Корни

Собирались ребята в одном из тихих кофешопов. Дмитрий считал себя вполне искусным в ведении полемики, но первое время предпочитал отмалчиваться: он был обескуражен объемом новой информации, свободой мыслей, умением четко их формулировать, а главное – культурой ведения дискуссии. Никакого ора, мнение каждого выслушивалось предельно внимательно, все умели соглашаться, спорили всегда аргументированно и корректно.

Здесь пытались понять, почему сдают свои позиции многие либеральные ценности Запада, говорили о двойных стандартах, детерминированности свободы, диктатуре плюрализма.

– Политкорректность направлена на сглаживание противоречий, смешение культурных и религиозных традиций, – уверенно говорил одни.

– Получается, политкорректность – это не только признание непреодолимости противоречий, но и запрет на их разрешение, – так же убежденно отвечали другие.

В результате продолжительной дискуссии большинство участников пришли к общему знаменателю: «На сегодняшний день принцип всеобщей терпимости превратился в орудие дискриминации, даже репрессии для тех, кто не желает его соблюдать».

О взаимоотношениях Запада и России, их возможных путях развития тоже говорилось много. Дмитрия поразило и огорчило высказывание шотландского парня о будущем России. По его мнению, русских ожидает та же участь, что евреев и шотландцев.

– Даже по официальным данным количество русских, живущих вне своей страны, огромно, и с каждым годом их количество будет только расти, – уверял он окружающих. – Для одной страны слишком много революций, войн, неумелых реформ, экспериментов. Чего стоит только революция в начале двадцатого века!

Дмитрий не сразу нашелся с ответом. Выслушав выступление шотландца до конца, попытался максимально обоснованно высказать свое мнение.

– У каждой страны, как у человека, своя судьба. В России как в гигантском зеркале отразилась вся история и поиски европейской цивилизации. Но европейцы категорически не хотят признать этот очевидный факт. В свое время мы заразились революционными идеями Руссо, Вольтера, Дидро, которые питали умы лучших людей Росси. Мне странно, что вы с такой ненавистью говорите о большевиках, не видя идеологических корней и родства. Жестокость большевиков мало чем отличалась от беспощадности Робеспьера. А чиновничий беспредел советской бюрократии сродни Брюссельскому. Мы не хотим учиться на ошибках друг друга, и потому вновь и вновь повторяем их.

Молодые люди с большим интересом выслушали его точку зрения. Но большинство вопросов касалось его личного отношения к толерантности и свободе.

– Говорить о свободе и быть свободным – огромная разница. В СССР не было демократии, но была свобода, свобода от предрассудков, власти денег, от страхов, каких бы то ни было стандартов. А что касается терпимости… С одной стороны, это неизбежное и необходимое качество в современном мультиполярном мире. И здесь очень важно не перейти некую грань…

Неожиданно для всех в разговор вступил Роберт. Медленно, с расстановкой, со специфическим акцентом он важно изрек:

– Как говорили уважаемый философ Дени Дидро «Терпимость неизбежно ведет к равнодушию»!

Все согласно закивали головами. Дмитрий про себя усмехнулся. Он давно заметил за Робертом забавную особенность. Прекрасно владея английским языком, в нужное время и в нужном месте он говорил с нарочито восточным акцентом. Роберт с блеском применял выверенную десятилетиями тактику приехавших с юга товарищей. В России этот истертый штамп применялся все реже, мало кто покупался на него, но в Европе этот прием срабатывал безоговорочно. То, что не спустили бы своему брату-европейцу, легко и снисходительно прощалось эмигранту.

Вечер подходил к концу. Результатом дискуссии стал общий вывод, вполне себе позитивный и, разумеется, толерантный: в мире назревают серьезные цивилизационные перемены, а поскольку мир не так уж велик и все процессы в нем связаны, то нужно чаще встречаться, обмениваться мнениями, стремиться к взаимопониманию и сотрудничеству.

С новыми знакомцами расставались друзьями. Все присутствующие получили приглашение посетить известный политический клуб в Шотландии, а Дмитрий получил личные приглашения погостить в Швеции и Италии. Он в ответ пригласил ребят в Москву.

5. За монастырскими стенами

Первые же минуты пребывания на родине подействовали на Дмитрия как холодный душ. Недружелюбные сограждане торопливо бежали по длинным коридорам аэропорта. Никто ни на кого не глядит, не замечает, каждый сам по себе. Заденет – не оглянется. Да, еще одна загадка: только что эти молодые люди галантно распахивали двери перед дамами, подносили сумки. Улыбались. Что же здесь делается? Об этом тоже очень и очень хотелось подумать и обсудить с близким человеком, прежде всего, конечно, с Полиной.

Уф, наконец-то он дома. Полина, наскоро улыбнувшись, поспешила на кухню:

– Ты проголодался?

– Нет, я хорошо поел в самолете.

Ему не терпелось поделиться мыслями. Впечатлений от поездки было так много, что он сходу начал:

– Всем известно, что Евросоюз построен на принципах толерантности, но одно дело – узнавать что-то со стороны, другое – познать, почувствовать кожей.

– Любая информация, пропущенная через сердце и обогащенная личным опытом, приобретает новый смысл, – согласно кивнула Полина.

Она сосредоточенно смотрела на посудину с кофе. Заметив поднимающуюся ароматную шапку, ловким движением сняла турку с огня, разлила кофе по чашкам и села за стол напротив. На спокойном лице – приветливая улыбка, в глазах – внимание и неподдельный интерес.

Дмитрий улыбнулся своей мысли: «Какое счастье иметь жену-друга, единомышленника. Соратника…» и принялся рассказывать о том, что поразило его.

Прежде всего – вопросы, которым он не нашел объяснения: о диктатуре демократии, двойных стандартах, о стремлении к середине во всем, о негласных рамках толерантности и свободы слова.

– Удивительно, люди в современной Европе хотят знать закрытую информацию, но только ту, и в той мере, в которой эта информация укладывается в устоявшуюся для них картину мира. Они не хотят испытывать слишком сильных эмоций, им неприятно слышать о реальных ужасах войны, учиться на ошибках других они тоже не желают.

Повсюду кричат о свободе и сами загоняют себя в рамки искусственных идей.

Но ведь так очевидно, что любая искусственно созданная система не может долго существовать, а навязанные извне принципы разрушают не только социум, но и душу человека.

Чем больше он говорил, тем больше мрачнела Полина. Дмитрий не сразу увидел перемены в лице жены, а заметив, осекся и озадаченно спросил:

– Ты слушаешь? Может, тебе это не интересно?

– Представить себе не можешь, насколько интересно. Что такое западная цивилизация, я имею примерное представление, но что ты такой наивняк… Твои рассуждения недостойны цивилизованного человека. Да кто ты такой, какое имеешь право осуждать европейцев? Это их выбор, осознанный выбор, коллегиально принятое решение! Это их правила игры! И мне глубоко безразлично, искусственно они созданы извне или нет! Главное, эти правила обеспечивают своим гражданам легкое необременительное существование.

Полина говорила резко, временами переходя на крик. Дмитрий с изумлением смотрел на ее разом подурневшее лицо. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал, ему страшно захотелось спать.

– Смешно сказать: его заботит душевное состояние европейцев! Ха-ха! Кого это сейчас волнует? На Западе давно не мыслят подобными категориями, да и у нас тоже. Оглядись вокруг: почти все наши друзья, ратующие за духовное возрождение России, покинули страну и благополучно живут в безбожной Европе. Пора бы тебе снять розовые очки и наконец увидеть реальный мир!

Неизвестно, как долго Полина продолжала бы свою обличительную речь, Дмитрий очень скоро перестал различать ее слова.

Он понимал, что этот разговор сейчас надо прекратить, взглянул на жену и осекся: таким злым, неприятным, почти незнакомым она показалась: на бледном лице выступили красные пятна, на шее набухли вены, расширенные зрачки сделали светлые глаза почти черными. С тоской подумал: никогда не видел ее такой некрасивой. Возможно, он невольно произнес это вслух. Полина вдруг замолчала и, не глядя на него, тихо сказала:

– Вот что, нам надо пожить некоторое время врозь. Пожалуй, это единственная возможность сохранить наш брак.

– Даже так!? – Дмитрий провел ладонью по лицу. – Что ж, будь по-твоему.

Не говоря больше ни слова, поднялся и пошел к двери. В голове – только одно желание: лечь спать. Он машинально посмотрел на часы. Мысль о том, что успевает на «Красную стрелу», принесла некоторое облегчение. Он взялся за ручку чемодана; хорошо, что не успел его распаковать.

Полина вышла в коридор, произнесла с вызовом:

– Что за демарш? – Вглядевшись в лицо мужа, сказала мягче: – Ну правда, что за ребячество? Ты меня понял слишком буквально. Куда ты пойдешь на ночь?

– Мне надо по делам в Питер. Собирался туда на следующей неделе. Но… днем раньше, днем позже… Созвонимся!

Дмитрий открыл глаза. За окном мелькали пейзажи ближнего Подмосковья. Домой решил не заезжать, сразу же от вокзала взял такси и поехал в монастырь.

Отец Феофан встретил его светлой улыбкой, обнял, троекратно расцеловал. Не выпуская из своих объятий, вгляделся в лицо, обеспокоенно спросил:

– Что-то произошло?

– Да, потому и приехал. Как вы тут?

– Все слава Богу! Ну, пойдем в гостиный дом, поговорим. А может, сначала в трапезную? Там сейчас никого нет. Поешь, подкрепишься.

Завидев по дороге знакомого монаха, отца Арсения, Дмитрий поклонился и поздоровался. Тот оглянулся, внимательно посмотрел и, не сказав ни слова, быстро зашагал прочь.

– Что это с ним?