Без крыльев

Лоренс едва удержался от возражения. В последнее время безапелляционность жены, ее прямота стали его раздражать.

– Если хорошенько подумать, часть прежних традиций не так уж глупа. Творческому человеку, Мастеру, следует жить одному, хотя бы время от времени.

«Я был абсолютно самодостаточен. Мне было подвластно все: косная природа, стихии, течение времени. – Сердце отозвалось на эти мысли странной, сладкой болью. – Покой. Свобода. Могущество. Совершенство. Одиночество… Что еще нужно для творческой личности?»

Лоренс в смятении посмотрел на Милиоку и в тысячный раз удивился: «Она все так же непреодолимо притягательна для меня! Почему?! Черты ее лица далеки от совершенства, а я не могу на него насмотреться. Оно влечет к себе, заставляет снова и снова всматриваться в него. В чем его особая прелесть? В детской незавершенности? В зыбкой, неуловимой переменчивости? Где разгадка этой тайны?!» «В тебе самом», – раздалось в его голове.

«Вот и ответ, – невольно усмехнулся Лоренс. – Да, это зеркальное отображение меня самого, хочу я этого или нет. – И тут же уточнил: – Хочу. К чему лукавить перед собой? Я нуждаюсь в ней, в ее поддержке, в ее восхищении, в ее… если не любви, то привязанности. А ей нужен только я.»

– Никто не вправе распоряжаться свободой другого. Никто, и мы тоже, – неожиданно произнесла Милиока.

Лоренсу стало не по себе. Он знал, что жена не обладает телепатическими способностями, но ее интуиция, чуткость были сродни им.

– Ты о чем?

– О Мэйроне, о его бесцеремонной настойчивости.

Милиока не читала ничьих мыслей, она была полностью поглощена своими: «Такая досада! Только что зародилась идея постановки нового танца. Надо бы закрепить его рисунок, детально разработать композицию, – говорила она будто сама с собой. – Похоже, это то, к чему я стремилась, чего так долго и тщетно добивалась».

– О чем будет повествовать твоя новая притча?

– Об извечной тяге человека к самопознанию, к совершенству. О его глобальном, космическом одиночестве. Это будет восхитительный танец, лучший из всего, что я делала раньше.

Милиока с вызовом посмотрела на мужа. Он все так же отстраненно рассматривал ее лицо:

«Глаза… Никогда не устану восхищаться ими. И этот чудесный взор, тревожный и радостный. Он волнует меня так же, как в первый день знакомства. Непостижимо!»

Милиока под плотным, как физическое прикосновение, взглядом мужа почувствовала себя неловко и невольно отвернулась.

– Тебе не кажется, что наши отношения переросли себя? – спросила она тихо. – Будем откровенны. Мы были источником вдохновения друг для друга достаточно долго. Может, пришло время что-то поменять?

Лоренс скривил губы в обычной усмешке.

– Ты предлагаешь нам расстаться? Я думал об этом.

– И?..

– …И решил, что нам не следует этого делать – ты мне нужна. Так же, впрочем, как и я тебе. Я это твердо знаю. Мы можем, мы должны жить и работать вместе. Если захочешь, в твоем распоряжении будет целая планета. – Лоренс уверенным движением привлек к себе жену. – Тебе нужна публика? Она у тебя будет! Ты станешь властительницей дум преданных поклонников, ты сможешь формировать их вкусы. Но самым верным твоим поклонником, истинным ценителем твоего искусства буду я. Тебя это устроит?

– Наверное, ты прав. Никто не чувствует мои произведения, да и меня самою так, как ты.

– Это так же верно, как то, что только ты понимаешь смысл, значение моих работ. И меня самого… Так зачем терять время? Мы заново перепишем и переживем свою любовь. Никто больше не посмеет мешать нам!

Лоренс, не отнимая рук от лица жены, с нетерпеливой жадностью приник к ее губам. Милиока… Слабая, независимая, непостижимая, единственная! Она должна стать неотъемлемой его частью, чтобы раз и навсегда исчезли муки страха разъединения, потери. Отныне и навечно станет он безраздельным ее владыкой!

Милиока чувствовала, как с каждой секундой поцелуя из нее вытекает жизнь, ей не было жаль ее. Потому что на смену прежней, с ошибками, переживаниями, сомнениями, жизни приходило иное бытие, несущее с собой безмятежность, уверенность, безграничные знания, блаженный покой. Она наполнялась этой новой, похожей на смерть жизнью, и ей не было страшно.

– Покой. Свобода. Могущество. Совершенство. Одиночество…

Одиночество? Да потому что он – это я, я – это он. Мы никогда не наскучим и не помешаем друг другу. Разве это не счастье? И какое дело нам до других!

– Разворачиваемся, – Лоренс шагнул к пульту управления.

В это время снова вспыхнул сигнал видеосвязи.

Глава 10

– О, какие люди! – широко распахнув руки, Даня обнимал Мишку и Наталью. К матери подошел без слов, прижал к сердцу, поцеловал в висок.

– Вы что, без вещей? – оглядел он просторную прихожую.

– А! Мы их закинули в гостиницу, – оглянувшись на мужа, махнула рукой Наталья.

– Вы что, очумели? Здесь вам места мало?

– Знаешь, мы подумали, зачем стеснять вас? Наталья давно не была в Питере, будем мотаться туда-сюда.

– Ну-ну… Ты тоже сняла номер в гостинице? – Даня зло прищурился, глядя на мать.

Светлана Александровна спокойно посмотрела на него:

– Разумеется, нет, я приехала в гости к сыну.

Данила только кивнул головой.

– Ну что, к столу?

Окинул внимательным взглядом жену – придраться было не к чему. Все, как всегда, на высшем уровне: гладкая прическа, любезная улыбка, платье дорогое, но скромное, как и подобает хозяйке.

– Да, через несколько минут все будет готово!

– Отлично, я умираю с голоду. Пока суть да дело, пойдем в кабинет, поболтаем, – подмигнул Мишке, – выпьем немного.

– Идите-идите, а я помогу Ларисе.

Даня с благодарностью посмотрел на мать. Ему хотелось хоть ненадолго побыть с друзьями наедине.

– До чего я рад видеть вас, ребята! Наливай, Миш, что сидишь, как в гостях. Рассказывайте, как там Москва, как моя невестка, – так они в шутку называли Настеньку, дочку Мишки. – Ёлы, что за жизнь! Когда же мы виделись в последний раз?

– Больше года назад, в день приезда Маши в Россию.

– Он же был и последним, – скривил губы Дэн.

– Да, у нас все по-старому, – не стала заострять тему Наташа. – У тебя-то как? Не ждете прибавления в семействе?

Даниил уклончиво махнул рукой:

– Рано еще, решили немного пожить для себя. И вообще…