Ученый исследователь был убежден, что вдоль северных берегов Сибири и во всяком случае до мыса Таймыр океан летом свободен ото льда, этому должен способствовать, по его мнению, приток теплой воды из великих сибирских рек – Оби, Енисея и Иртыша, – а также встречное течение под воздействием ветров, дующих в этих местах осенью и относящих лед к северу.
Гипотеза Норденшильда отчасти уже давно подтверждалась некоторыми русскими исследователями. Еще в 1843 году путешественник Миддендорф с высоты холма на берегу Таймырского залива видел на необозримом пространстве море, свободное ото льда.
А за девяносто лет перед этим лейтенант Прончищев, отправившись из устья Лены, нашел возможность доплыть до Олонецкого залива.
2 сентября 1736 года экспедиция капитана Лаптева достигла мыса Фаддеева, не встретив нигде льда.
Относительно той части океана, которая расположена между дельтой Лены и Беринговым проливом, показания бывалых людей еще определеннее. Смелые русские китобои еще в семнадцатом веке проплывали по этим местам, и, между прочим, казак Дежнев совершил в 1648 году переезд морем от Колымы до Анадырской губы.
В 1735 году лейтенант Лассиниус, отправившийся из устья Лены в Берингов пролив, был в самом начале пути остановлен льдом. Во время зимовки он и его пятьдесят два матроса умерли от скорбута[10 - Цинги.]. В 1739 году Лаптеву посчастливилось доплыть до Индигирки и перезимовать у ее устья, а в 1740 году добраться до мыса Баранова.
Безуспешность большинства предприятий объяснялась по большей части неудовлетворительной конструкцией кораблей.
В списке смелых мореплавателей, пускавшихся в Ледовитый океан, мы встречаем также имя капитана Кука, который в 1790 году добрался до 180° восточной долготы по гринвичскому меридиану.
Наконец в 1855 году американский капитан Роджер проник до 176° восточной долготы по гринвичскому меридиану, а в 1856 году английский китобой Лонг прошел еще дальше своих предшественников, достигнув Чаунской губы.
Экспедиция Норденшильда финансировалась щедрыми меценатами: треть расходов принял на себя шведский король, выделив суммы из своих собственных средств, а остальные две трети были субсидированы господином Сибиряковым и господином Диксоном, готенбургским купцом, снарядившим уже на свой счет шесть экспедиций к Северному полюсу.
В плавание отправились четыре судна под общим начальством Норденшильда, который сам находился на головном корабле «Вега».
Этот корабль был специально построен для полярных экспедиций. Водоизмещением в триста пятьдесят тонн, с машиной в шестьдесят лошадиных сил, имея три мачты, он делал девять узлов под парусами и около шести-семи под парами.
Командовал пароходом капитан Поландер, весьма опытный мореплаватель-полярник.
Экипаж состоял из девятнадцати отборных матросов, попавших на корабль из шведского военного флота, и трех «fangstm?nn», специальность которых заключается собственно в ловле китов.
Тремя другими кораблями были «Лена», «Экспресс» и «Фразер». Пароход «Лена», под командой капитана Иогансона, должен был прокладывать путь для «Веги» до устья Лены и затем подняться по этой реке вверх до Якутска. «Фразер» и «Экспресс», нагруженные товарами для Сибири, рассчитывали подняться по Енисею и затем вернуться в Европу.
Роль исследователя полярных морей возлагалась только на одну «Вегу».
Флотилия отправилась из порта Тромзе, через неделю прошла мимо Новой Земли, затем проплыла Югорский залив, обогнула с юга остров Вайгач, благополучно прошла Карским морем и вступила в порт Диксон на маленьком острове близ устья Енисея.
Тут «Экспресс» и «Фразер» отделились от «Веги», и она продолжала путь с одной «Леной».
Счастливо обогнув мыс Челюскин, пароходы отсалютовали ему пушечными выстрелами. Через неделю они были уже против устья реки Лены, и пароход «Лена» покинул Норденшильда, чтобы идти по своему назначению.
«Вега» осталась одна.
Достигнув устья Индигирки (это пришлось на первые числа сентября), «Вега» повернула на юго-восток и через некоторое время подошла к берегу на такое близкое расстояние, что с парохода бросили якорь на большую льдину. Тут в первый раз чукчи увидели корабль.
В конце сентября «Вега» достигла восточной оконечности Колючинской губы, и тут пароход сковало льдом, случилось это на 67°7? северной широты и 173°30? восточной долготы по гринвичскому меридиану. Произошло это как раз тогда, когда профессор Норденшильд был почти у цели.
Пришлось зазимовать в ожидании оттепели, которая наступала лишь поздним летом, в середине июля…
Понятна была радость французов, когда они встретили пароход, участью которого интересовались в Европе решительно все образованные люди.
Встреча была удивительная, необыкновенная, непостижимая.
– «Вега»!.. – вскричал Жюльен. – Да ведь это для нас спасение!
– «Вега»!.. – поддакнул Жак. – Это оазис из дерева и железа!.. Конец тюленьему мясу!.. Конец полярной капусте!.. Конец разбойничьей погоне!..
– Не очень радуйтесь, друзья мои, – охладил их восторги Лопатин. – В гостеприимстве профессора Норденшильда нет причин сомневаться: чем человек интеллигентнее, тем он отзывчивее на несчастье ближнего, об этом спору нет. Но вот в чем загвоздка: имеем ли мы право злоупотреблять гостеприимством человека, который и сам терпит бедствие? Ведь мы явились к нему на затертый льдом корабль как лишние рты. С другой стороны – до каких пор придется нам оставаться на корабле? Ждать отлива? Но это едва ли может входить в намерение господина Арно… Вообще, я советую быть как можно осмотрительнее.
– Да, это правда. Нужно постараться причинить как можно меньше хлопот профессору. Возьмем у него только немного съестных припасов, чтобы нам было с чем добраться до берегов Америки – и в путь. Теперь уже недалеко, и мы наверняка уйдем от разбойников.
С корабля уже давно заметили нарты путешественников, но не обратили на них внимания, принимая, вероятно, их за туземцев. Каково же было изумление экипажа, когда Жюльен заговорил по-французски, а Лопатин по-немецки.
Путешественники торопливо взошли на борт, где их встретили с самым искренним, самым теплым радушием.
Жюльен отрекомендовался сам и представил своих товарищей, а Норденшильд в свою очередь представил гостям весь свой штаб, состоявший из выдающихся ученых и путешественников.
Затем приезжих угостили сытным завтраком, который они не съели, а в полном смысле слова поглотили. О своих делах путешественники говорили мало, о погоне же совсем не упомянули, из боязни, что Норденшильд в тревоге за них станет удерживать их у себя на корабле.
– Теперь, господа, я велю приготовить вам каюты, – сказал Норденшильд, когда гости позавтракали. – Можете пробыть у меня сколько угодно; я буду очень рад видеть вас у себя – и чем дольше, тем лучше.
– Мы очень благодарны вам, господин профессор, – отвечал Жюльен, – но только позвольте нам отклонить ваше любезное предложение. Нам пора ехать.
– Как? Уже? – с удивлением возразил профессор. – Куда же вы так спешите? Нет, как хотите, но я вас так скоро не отпущу… И что это за причина?
– Причины мы не можем вам объяснить. Это секрет. Считайте, что мы держим пари на английский лад… и что для нас все решает скорость… Нам, право, очень жаль, но уж вы извините. Я попрошу у вас только две вещи: не можете ли вы назвать нам координаты места, где мы находимся, и ссудить хотя бы немного провизии…
– С удовольствием, господа, с удовольствием. Очень жаль, что вы требуете так мало. Я для вас и на большее готов… Вот вам карта здешней страны; из нее вы сами узнаете все, что вас интересует.
Жюльен с видом знатока занялся картой и вдруг с удивлением откинул голову.
– Как так? Неужели мы на 67°7? северной широты? Но ведь это значит, что мы ужасно далеко завернули на север, больше чем на три градуса к северу от мыса Принца Валлийского!
– Совершенно верно, – заметил Норденшильд, – если вы ехали к мысу Восточному, то заблудились и взяли гораздо левее.
– Не понимаю, как это могло случиться. Мы все время справлялись с компасом. Разве только магнитная стрелка дала отклонение?..
– Очень может быть. Вы, вероятно, знаете, что во время северного сияния магнитная стрелка всегда испытывает колебания… Должно быть, это самое и случилось с вашим компасом.
Жюльен вытащил свой компас и сверил его с прибором Норденшильда.
Увы! – профессор был прав. Компас Жюльена оказался испорчен. Причина этого была теперь ясна, и путешественникам оставалось лишь принять меры против дальнейших отклонений стрелки, которые могли повлечь за собой весьма печальные последствия.
Для Жюльена начертили новую схему пути, дали ему другой компас, и француз встал, чтобы проститься с профессором.
Норденшильд не стал удерживать гостей, видя, что они так торопятся.
– Очень жаль, – сказал он, пожимая им руки, – очень жаль, что мне так мало пришлось для вас сделать. В сани ваши я велел положить провизии, ружей и зарядов. По крайней мере, вы теперь хоть несколько обеспечены… Но все-таки очень, очень жаль… Еще одно слово: нет ли каких-нибудь новостей из Европы?
– Мы сами уже давно оттуда, – отвечал за всех Лопатин, все это время молчавший. – Особенно свежих новостей у нас нет, разве только та, что пароход «Лена» благополучно прибыл в Якутск, исполнив ваше предписание.
– О, разве это не новость? Уверяю вас, что лучшего известия для меня вы не могли привезти. Я теперь вдвойне рад случаю, который свел меня с вами. До свиданья, господа, не говорю: прощайте. Желаю вам самого благополучного пути.