и до того ослабел, что братья прозвали его лутошкой[4 - Лутошка — липка, с которой снята кора, содрано лыко, она сохнет и вся чернеет (из словаря В. Даля).], к счастью, приехал к ним в гости его крестный – игумен подгородского Троицкого монастыря. Увидя своего крестника в таком жалком состоянии, он взял его гостить к себе в монастырь, где и продержал его год с лишком.

Дом в Рязани, где родился И. П. Павлов теперь Мемориальный музей-усадьба

Умный старик прежде всего стал усиленно питать крестника яйцами, молоком, курами, а перед обедом давал ему слабого вина. По утрам занимался с ним гимнастикой. Летом заставлял его плавать и ездить верхом, и играть в городки, а зимой разгребать снег и кататься на коньках. Кроме того, мальчик всегда помогал ему в его работах в большом монастырском саду и огороде, причем выполнял все так же внимательно и аккуратно, как его руководитель.

Семья Павловых. Сидят слева направо: Иван Петрович Павлов с младшим братом Колей, отец Петр Дмитриевич, мать Варвара Ивановна. Стоят слева направо: Петр Петрович, Дмитрии Петрович, Сергей 1870-е гг

Велико было нравственное влияние этого старика на детскую душу. Мальчик видал, что крестный жил на хлебе и воде и позволял себе побаловаться чайком с медом только во время недомогания. Подобную же нетребовательность лично для себя крестник сохранил до конца жизни.

Просыпаясь ночью, мальчик видел старика или молящимся, или сидящим за письменной работой. И долгое время уверял он своих родителей, что крестный никогда не спит. Отсюда пошла привычка Ивана Петровича отдавать все свое время научной работе.

Не слышал мальчик в монастыре ни грубого слова, ни окрика, его любимый крестный был ласковый и внимательный ко всем. Если же приходилось делать кому-либо из монахов внушение, то проводилось это мягко, но внушительно. Старик был очень снисходителен, но в отношении правдивости бесконечно строг со всеми вообще, а с крестником особенно: мальчик должен был не только говорить правду, но даже думать и чувствовать правдиво.

От мальчика не требовалось ежедневного посещения церкви. Он ходил и оставался там сколько хотел. Образованный старик своими рассказами и чтением с любознательным ребенком пробудил в нем любовь к книге и умственным занятиям.

Первой книгой, которую Ваня получил в подарок, были басни Крылова, почти всю книгу знал он на память и любовь к Крылову сохранил до конца жизни. (Басни Крылова всегда лежали на его письменном столе. Иногда, прерывая свои научные занятия, он читал одну из басен и говорил мне:

– Послушай, как кратко, ясно, но притом сильно выражается этот старик!)

Начав читать, Ваня надоедал всем рассказами о прочитанном. Вот однажды, когда у крестного была спешная работа, мальчик особенно надоедал ему своими разговорами о «Квартете», крестный дал ему тетрадь и карандаш и сказал:

– Ты расскажи все этой тетрадке. Теперь я занят, а завтра прочту все, что ты напишешь.

С этих пор Ваня полюбил письменно выражать свои мысли.

Тут видишь перед собой практическую школу, в которой главными житейскими науками были: умение отдавать всего себя делу, навык к усиленному труду и привычка к строгому порядку в занятиях, помыслах и чувствах. Этими правилами и пользовался Иван Петрович всю свою жизнь.

Обращая усиленное внимание на физическое развитие своего питомца, крестный заметил, что мальчик бросал палки при игре в городки всегда левой рукой, и часто заменял правую руку левой при разных мелких работах. Это придало ему мысль развить такую природную способность в мальчике, и он стал заставлять его упражнять левую руку наравне с правой. Результатом упражнений явилась способность Ивана Петровича оперировать левой рукой, (что было весьма удобно при сложных операциях), но и писать равно правильно и красиво обеими руками.

По возвращении Вани домой, крестный не оставлял его своими заботами, он поставил в саду гимнастику для крестника и убедил его отца строго следить за ежедневными упражнениями ребенка. Сам выписал для всех детей книги, продолжая читать сочинения своего любимца, часто беседовал с ним. Тут надо отметить еще один совет отца, который Иван Петрович не забывал до конца своей жизни – читать хорошую книгу два раза.

Благодаря таким высоким влияниям, мальчик мало научился погружаться в чисто житейские интересы семьи и в постоянные денежные заботы. Он вышел человеком не от мира сего. Настоящим бессеребренником. Таким он оставался до самой смерти. Тяжко пережил он кончину своего крестного.

11 лет Ваня поступил в Рязанское духовное училище, а затем в духовную семинарию. В это время он был в компании своих одноклассников, так как отец его брал к себе пансионерами детей деревенских священников, которые учились вместе с Иваном Петровичем. В этом общежитии с одноклассниками образовалась крепкая дружба, продолжавшаяся всю жизнь.

Иван Петрович был одним из лучших учеников. Выдвинулся он благодаря своей начитанности, хорошему изложению мысли, критическому отношению к прочитанному.

И. П. Павлов – семинарист

В прошлое время не требовалось одинаковых успехов по всем предметам школы. Несмотря на то, что Иван Петрович был слаб в математике, а два его приятеля плохо писали сочинение, но отлично шли по математике, все они считались лучшими учениками. Это и подтвердилось успехами в дальнейшей их жизни.

Громадное влияние на умственное развитие Ивана Петровича оказал Писарев своими пламенными статьями. Молодежь простаивала целыми часами на улице, под дождем, под снегом, чтобы получить вновь поступивший журнал.

Еще одно благоприятное влияние во время учения в Семинарии оказал на Ивана Петровича священник Феофилакт Антонович Орлов

, преподаватель древних языков. Это был человек высокого склада, приходя в гости, он никогда ничего не ел и не пил, говоря: «Я пришел к вам не за пищей телесной, а за пищей духовной» (этому я была личной свидетельницей уже в замужней жизни).

Университетская жизнь Ивана Петровича