Мой бумажный замок. Литературные эссе

Что бурный Аквилон сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру; но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю…»

Ну и так далее, очень близко по тексту. Замечу, вопреки хронологии, что очень близко к Горацию изложил свою версию оды Валерий Брюсов, обратившийся к ней уже в 20 веке!

А вот старик Державин очень вольничал, он по сути уже подводил итог своей поэтической деятельности, сохранив, правда, последовательность повествования, заданную Горацием. Вот как происходит этот переход на славянскую почву:

«…И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь Славянов род вселена будет чтить.

Слух прОйдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;

Всяк будет помнить то в народах неисчетных,

Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о боге

И истину царям с улыбкой говорить…»

Не стану вслед за Державиным цитировать Пушкина, его «Памятник» многие учили в школе, а те, что похваляются на поэтическом сайте отсутствием навыков чтения, могут продолжать кричать о том, что Пушкин – плагиатор! Затрудняясь при этом уточнить, у кого же наш гений украл знаменитые строки? Между прочим, публикации своего стиха Александр Сергеевич предпослал эпиграф из Горация, прямо сообщив читателям, откуда пришла идея, так оригинально им воплощенная.

Уже после Пушкина тему памяти в умах потомков варьировали в своих стихах очень многие наши соплеменники, от Фета до Семенова-Тянь-Шанского. Уходили от первоисточника так далеко, что и ссылки не требовалось. Маяковского с его «Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на мраморную слизь…» и цитировать не надо, все помнят, что по убеждению поэта ему достаточно будет «построенного в боях социализма!» А вот Ходасевича цитируют редко, слишком пессимистичен был его стих.

Он краток, приведу его полностью:

«Во мне конец, во мне начало,

Мной совершенное так мало!

Но все ж я прочное звено:

Мне это счастие дано.

В России новой, но великой

Поставят идол мой двуликий

На перекрестке двух дорог,

Где время, ветер и песок…»

Надеюсь, вы поняли, что тема – неисчерпаема, широка, каждый может примерить на себя, если есть что сказать современникам о своей роли в развитии Поэтической Вселенной. Уверяю, плагиатом это не будет ни в коей мере. Успехов!

13. "Айвенго" и "Тарас Бульба"

Рыцарь, Лишенный Наследства, более известный читателям под именем Айвенго, разумеется, очень хорош, почти идеален, не случайно в него беззаветно влюблены две главные героини романа Вальтер Скотта – красавицы Ровена и Ребекка! Но по мне так гораздо мощнее, ярче, колоритнее выписан автором образ Черного Рыцаря, защитника угнетенных и обиженных, абсолютно равнодушного к славе и наградам, одинокого и самодостаточного! Нет в нем никакого искательства – ни защитников, ни соратников, ни прекрасной дамы, которой и можно бы рыцарю посвятить свои подвиги. При этом он легко находит общий язык со всеми, с кем сам захочет: с дворянами и крестьянами, забулдыгой-монахом и лесными разбойниками, где придется – ночует, что подадут – ест. А при этом еще и сочиняет замечательные песни, которые распевает, подыгрывая себе на старой арфе без одной струны, случайно оказавшейся в приюте отшельника! Наш человек, сочинитель-любитель, поэтическая душа!

После долгих сюжетных перипетий этого замечательного рыцарского романа (так осторожно обозначил жанр сам сочинитель, ни в коем случае – не исторического!) мы узнаем, что Черный Рыцарь не кто иной, как король Ричард Львиное Сердце. И держит он путь к трону, к власти, узурпированной младшим братом, пока Ричард пребывал в плену. Он снисходителен к отступникам и пленникам, которые подняли на него меч, готов рисковать головой, ввязываясь в освобождение захваченных путников злонамеренными феодалами – и всё ему удается! Даже в непримиримой вражде саксов и норманнов, пришедших править в средневековую Англию, он, норманн, держит нейтралитет,старается всех примирить, ведь ему править этой страной!

Как только имя названо, всплывает в памяти и точное время: Ричард Первый, участник третьего крестового похода, правитель Англии, ушедший из жизни в 1199 году (слава богу – нашей эры). Он известен действительно под псевдонимом Львиное Сердце, в самом деле, был могуч, храбр, искусен во владении оружием и конем, и даже (!!!) взаправду писал очень неплохие стихи! Но все, на чем держится сюжет романиста, сплошной домысел: невозможно даже представить братание короля-норманна с английскими свинопасами, разбойниками и даже патриотическими дворянами-саксами.

Ричард Львиное Сердце был неугомонным искателем приключений и авантюр, по причине своего воинственного характера он и кидался в крестовые походы! На это непрерывно тратил все собранные с подвластной ему территории налоги, пополняя опустошенную казну новыми поборами. Он для своей страны в этой своей страсти был страшнее, чем для каких-нибудь сарацинов! Да, в реальной жизни он был пленен, за него заплатили огромный выкуп, но в Англию он вернулся лишь за тем, чтобы снова ободрать ее, как липку, собрать новую экспедицию и ринутся на раздираемый войнами материк!

Кто из читателей пойдет собирать информацию про легендарного Черного Рыцаря, поэта в душе, благородного защитника угнетенных и друга разбойника Робин Гуда?! Ведь как хорош образ, созданный романистом!

Теперь рискну предположить, что мифы потому и долговечнее, что они ярче, сентиментальнее, колоритнее прозы жизни, это, если можно так выразиться, «попсовая» история. Кто станет читать про взаимоотношения Моцарта и Сальери, слушать и сравнивать их музыку, если известно же, кто кого отравил, мерзавец он этакий! Так и Ричард – остается в памяти читателя как образ демократичного рубахи-парня, братающегося с разбойниками, доброго и справедливого короля!

Я вовсе не против вымысла, и уж тем более – как можно возразить мифотворчеству, процветающему в веках, параллельно реальной, а часто – вовсе позабытой истории. Я о том, что писатель волен поступать с реалиями, как ему заблагорассудится. Напомню, что Пушкин, прежде чем написать прелестную «Капитанскую дочь», засел за архивы и даже написал «Историю Пугачевского бунта». Именно там, в исторических документах, Александр Сергеевич и нашел одного из своих героев – Швабрина. А уж казалось бы, зачем поэту пыль архивную глотать, события бунта еще живы были в изустных преданиях, ста лет ведь не прошло! Современник Пушкина Вальтер Скотт заглянул гораздо глубже – на полтысячи лет тому назад, наверное, еще и поэтому решил не буквоедствовать, кто их помнит достоверно, те крестовые походы и последствия их для Англии! Занятно, но напрашиваются на сравнение сюжетные линии таких разных произведений: в "Айвенго" настоящий король путешествует по стране инкогнито, намереваясь вернуть трон, захваченный обманом, а в "Капитанской дочке" проходимец выдает себя за царя, собирая рать бунтарей, чтобы с их помощью захватить власть! Что в итоге? А почитайте, кто не помнит историю!..

Не только Александр Пушкин был так взыскательно строг к себе в отношении исторической правды. Еще один замечательный пример – Николай Васильевич Гоголь. Прежде, чем написать такую яркую колоритную повесть как «Тарас Бульба», он тоже долго вникал в эпоху, сидел за архивами, перечитал исторические трактаты о формировании Запорожской Сечи и даже написал свой! Девять лет длилась работа над повестью, она подвергалась значительной переработке, а ведь главный герой Гоголя не был исторической личностью! Но для него важна была сама по себе Историческая правда. Вот что Николай Васильевич писал в статье «О преподавании всеобщей истории»:

«Всё, что ни является в истории: народы, события – должны быть непременно живы и как бы находиться перед глазами читателей, чтобы каждый народ, каждое государство сохраняли свой мир, свои краски, чтобы народ со всеми своими подвигами и влиянием на мир проносился ярко, в таком же точно виде и костюме, в каком был он в минувшие времена. Для того нужно собрать не многие черты, но такие, которые бы высказывали много, черты самые оригинальные, самые резкие, какие только имел изображаемый народ».

Все трое упомянутые мною писатели – современники, все – гениальны, все отражали избранную историческую эпоху своими изобразительными средствами. Им удалось потрясти читательское воображение. А уж стали ли эти романы и повести учебниками истории – дело десятое. Между прочим, после того, как царь прочел "Бориса Годунова" Пушкина, он посоветовал ему …переписать драму прозой, переделать ее на манер романов Вальтер Скотта, Бенкендорф уведомил Александра Сергеевича об этом высочайшем пожелании письмом. И хоть Пушкин был довольно высокого мнения об этом романисте, своего "Годунова" он ценил очень высоко. Помните знаменитое его восклицание: "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!" после завершения драмы? Целиком и полностью разделяю авторский восторг, где уж там Вальтеру…

Вы спросите, а с какой стати я взялась за «Айвенго»?

По электронке прилетел мне от сына список литературы, обязательной для прочтения за лето внуком, с вопросом: «Посмотри, что у тебя есть из этого?» Да все у меня есть! Собрала стопку – и уселась перечитывать, прямо с буквы А.

14. Муки после творчества

Может быть, вы думаете, что Матисс и Морозов совпали, когда русский купец покупал полотна французского фовиста? Да ничуть не бывало! Морозов, еще сильно сомневаясь в выборе фигуры для своей коллекции, заказал Анри три пейзажа. Художник тянул года два, пейзажи как-то не складывались, а тут еще появилась возможность махнуть в Марокко… В итоге он предложил русскому толстосуму три совершенно неожиданных сюжета: вид из окна, сидящая женщина, терраса. В письме долго и подробно оговаривал, как они должны висеть, составляя триптих, какого цвета рамки должны быть… И вообще жалко просто так отдать выстраданное дитя, хоть и по 8000 франков за штуку, давайте сначала выставим в Берлине! Кто знает, что их ожидает в России.

Примерно так же он вел переговоры с Щукиным о панно «Танец» и «Музыка»: очень волновался, где они будут висеть, как смотреться, оправдывался, что только мельком видел пресловутую лестницу в особняке заказчика (на самом деле к тому моменту он еще не бывал в Москве, путался от волнения!). У него даже появился термин «архитектурная живопись», с помощью которого он обосновывал жесткую привязку своих полотен к определенному месту конкретного помещения. Я-де и пишу не так, как Леонардо или Микеланджело, – плоскостями чистого цвета, чтобы полотно вписывалось в архитектуру, не довлея, не отвлекая зрителя психологическими изысками!

Он очень ревниво относился к последующей судьбе своих творений, в одном письме в музей пишет, что Щукин велел красной краской замазать у флейтиста признаки пола (!!!), надо взять тряпочку со скипидаром и аккуратненько стереть эту заплатку. Запрашивал у музея фотографии полотен, которые стали собственностью москвичей: как висят, хорошо ли освещены, что там рядом соседствует.

Француз не одинок в своих переживаниях. Наш Верещагин, продавая свои полотна по немалой цене, ставил условие, чтобы они не выставлялись вместе с работами других художников, да и потом, после продажи, чтобы собственники их никогда не разобщали! Третьяков, не очень большой поклонник его живописи, устрашенный этими требованиями, даже обещал ему построить отдельное здание для собрания полотен баталиста! Ну, как-то не сложилось.

Думаете, только поэты ищут особые средства для выражения чувств? Сколько существует живопись, столько художники экспериментируют с красками, Альбрехт Дюрер чуть ли не пешком из своего Нюрнберга отправился в Италию, чтобы посмотреть, как там мастера готовят краски, сколько и какого масла добавляют, чтобы изображение не старело. Матисс об этом в своих письмах заказчику пишет очень пространно, завидуя Ренуару, который «брал две трети макового масла на одну треть терпентина», и у него спустя и 20 лет краски выглядят, как будто вчера положены!

Сам же Матисс в своих плоских композициях чистого цвета явно чего-то не предусмотрел. Недавно директор Эрмитажа Михаил Пиотровский сетовал, что из-за непрочности красочного слоя панно «Музыка» и «Танец» не рекомендуется посылать куда-то на выставки, могут осыпаться.

Так вот и мечутся между "произвести неизгладимое впечатление" и "остаться в веках"!

Вовсю экспериментировали и наши художники, А.И. Куинджи – самый яркий пример. Его полотно «Лунная ночь на Днепре» так поразило зрителей, что они искали подсветку с обратной стороны. А мудрый Крамской, предвидя скорую катастрофу и сокрушаясь о ней, предлагал… сделать подробную опись чудесного полотна, дабы зафиксировать иллюзорную красоту хотя бы на словах! Сканера то еще не было.