Жребий брошен

– Антоний красавец, богач, знатный, любимец Цезаря, холостяк…

– Он интриган… Он послал к германцам принцепса аллоброгов, все это говорят.

– Так это принцепс Валерий? Так?.. Он тоже недурен и богат.

– Нет, не Валерий. Какое странное лицо сделалось у меня, Адэлла! С этой прической точно вовсе не Маб, а другая там, в зеркале… как странно!

– Кто же твой жених? Я уж, кажется, назвала всех. Не знаю, на кого подумать…

– А хвасталась отгадать!

– Плутовка! Ты скрывала от меня свой секрет… полно притворяться! Принцепс аллоброгов – больше некому быть твоим женихом. Ха, ха, ха! Оттого-то принцепс избегал моей таверны… вот оно что! Он бегал от меня, чтобы не выдать секрет моей подруги и не попасть под кулак Думнорикса, ха, ха, ха! Серьезный, грустный, беспрестанно у Цезаря по делам… и Маб моя грустит… и Маб у Цезаря вечера проводит… славная парочка!

– Валерий хорош… да… но…

– Конечно, хорош… Чу!.. Я слышу его голос… Маб, Валерий пожаловал сюда… пойдем, ты совсем готова; только я опасаюсь, что римлянкой ты ему не понравишься, хоть мое платье довольно складно сидит на тебе, но оно коротко…

– Оставь! Не пойду… я не люблю принцепса.

Но Адэлла потащила дикарку за собой в залу таверны, куда только что вошли Валерий и Фабий.

Глава VII

Гром разражается над головой виновного сотника. – Разиня с медвежьей шубой вязнет в болоте

– Я подожду здесь, – сказал принцепс, – а ты окончи, пожалуйста, скорее твое свидание и пойдем к Цезарю.

Фабий, взволнованный и сердитый, хотел идти в комнату, где жили его дети под надзором рабыни, но остановился внезапно, увидев женщин на пороге их спальни. Адэлла с громким хохотом тащила за собой Маб в римской прическе и платье, упиравшуюся руками и ногами в дверные притолоки, гримасничавшую и вопившую; наконец, она вытолкнула сконфуженную дикарку в залу, загородила собой дверь, и, не замечая Фабия, прокричала:

– Доброе утро, принцепс Валерий! Сюда!.. Скорей!.. Не дай нашей пленнице убежать!

Валерий, не поняв в чем дело, схватил Маб.

– Что у вас тут вышло? – спросил он с досадой. Адэлла расхохоталась еще громче.

– Королева выдала твою тайну, трезвый моралист, избегатель таверн! Теперь я знаю, для кого ты копил деньги, не пил и не играл, знаю, почему мое заведение казалось тебе хуже других… Что ты глядишь на меня так сердито?.. Не съем тебя, ха, ха, ха!

– К чему эта болтовня, Адэлла! – возразил он. – Я с тобою не заигрываю, и между мной и королевой Маб тебе ничего не устроить такого, что удалось относительно тебя с кем-то.

– Ты сохранил мою тайну, принцепс; сохраню и я твою. Услуга за услугу, но ты не заметил превращения… взгляни на Маб! Как она тебе нравится?

– Что ты с ней сделала, Адэлла?! К чему этот маскарад?

– Для тебя.

– Для меня?! Я и Маб…

– Что же я болтаю! Тут кто-то еще есть.

– Это Люций Фабий; поди к нему, а я посижу тут на лавке. Мне вовсе не интересно видеть Маб римлянкой. Уведи ее в ее комнату.

– Что за повелительный возглас – уведи! Не хочу и не уведу… Здесь Фабий – тем лучше.

– Уйди, королева! – закричал принцепс на дикарку; лицо его побледнело от предчувствия беды.

Маб, испуганная криком Валерия, бросилась к двери, но Адэлла снова загородила ей дорогу и насмешливо обратилась к обоим мужчинам:

– Эх, влюбленные! Вы трусливы, как зайцы… шороха боитесь! Чего ты перетрусил, принцепс? Я не Ариовист германский, не поступлю вероломно, ха, ха, ха! Здравствуй, Фабий, иди сюда! Ты не предатель, друга не выдашь. Я все узнала, принцепс, полно тебе сердиться! Или невесте не к лицу прическа? Фабий, принцепс – жених нашей милой Маб.

– Это тебе устроить не удастся, Адэлла, и твоя дерзость ни к чему не поведет! – вскричал Валерий гневно. – Пусти королеву в ее комнату.

Он грубо оттолкнул маркитантку, приказывая Маб удалиться, но дикарка, увидев Фабия, не пошла, а стояла упрямо на своем месте, ожидая, что тот ее защитит от грубости своего приятеля.

Фабий глядел куда-то в сторону, ничего не видя, точно школьник, застигнутый на шалости.

Оставив сердитого принцепса, Адэлла подбежала к Фабию и, указывая на Маб, заговорила:

– Разве она хороша в этом превращении? Я ее предупреждала, что римская прическа ей не к лицу. Она не слушалась. Взгляни, какая смешная она стала! Потеха! Точно ощипанная утка, ха, ха, ха!.. Это ей не идет, и принцепс надулся. Вот что без тебя у нас сотворилось – ты воевал, а мы сватались.

– Да… Валерий прав… римская прическа ей не идет, – вымолвил Фабий, с трудом дыша от нервной лихорадки, – вели ей уйти, Адэлла! Она тебе сказала, что Валерий ее жених?

– Я сама догадалась об этом…

Пока они переговаривались, принцепс еще грознее шепотом сказал дикарке:

– Я приказываю тебе удалиться… Прочь отсюда сию минуту!

– Приказываешь? Прочь? Мне сам Цезарь не приказывает, – гордо возразила она, и ее очи сверкнули гневом, – я привыкла слышать даже от Цезаря только просьбы, а не приказы… Дочь вергобрета гельветов и вдова вергобрета эдуев принцепсу аллоброгов не раба.

– Так я умоляю тебя, удались, королева Маб! Заклинаю всем святым… твое счастье… твоя любовь… ты все, все погубишь… ради Цезаря, ради Фабия, ради тебя самой… я знаю, что говорю… уйди!

– Ради Фабия?

– Уйди! Я знаю все! У Фабия от меня нет тайн; он рассказал мне, что было вчера между вами… Молчи, Маб! Ах!.. Куда ты?.. Стой!

Но Маб уже порывисто бросилась к сотнику и заговорила:

– У тебя от принцепса нет тайн… Почему же ты требовал, чтоб я имела секреты от моей милой Адэллы? Принцепс знает, пусть знает и Адэлла, что я твоя… твоя навеки… твоя невеста.

Она повисла на шее сотника, но тот оттолкнул ее, говоря:

– Безумная!.. Никогда!

– Не бойся Адэллы, мой милый… Адэлла все честно таила, что я доверяла ей… Она не продаст.

– Маб! – воскликнула маркитантка в ужасе, схватив подругу за руки.

– Я говорю правду… Фабий – мой жених.