Память сердца

Память сердца
Людмила Колбасова

Эти жизненные истории кажутся простыми лишь на первый взгляд. В каждой из них содержится чья-то судьба, по большей части нелёгкая, иногда трагическая. Героини рассказов ищут своё женское счастье на жизненном пути, делая выбор под влиянием различных обстоятельств, советов близких, мнений со стороны, голоса разума, материальной выгоды. Но самый верный выбор всегда подсказывает любящее сердце.

Память сердца

Людмила Колбасова

«От веры к бунту – легкий миг один.

От правды к тайне – легкий миг один.

Испей полнее молодость и радость!

Дыханье жизни – легкий миг один».

    Омар Хайям

Фотограф Павел Крайников

Дизайнер Вера Филатова

© Людмила Колбасова, 2022

© Павел Крайников, фотографии, 2022

ISBN 978-5-0056-0034-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Людмила Колбасова

Богатство старости

«… прошу Вас… принять во внимание,

что воспоминания – это богатство старости…»

    Из письма Елизаветы Воронцовой
    Александру Пушкину

1

Она стояла в свете алого заката на высокой прибрежной скале. Солнечные лучи играли на морской глади, едва заметные волны ласкали каменистый берег. Завораживающая красота успокаивала. Майя видела себя со стороны – юную, босоногую, в пёстром ситцевом купальнике. Тугие чёрные косы до пояса. Долговязая, худенькая и счастливая в лёгком неземном покое. Она вновь пыталась прыгнуть. Прыгнуть с крутой скалы в пенящееся внизу море. И в который раз стремилась преодолеть холодящий страх высоты, поднималась на носочки, задерживая дыхание, и… просыпалась. Испуг, сердцебиение и неземное лёгкое счастье от цветного сна незаметно растворялось в утренних часах обыденной жизни…

В сетку на окне, жужжа, билась муха. Квохтанье кур во дворе, гомон птиц в саду, шум проезжающего мотоцикла постепенно возвращали Майю к действительности. Тело наполнилось болью и тяжестью. Кряхтя, с трудом опустила опухшие ноги с кровати. Медленно, держась за стены и дверные косяки, вышла на крыльцо.

– Как мать-то? – услышала голос соседки.

– Плохо, спит много, как будто в себя уходит, – дочка всхлипнула, – доживает, похоже, последнее.

– Девятый десяток – немало пожила, – соседка задумалась, – да в полной памяти и на своих ногах. О таком мечтать только можно.

Майя опустилась на горячее крыльцо: «И вправду зажилась», – подумала. Вспомнила сон и горько усмехнулась: «Опять не прыгнула».

Почему, когда подошла к финишу жизни, когда земное уже почти перестало волновать, вдруг всплыли из глубин памяти картины так и не свершившегося полёта, эти далёкие отблески несбывшегося счастья и любви? Возможно, это и были самые яркие и счастливые моменты в её судьбе? Зачем же они до сих пор так болезненны и сладки? Или это остатки земного, которое всё ещё держит и не отпускает? Майя понимала, что жизнь её полностью себя исчерпала и готовилась к освобождению души и предстоящему переходу в вечность. Верила в неё и надеялась, что будет она иной – доброй и лёгкой, совсем не похожей на её земное неприкаянное и нескладное существование. Полагалась и… мечтала хоть в той неизведанной бесконечности, поборов страх, прыгнуть с высокой скалы и свидеться с Валеркой…

Майя не помнила своих родителей. Осталось лишь несколько фотографий. Отец в военной форме с ромбами в петлицах, да мама в строгом костюме с камеей из морской раковины на кружевном воротнике блузки. В сорок первом они вместе ушли на фронт и не вернулись. С начала лета Майя гостила у бабушки в Крыму и осталась с ней после 22 июня. Дед, смотритель маяка, умер ещё задолго до того, как чёрные тени от самолётов вермахта начали двигаться в сторону нашей границы. Стариков и детей эвакуировали, но они не поехали. Пережили оккупацию, радостно встретили Победу.

Море – безбрежное и бесконечно-волнующее, каждый день и каждый час разное, очаровывало, притягивало и было её жизнью.

Как-то на каникулах бабушка повезла Майю в столицу. В Мавзолей ходили, в музей Революции. По Красной площади гуляли, Третьяковскую галерею посетили. Долго смотрела она, затаив дыхание, на полотна Айвазовского:

– Посмотри, бабушка, наше Чёрное море, как живое, дышит. Какой простор, сила, – и запросилась домой, – душно тут, суетно.

– Ну как, понравилась Москва? – спрашивали соседи.

– Ничего, красиво, – Майя пожимала худенькими плечами, – только моря там нет.

Тревога за безрассудную в своём бесстрашии внучку, вынудила бабушку попросить соседского паренька, на пять лет старше Майи, присматривать за девочкой. Валерка не мог отказать уважаемой на всём побережье вдове, и худая длинноногая смешливая пацанка с тех пор таскалась за ним повсюду. Мальчишка был беззаветным романтиком моря. С детских лет собирал репродукции картин Айвазовского, зачитывался произведениями писателей-маринистов.

Он сажал Майю на раму своего видавшего виды велосипеда и, преодолевая гористую местность, катал по побережью. На отцовской моторной лодке возил в бухту Ласпи – самую тёплую и живописную в Крыму, где на склонах Главной Горной Гряды дышат вековым покоем сосновые заросли. Водил горными тропами в Храм солнца и рассказывал прочитанные книги, как героические сказки моря. С Валеркой было интересно и надёжно. Она даже преодолела страх высоты и вместе с ним поднималась на скалу, откуда мальчишки прыгали в морскую пучину.

– Майка, давай, не дрейфь, – кричал из воды Валерка, но она, подойдя к краю, вновь испытывала головокружительный страх, настоящий ужас – до тошноты, до слабости в ногах. И отступала.

Майя доверяла ему во всём и уже не мыслила жизнь без него. А он всегда был рядом – близкий и заботливый, снисходительный и терпеливый, и всегда готовый помочь.

Как-то, стесняясь, попросила: «Валера, поехали завтра в город, мне в библиотеку надо», – и опустив глазки, по-детски трогательно сморщила носик.

– У меня с обеда смена, – парнишка подрабатывал летом в рыболовецкой артели.

– Ну, мы быстро, – не унимаясь, канючила Майка.

Валерка усмехнулся и, жалея смешную девчушку-сироту, согласился.

Майя сидела на раме велосипеда, стопка книг была аккуратно привязана к багажнику. Восходящее солнце нещадно палило, и ветер с моря приносил лишь лёгкую прохладу. Велосипед тяжело поднимался в гору по узкой каменистой тропе.

Авария случилась в секунду: лопнуло колесо, руль повело в сторону, и Валерка с Майей кубарем покатились вниз, ударяясь о камни.

Разбитые локти, коленки. Увидев кровь на лице парня, она от испуга заплакала.

– Не реви, – Валерка ощупывал ноги девочки, – до свадьбы заживёт, – и подмигнул улыбаясь.

Разорвав рубашку, перевязал её раны и поднял пострадавшую девочку на руки, прихватив и связку книг, с которыми она никак не хотела расстаться. «Ну, куда от тебя денешься?» – для вида проворчал Валерка и, как всегда, улыбнулся. Эта простодушная добрая улыбка словно ключиком открывала дверь в её счастье. В сильных его руках было безопасно и спокойно. Обхватив тонкими ручонками шею паренька, девочка смотрела на выгоревшие ресницы, лёгкие веснушки и, встречаясь с Валеркой взглядом, неожиданно для самой себя краснела. Горячее солнце жгло, ослепляло, хотелось пить, но ни одним взглядом или словом, Валерка не выказал усталость и огорчение. Солёными струйками по его шее стекал пот, смешиваясь с кровью, что сочилась из ран на голове, и Майке хотелось нежно промокнуть эти розовые подтёки, чтобы утешить его боль. Трепетно билось сердечко и неизведанные ранее чувства кружили голову.

– Принимайте, довезти не смог, но домой донёс, – ставя девочку на крыльцо, Валерка, волнуясь, сдал раненую внучку бабушке, – готов понести наказание.

И повинно склонил голову. Ушибы, ссадины да лёгкое растяжение – отделались легко. Вечером Валерка принёс гостинцы. Присел на кровать рядом с ней, а у Майки перехватило дыхание, её бросало то в жар, то в холод и она не смела поднять глаз. Загорелый, как уголёк со взъерошенным золотистым чубом, он волновал её настолько, что начинало першить в горле. Всем своим детским сердечком Майка поняла, что влюбилась. Но эта их злополучная поездка была последней. Подошёл срок, и Валерке пришла пора идти в армию.