Осенняя сказка

– Тебе, что, прямо сейчас приспичило выяснять?

– Достали уже эти непонятки.

– Раньше ты радовалась, что денег прибавилось.

– А я тебя подрабатывать не заставляла. Сам пошел.

– Теперь, похоже, ты овцой прикидываешься, – сбив пепел, вздохнул Иван. – Думаешь, мне такая жизнь по кайфу? От нее либо напиться, либо повеситься хочется. Я выбрал третье.

– Детей у нас нет, потому дурью и маешься.

– И, слава Богу, вот тогда бы я точно с ума сошел.

– Да объясни ты толком что-нибудь! – вспылила Лидка. – Что я не так делаю?

– Ты ме-ня не лю-бишь, – глядя ей в глаза, ответил Иван.

– С чего ты взял? – словно пойманный с поличным вор, съёжилась Лидка.

– Люди обычно это чувствуют.

– У меня постельный опыт небогатый. Надо было шлюху найти.

– Не знаю, богатый или нет, но он у тебя был. Чтобы женщине проявлять свои чувства, вовсе необязательно быть шлюхой. Проблема в том, что тебе и проявлять-то нечего.

– Мне просто отвечать не на что. С твоей стороны особой пылкости тоже не наблюдалось.

– Что тебя и вполне устраивало. Ванную плиткой обложить, машину купить, ребенка завести. Зачем? Чтобы ребенок вместе с нами мучился?

– Я раньше все чего-то ждала, – опустив голову, тяжко вздохнула Лидка. – Думала, купим стенку, ковры новые, хрусталь, и жизнь красивее станет.

– Радуйся, я тебе не мешаю.

Задумалась Лидка. Старалась, старалась, и что? Вот и вся благодарность.

– Ловко же ты меня, – протяжно произнесла она и добавила, – жить со мной плохо, а разводиться не собираешься. А отбрось твои слова, и… что? Погулять тебе хочется! И не можешь ты не понимать, что когда-нибудь, да перехочется. Если жена не дура – поймет. А не устаивает – скатертью дорога. – Лидка молниеносно сунула ему под нос кукиш. Ее возбужденный мозг перестал уже что-либо контролировать, и Лидка, сама того не замечая, перешла на крик. – И не надейся! Не выжить тебе меня отсюда до смерти! Одна комната мне по закону положена! – орала она вне себя от гнева.

Какое-то время Иван с каменным выражением лица слушал ее обвинения, потом тихо ответил:

– Ничем ты меня не удивила, – вздохнул он, покачав головой. – С этого ты начала, этим и закончила. С чего вдруг ты делить вздумала? Тебе в двух плохо?

В пылу разгоревшихся страстей они не услышали шаркающих шагов за дверью. Увидели только, как дверь тихо открылась и на пороге в халате поверх ночной рубашки с усталым изможденным видом застыла свекровь. Лидка с Иваном замерли, словно привидение увидели. Но свекровь, похоже, не собиралась объяснять причину своего появления, считая, что это понятно и без слов.

– Да что же это творится?! – всплеснула она руками. – Да чего же вы нормально ужиться не можете?! – грозно сверкнув глазами в сторону сына, продолжала она. – Ты чего это чудить вздумал? Чем тебе жена плоха? Не я тебе ее выбирала, сам выбрал. Вырастила на свою голову. И так для вас, и сяк для вас. Привыкли на всем готовом! – она снова всплеснула руками, раскачиваясь всем своим грузным телом. Но вдруг, словно очнувшись, гневно закричала: – Дом мой делить вздумали?! А вы его строили?! Я вам покажу, что кому полагается! Жить сперва научитесь, работнички! Дождалась помощи на старости лет! Не бросишь свои гулянки, сам отсюда вылетишь! – крикнула она сыну и впилась взглядом в онемевшую Лидку. – А ты дурить вздумаешь, к тетке отправишься! Вот ей и расскажешь, что тебе полагается! Привыкли, что мать одна за всех думать должна! А обо мне кто подумает?! Что смотришь? Сама – ни кола, ни двора, а туда же! Комнату ей подавай… Комнаты-то мои! А я тебя замуж не звала! И спасибо скажи, что мое пять лет ела, и ни разу я тебя куском не попрекнула! – бросив на прощание гневный взгляд, свекровь махнула рукой. – Да живите вы, как хотите! Вот, что складывали на свою машину, то и делите. Я от вас за эти годы много видела? Со мной вы не делились, только от меня тянули, – хлопнув дверью, она скрылась в гостиной.

Шарканье ее шагов постепенно отдалялось, а потом и вовсе стихло. Ни звука не доносилось с ее половины.

– Не надо опускаться до хабальства, – Иван исподлобья стрельнул в жену хмурым взглядом.

– Какая есть, – огрызнулась Лидка.

– Глупо.

– Может, ума у меня и нет, но сердце-то болит, – припечатала Лидка и, укрывшись с головой, повернулась к мужу спиной.

До чего же тоскливо было на душе. Видно, не прижиться ей здесь. Не была она здесь хозяйкой и никогда не будет. Готовь, что мама скажет, делай, что мама хочет. И машина эта им зачем? Чтобы маму на базар возить. А так оно и будет. За все пять лет только раз на море побывали. Ела бы она каждый день дармовое, как же, если бы не ее руки.

Странно все поворачивалось. Еще вечером у Лидки и в мыслях не было обвинять свекровь в своей не заладившейся семейной жизни. А сейчас получалось, что та во всем виновата. Обида на слова эти так все повернула. Ни кола ни двора… Эти жестокие слова так болели, так ныли сейчас в Лидкиной душе своей правдивостью. В чем она виновата? Да в том-то и виновата, что ни кола ни двора не имела. Как говорится, каждый сверчок знай свой шесток. И все пять лет ее труда и усердия придавил один единственный этот факт. Так оно было, так и дальше будет. Как же, вылетит сыночек из дома своего… Для него мать эту домину и стерегла. А ты сиди и не высовывайся. А попробуешь, так мигом тебе место укажут. И уйти, не уйдешь. Идти-то некуда.

Зацепившись за эту мысль, Лидка отчаянно принялась искать выход из этой безнадежной ситуации. Такой уж она была. Или такой ее сделала жизнь? Какая разница? За нее-то подумать было некому. Как дворняга… Не повезло ей с родословной. Это таким, как Иван да Соня доставался кусок пожирнее. А дворняга и косточке рада. Так было всегда. И глупо скулить по этому поводу.

За пять лет семейной жизни это была, пожалуй, самая серьезная размолвка. Всякое в семье случалось, но чтобы такие слова прямо в глаза бросать… Видно, свекровь и сама уже видела, что из их жизни проку не будет. Вот и защищала сейчас свое добро от голи перекатной.

Какую силу имеют все-таки слова! Ведь именно они выражают мысли и чувства. Ничто, пожалуй, не смогло бы заставить Лидку изменить сейчас свое решение. Сегодня ее загнали в угол, породив в ней тем самым одно единственное желание – вырваться из него.

«Ничего, пусть поживет муженек один, пусть попробует! Привык, что она все время под боком, как пионер – всегда готов! Да и свекровь еще пыл поумерит. Куском своим она не попрекает… А о том, что помыкала невесткой как хотела, не вспомнила. Безвыходных ситуаций не бывает. И мы найдем. Только поискать хорошенько надо. Постараемся, куда нам спешить?» – в темной тишине прыгали Лидкины мысли. А самолюбие-то от этих мыслей так и тешилось, так и тешилось! А как же? Задевать его есть кому, а кто же его, бедное, кроме Лидки самой утешит? Наконец, утешенное да обласканное, оно спокойно вздохнуло и расслабилось. Время-то было позднее, да и самолюбие не железное. Тоже спать хотело.

Глава 4

Проснувшись, Лидка немного понежилась в теплой постели. Так не хотелось выпархивать из теплого гнездышка и лететь… на эту чертову работу.

Вдруг внезапная мысль словно окатила ее ушатом холодной воды, словно пронзила острой стрелой. В памяти всплыла вчерашняя ссора и решение, которое она повлекла за собой. В последнее время она привыкла просыпаться с чувством безнадеги. Мощно вырвавшаяся вчера обида сейчас отступила, оставив неприятный осадок.

«Ничего еще не потеряно», – успокаивала себя Лидка.

Иван спал, зарывшись лицом в подушку. Лидка нажала на кнопку будильника. Надев халат и обув шлепанцы, она пошла в ванную.

Свекровь с неприступным видом гремела у плиты кастрюлями. Но Лидка-то понимала, что этот вид был всего лишь оборонительным щитом, за которым скрывалось чувство обыкновенной неловкости. Потому и произнесла как обычно:

– Доброе утро.

И свекровь как обычно ответила:

– Уже проснулась? – была у нее такая привычка, задавать бесполезные вопросы.

Ощущение натянутости все же мешало им продолжить утренний разговор. Лидка взялась было варить кофе, но первый шаг к примирению был сделан – кофейник оказался полон. Можно было бы поблагодарить, но если начнут расшаркиваться друг перед дружкой, только хуже будет.

Надев старую болоньевую куртку, сунув туфли в глубокие калоши, свекровь вышла на веранду, впустив в теплую кухню холодную струю воздуха.

Лидка поежилась. Налив кофе, она села за стол и уставилась в окно. Машинально помешивая сахар, она созерцала серое осеннее утро. По небу плыли тяжелые свинцовые тучи. Резкие порывы ветра немилосердно терзали пожелтевшую листву. Она не любила утро в любое время года. По утрам она всегда ощущала душевную тяжесть, а вечера, наоборот, пленяли ее своим очарованием. Видно, так уж она была устроена. Попивая кофе и ощущая, как с каждым новым глотком вливается в нее живительная сила, Лидка сознательно старалась растянуть эти минуты.

– Одевайся потеплее, – донесся с веранды голос свекрови. – Ветер с ног так и сбивает.

– Хорошо, – ответила Лидка, приводя себя в порядок.

И этого она не любила. В молодости хотелось эффектно выглядеть. А сейчас от этого желания остались жалкие крохи – не выглядеть бы хуже других. Надела теплый голубой свитер, узкие черные брюки, так сяк подкрасилась, прошлась расческой по волосам – и порядок.

Как обычно, бросила на ходу: