Чей-то зов

Савелий закурил и, всем видом выражая несогласие, посопел, потоптался, поскреб в голове – жалко ему было красивую молодую деваху, натерпится ведь, – махнул рукой и пошел в поселок.

Из лодки река показалась очень широкой. Первые метры дались с трудом, лодка крутилась, как ложка в масляной каше. Илья с трудом выводил её на середину реки, там поспокойнее. В какой-то момент потянуло свежаком. Порыв ветра промчался, как будто это был взмах огромного меча. Долбленку играючи развернуло и потащило вниз по течению к оставленному берегу. Илья изо всех сил сдерживал её неуправляемый сплав и даже вернул на прежний курс. Подоспевшие атаки ветра превратили реку в кипящий котел. Тяжелая вода ходила бурунами. В минуты затишья Илья, выбиваясь из сил, правил лодку к берегу. Расстояние заметно сокращалось.

И вдруг всё стало меняться, как в кино с применением спецэффектов. «Вытеснение», «наплыв» и «затемнение» происходили на глазах. Черная туча стремительно закрыла оставшуюся светлую полосу, берег едва угадывался, послышался мощный далёкий гул и запахло гарью. В лодке было полно воды. Оставшиеся десять метров дались неимоверно трудно, но помог новый порыв ветра, лодку перевернуло и выбросило на берег.

Узкую полоску прибрежного песка захлестывали остервенелые волны. Оставаться здесь было опасно. Освободив ружьё, Илья крикнул Ольге: «Не отставай!» – и побежал под прикрытие громадных пихт. Бежать не получалось. Через завалы бурелома им удалось продвинуться всего лишь до первых деревьев, когда стало ясно, что идёт пожар. Уже всё обложило красным. Ветер раздувал громадные факелы и ломал деревья, как спички. Шум и треск падающих горящих громадин ужасал натиском и неправдоподобием происходящего. Прижавшись к огромному стволу, Оля ждала пробирающегося к ней Илью. Мимо, к реке, бежали обезумевшие лисы, олени. На её глазах зайца придавило веткой поваленного дерева, и уши свербил его предсмертный, почти человеческий крик.

Появившийся Илья жестами указывал на реку. И в этот момент она увидела, как пылающее дерево с треском рухнуло рядом с мужем. Еле удерживаясь за ветки, закрыв лицо мокрой шапкой от нестерпимого жара, она метнулась к тому месту, где только что видела его. Ильи там не было. Мысль о самом страшном промелькнула и заставила удостовериться. Жар и дым вызывали кашель, в голове мутилось. Увидев лису, рыскающую в поисках выхода, Оля на четвереньках устремилась за ней. Только одна мысль «Все будет хорошо. Мы спасемся» безостановочно билась в сознании.

Последнее, что запомнилось: почти на берегу она проскочила через завесу пламени. Вспыхнули волосы, Оля сдёрнула мокрую куртку и натянула на голову. И вот она, река. По ней плыли выбегающие из леса животные. Ольга пила воду, лила её на руки, обгоревшую одежду, когда подошёл Илья. Видно, у него совсем не было сил, одна рука была обожжённой, он опустился на песок, и его тотчас обдало водой.

– Как ты, Оля?

– Молю Бога. Мне очень страшно.

Отдышавшись, Илья предложил передвинуть лодку повыше и залезть под неё. В рюкзаке было немного одежды. На удивление её защитил брезент. Переодевшись и отжав мокрое, они смогли продержаться ещё полчаса. Свернулись калачиком, стараясь согреться. Говорить не было сил. Ветер утих.

Обратный путь пугал их, но выхода не было. На противоположном берегу они различили небольшую группу людей. В отсутствии ветра сгустившийся дым ухудшил видимость. Слезились глаза, дыхание перехватывало.

– Надо плыть, пока тихо. Помогай!

С трудом столкнули лодку на воду. Илья работал веслом, как одержимый. Они уже были на середине реки, когда увидели идущий к ним баркас. И тут совсем небольшой порыв ветра опрокинул лодку, оба оказались вначале под ней, а в следующий момент, вынырнув, увидели её рядом. Ольга в тяжелой одежде пошла ко дну, но скоро почувствовала: Илья схватил её за воротник и потащил на поверхность.

– Держись за меня, они близко, нас спасут.

– Я тяжелая, отпусти. Если я повисну на тебе, мы утонем, – мысли приходили простые и ясные.

– Разожми руки, хватайся за лодку.

Илья притиснул Олю к борту и стал разжимать её пальцы. С большим трудом ей удалось уцепиться. Илья поплыл к носу, чтобы лодка не кувыркнулась снова. Течение несло их мимо поселка. Эвенки, рискнувшие выйти на помощь на стареньком баркасе, с неимоверными усилиями, боясь оказаться в ледяном крошеве (никто, как после оказалось, не умел плавать), перегрузили их на свою посудину, едва живых. Совершенно обессиленных несли на себе до самой амбулатории.

В помещении было тепло. Фельдшерица, немолодая женщина, явно нервничала – громко и бестолково руководила помощниками. Спасённых раздели, с ног до головы растёрли спиртом, тепло укрыли, обернули специальной плёнкой обожжённую руку Ильи.

Ольга, убедившись, что они вне опасности, погрузилась в забытьё. Вокруг теснилось множество событий одновременно: её, погруженную в ледяное крошево, стремительно уносило течением. Она слышала вновь и вновь, что сказал Илья, оказавшись на берегу:

– Оля, я научу его не бояться.

«Его» – это ребенка, сына, – решила она. Согласилась.

– И правильно! – сказала. И вновь утонула в тенётах сна.

Когда подоспел чай, их почти насильно подняли на высокие подушки, будили, хлопая по щекам. И когда они открывали мутные, с краснотой глаза, им вливали большими ложками отвар трав – необходимо было согреть изнутри побывавших в ледяной купели.

– Вам поправиться надо, жизнь – вон она какая огромадная и интересная, – будто своих детей, уговаривал их Савелий. Спирт размягчил его до слез:

– Сколько натерпелись, бедолаги, – всхлипывал он, закрывая рот большой ладонью с извитыми венами. И затенял над спящими свет, на товарищей шикал: – Громкость убавь! Люди с того света вернулись. Оченно там страшно было.

Спасатели и сами изрядно продрогли и устали. Попивая спирт с горячим чаем, они возбуждённо переговаривались, не переставая удивляться, как этой парочке удалось остаться в живых. Решили, что Бог им помог, принесли дров на всю ночь и ушли. Савелий отпустил фельдшерицу домой, вызвавшись подежурить. Скармливая очередные дровишки пламени, рассуждал:

– Кто-то из вас, ребята, причинил другому горькие страдания. И вызвал возмущение в природе. Всё в мире связано. Всё. Всё.

Оле снился огонь, но не тот, что пожирал деревья и животных. Она чувствовала ласковый, греющий огонь Солнца, огонь, спящий в поленьях, огонь земли, что даёт силу растениям и наливает плоды тёплым соком. Она видела его игру в кристаллах, в воздухе. Её маленький зародыш с искрой жизни в сердце нёс самую тонкую его квинтэссенцию. Любовь. Она навеки связала их силой, которая движет Вселенной и создала всё – от молекулы ДНК до атомов и звёзд. Всё. Всё.

Капкан.

На часах пять утра. Птицы заливаются где-то внизу, у земли. Ещё совсем недавно он мог, если бы захотел выйти из отеля и спуститься в сад, посмотреть на певунов. Ни разу в жизни такого желания не испытывал. Почему именно сейчас, когда припёрло?..

– Как припёрло, так и сгинет. Бабки на худой конец есть. Врачи как суслики вчера выстроились. Но боли, подлецы, не сняли. Трамал против грызущего пса! О!!!!!!!б!!б!!!

– Машкаааа! Да заткнись ты!

Новенький костыль, прислонённый к кровати, летит по диагонали через комнату и упирается в полуоткрытую дверь спальни напротив. Грохот на весь респектабельный пятизвёздочный «Шангри-Ла». Путаясь в воланах кружев, стараясь не наступить на белую пену, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы, Машка спешит, бежит на помощь, повторяя:

– Что случилось-то, Вов?"

– Храпишь как отбойный молоток, нервы не выдерживают.

– Вовчик, ну что ты злишься, это ж физиология.

– Не физиология, а зоология натуральная.

– Ну, ладно… Что звал-то? Укол еще рано…

– Сам знаю… Давай живенько шампусик и к нему что там … сыр фрукты, и позвони пусть поменяют бельё, пот – ручьём, лежу как в болоте.

Боль нарастала. Некто невидимый беспощадно грыз, старался разворотить большой палец ноги. Никогда ничего подобного сорокапятилетний Вован не испытывал. Всего лишь палец.  Но боль адская, будто попал в капкан. Сознание мутится, выпускает тяжёлые волны ярости. Рука сжимает пульт, и как на гашетку, жмёт на кнопки… Находит мятущегося среди потока машин супермена, направляющего огненный ливень на всё, что несёт поток жизни.

Потный, матерящийся от боли, он с трудом садится и обхватывает ступню ладонями, пытаясь понянчить её, высмотреть, где прячется чудовищный монстр. Новая атака скручивает тело. Самовольные слёзы мешаются с потом и нет сил промакнуть липкую слизь. На мгновение боль отступает. Вован настороженно прислушивается, что происходит внутри.

В возникшей пустоте падают и эхом разносятся давно отзвучавшие слова:

– Ешь кашку, ты же хочешь быть сильным и непобедимым?!

– Хочешь вырасти мужиком, как папа-а- а- а?! Давай уплетай- ай- ай!

– Бууууду, только деньги в копилку хочуууу!

– Вот съешь и дадим твой свинье денег.

После каждого кормления мальчик уединялся с копилкой, открывал   дверцу в подхвостье свиньи и считал накопленную мелочь. Всякий новый продукт мальчик оценивал по своему прейскуранту. Мясо он ел с видимым удовольствием, но нашёл причину провести его по высшей шкале оплаты.  Хоть и полезный, и вкусный продукт, но жевать… трудно и долго.  Вкусовые пристрастия расширялись. Он рос и развивался быстрее многих сверстников.

Накопление денег в столь юные годы стало любимым увлечением. Способный мальчик переигрывал во дворе доминошников, сражался в шашки и шахматы, в карты и даже помогал разгадывать кроссворды исключительно за вознаграждение. Ставки он назначал грошовые. Увлекал азартом, шутками и прибаутками, усвоенными здесь же, за дощатыми столами.

Его своеобразный дар с четырёх лет служил   волшебным ключиком и открывал все двери. Перекормленный, обложенный жирком, в школе он, как водится, получил кличку «Толстый». Расположение одноклассников Вован оплачивал всё из той же шкатулки.

Множество мелочей, просто необходимых в период гормонального взрыва подростков, он знал как опытный менеджер. Поэтому покупал спрайты, пепси-колы, жвачки и зажигалки… Тихо, в нужный момент, делился.  Деньги, бывало, давал, без отдачи, когда видел, что они нужны именно сейчас. И всё это не афишируя. Так что кличка Толстый не прижилась. Звали Вованом и во все компании принимали.

Прошедшая без осложнений школьная жизнь плавно перетекла в институтские аудитории. Одновременно с защитой диплома юриста Вован открывал свой первый в областном городе супермаркет "Маруся", предусмотрительно назвав его именем сокурсницы, своей молодой жены. И, как потом оказалось, супермаркеты местного финансового гения не знали конкурентов.