Приключения в стране тигров

Мальчик примчался со всех ног и прямо кинулся к водоему.

Фрикэ без церемоний ухватил его за штанишки со словами:

– Стойте, господин! Вы все утро сосали, как из рожка, воду с кофе, я вам ничего не говорил, а теперь погодите. Я не хочу вашей смерти. Ужо вместе напьемся.

Тяжко было ждать. Но вот прошли томительные минуты, и оба друга утолили жажду, от которой горело все их нутро.

Жажда прошла – начался голод.

Что бы такое съесть? Пойти поискать какой-нибудь дичи.

Фрикэ долго бродил по лесу, но ничего не попадалось. Вдруг взгляд его упал на лужайку, на которой паслось целое стадо слонов.

– Слоны! – вскричал он, вытирая платком потное лицо. – Чего же лучше! Я бы довольствовался и меньшим – например, косулей, зайцем, фазаном, и даже павлином. Слон весит четыре тысячи килограммов. На завтрак двоим этого чересчур много. Жаль убивать. Но с другой стороны, что же нам делать? Не умирать же с голоду. Вот там ходит большой серый самец. Подстрелим его.

Парижанин пополз по траве к стаду. Слоны не могли его почуять, потому что он был с подветренной стороны.

Вдруг все стадо, охваченное непонятной паникой, покинуло пастбище и галопом помчалось в лес, на опушке которого находились Фрикэ и Яса.

Оба спрятались за дерево, потому что стадо неслось подобно смерчу прямо на них.

Слоны пробежали всего шагах в двадцати от них, не больше. Фрикэ мог свободно прицелиться в того, которого себе наметил.

Он спустил курок как раз в тот момент, когда серый слон повернулся к нему плечевой впадиной. Стрелок видел, как вслед за выстрелом толстокожий великан тяжело рухнул наземь.

– Обед у нас есть, а слона все-таки жаль. Бедный! Даже не вскрикнул.

Глава XIII

Сам Фрикэ, с тех пор как стал использовать ружья крупного калибра, еще ни разу не видал таких ужасных последствий выстрела.

Притом стрелял он не из винтовки калибра 8, выбрасывающей пулю «Экспресс» при семнадцати с половиной граммах пороха, а из гладкоствольного ружья. Правда, это ружье того же калибра, и хотя пуля у него круглая, но зато из твердого металла, весом в 65 граммов, при таком же, как у винтовки, заряде пороха, то есть в семнадцать с половиной граммов. При таких условиях сила выстрела должна быть громадна на небольшом расстоянии. При начальной скорости полета 440 метров в секунду живая сила удара равняется 2048 килограммам. Получив такой удар, слон, конечно, должен был погибнуть.

В несколько прыжков Фрикэ пробежал двадцать метров, отделявших его от убитого животного.

Слон, получив удар, свалился головою вперед, вероятно, потому, что его передние ноги подверглись параличу раньше задних. Длинные бивни, на которые всей тяжестью навалилось тело, глубоко вошли в землю, и один из них сломался у основания. Хобот пригнулся ко рту, наполненному кровью и землей. Глаза были открыты, веки не двигались. Бока не вздымались от дыхания, только по складкам кожи едва пробегали мелкие судороги. Позади левого плеча виднелась круглая дырочка, из которой струилась алая кровь.

– Пуля пробила сердце, – сказал Фрикэ. – Не хвастаясь, скажу: выстрел замечательный… Бедный слон! Не будь мы так голодны, я тебя убивать не стал бы. Но какой странный цвет! Я такого не видал никогда. Точно пеклеванное тесто с серым войлоком.

Фрикэ вынул тесак и приготовился вырезать из этой горы мяса себе кусок на обед, как вдруг послышалось лошадиное ржание, яростные крики скачущих людей и характерный топот бегущих слонов. Парижанин увидел, что окружен всадниками на конях и двенадцатью вьючными слонами. Из них лишь на двух были гауды, а на остальных седла.

Слоны остановились по знаку вожатых. Охотники проворно спрыгнули с седел, а важные персоны, сидевшие в гаудах, степенно спустились по выпущенным шелковым лесенкам.

Все бросились с криками горя и отчаяния к мертвому слону. Некоторые рвали на себе одежду, царапали себе грудь, даже лицо.

«Кажется, я совершил важный проступок, – подумал про себя Фрикэ. – Но отчего же было не выставить доски с надписью: „Охота запрещается“»…

– Эй, вы! Прочь лапы. Я не люблю, чтобы меня трогали. Вас ведь тут только два десятка.

Охотники справедливо предположили, что Фрикэ и есть убийца слона, хотя и совершивший преступление по неведению. Они приближались к нему, чтобы схватить.

Сунувшийся раньше других получил удар в живот ногой и упал навзничь.

Крики усилились. Один слоновожатый, проворный, как обезьяна, в свою очередь, бросился на Фрикэ, который прислонился к дереву и повернулся лицом к толпе. Француз вытянул левый кулак и хватил им слоновожатого прямо по лицу. Тот также свалился с разбитой физиономией.

– Вот и два, – проговорил насмешливо Фрикэ. – Из ружья стрелять в них я не могу – это только усилит мою вину!

Сунулись – третий, четвертый – всех постигла та же участь.

– Желтомордые дураки! Совсем тактики не знают! – насмехался Фрикэ. – Чтобы им всем сразу напасть, а не поодиночке?.. Ай, попался!

Бирманцы тихонько подвели к дереву одного из слонов, поставили его сзади Фрикэ, и по команде вожатого слон вытянул хобот, обхватил им парижанина и поднял в воздух, как мальчик поднимает мышь.

Несколько мгновений слон раскачивал его над землей метрах в четырех, как бы спрашивая: «Не хватить ли его о дерево?»

Вожатый сделал ласковый знак и что-то сказал. Слон тихо опустил Фрикэ на землю или, точнее, на дюжину протянутых рук. С удовольствием дал бы парижанин встряску этим людям, ухватившим его довольно грубо, но удержался. К чему?

Тесак свой он выронил, когда был схвачен слоном, а ружьем овладели бирманцы. К тому же мальчик Яса, быстро-быстро переговоривши о чем-то с начальником отряда, подошел к своему другу и стал уговаривать его не сопротивляться.

– Ну, хорошо. Я уступаю силе. Вас двадцать четыре человека, а я один.

Как только Фрикэ перестал брыкаться, ему тотчас же дали относительную свободу и даже не связали. Подошла вторая большая группа людей, и опять начались отчаянные, стенания при виде мертвого слона. На убийцу метали взгляды-молнии. Фрикэ долго не мог понять, за что же на него так сердятся, но потом догадался.

Задав тому, кого он принимал, за начальника, несколько вопросов на французском языке и не получив ответа, Фрикэ повторил вопросы по-английски и довольно-таки развязно. Министру, как всем бирманцам из высшего сословия, этот язык был знаком. Но он не ответил сам лично, а велел своему помощнику бооху сказать Фрикэ, чтобы тот держался поучтивее.

Фрикэ прыснул со смеху и возразил:

– А кто же он таков, этот господин? Старший повар при папе?

– Это министр его величества императора бирманского, – невозмутимо отвечал боох.

– Ах-с, очень приятно-с! Только передайте ему, что мне на его министерство наплевать и что я вовсе не желаю выслушивать его наставления, как мне держать себя.

Боох передал эти слова министру, который, видимо, оскорбился.

– Скажите ему, – продолжал Фрикэ, – что в моих глазах он такой же дикарь, как и все вы, и что если кто-нибудь здесь имеет право на уважение и почет, то только один я – как европеец и француз.

– Так вы не англичанин? – с живостью переспросил боох.

– Вам это не нравится?

– Нет, ничего… Но…

– Понимаю. Если я не англичанин, то со мной можно меньше церемониться. Королева британская не позволяет беспокоить своих подданных, а французского представительства в Бирме нет. Но вы, сударь-министр, хвост-то все-таки не очень распускайте. За меня будет кому заступиться. Ведь я приехал сюда на военном корабле.

– Правду ли вы говорите, иностранец? – спросил министр, испугавшись слов «на военном корабле».

– Вы скоро об этом корабле услышите. Попробуйте только тронуть хоть один волос на моей голове.