Из Парижа в Бразилию

– Мы честные трапперы, господа земляки, – продолжал первый великан. – Когда я услыхал родной язык, у меня в брюхе точно что заиграло… Чем мы вам можем помочь? Последовал обмен крепкими рукопожатиями.

– Благодарю, друзья мои, – отвечал Жюльен. – Помочь вы нам можете… С вами нас шестеро… Дело в том, что за нами гонятся разбойники, сибирские варнаки…

– А! Варнаки! – спокойно произнес Перро. – Ничего, мы им зададим хорошего перцу.

Олени, везшие сани с атаманом, приближались мелкою рысцой.

Атаман сидел в санях совершенно один, неподвижный и безмолвный.

Саженях в двухстах позади следовала пешком остальная шайка.

Перро выпрямился во весь рост на белом от снега утесе и зычным голосом окликнул:

– Эй ты, там!.. Слушай!

Сани продолжали двигаться.

– Стой, говорю! – снова произнес великан-траппер.

Атаман по-прежнему был неподвижен, точно мраморная статуя.

Канадец опустил ружье, из которого уже совсем было готовился выстрелить, и сказал:

– Он не шевелится. Чего доброго, он мертв!..

Наконец, увидав людей, олени остановились. Атаман и тут не пошевелился.

Зажав в руке револьвер, Жюльен подошел к саням, дотронулся до разбойника и с удивлением отскочил назад.

На него смотрели остановившиеся глаза атамана. На губах застыла кровь. Лицо было жестко, как камень. От пальцев, до которых дотронулся Жюльен своей меховой перчаткой, кожа отставала, точно сваренная.

Подошел Перро, посмотрел на покойника и хладнокровно произнес:

– Замерз. Вольно же ему было снимать шубу.

* * *

Увидав своего атамана в плену и не рассчитывая справиться с шестерыми, варнаки пустились без оглядки назад.

Труп атамана зарыли в снег и навалили на него большой камень. После этого все шестеро отравись к покинутым саням, достали оттуда съестные припасы с «Веги» и принялись утолять голод, вспоминая добром радушие профессора Норденшильда.

– Господа, – сказал Жак, обмакивая сухарь в стакан горячего чая, – подробности отложим до следующего раза, а теперь, я полагаю, нам бы следовало поспешить поскорее на Аляску. Здесь мы все еще в Сибири, а на американском берегу наше самолюбие будет тешить тот факт, что мы завершили первую часть нашего пути из Парижа в Бразилию.

Часть вторая

От Аляски до Панамы

Глава I

– Ну что, господа, не прав ли я был, когда еще в прошлом месяце говорил, что вам не удастся выехать ни завтра, ни через неделю, ни через две?

– Правы, капитан, совершенно правы.

– И помните, что я еще сказал? «Вы пробудете в форте Нулато до половины весны».

– Увы!..

– Как? Неужели вам здесь так скучно? Неужели вы все еще рветесь в дорогу? Но ведь подумайте: даже сами здешние жители не решаются выходить в это время из своих домов.

– Вы не так поняли восклицание моего друга, – вмешался третий собеседник. – Живя здесь, нам совершенно не на что пожаловаться. Ваше радушие выше всяких похвал, комнаты отведены нам прекрасные, стол отличный, а уж мистрисс Андерсон мы не знаем как и благодарить.

– Вообще мы вам бесконечно благодарны и от души, и от желудка, – прибавил еще один собеседник, четвертый.

– И все-таки вам ужасно хочется в путь, несмотря на погоду, в которую, как говорится, добрый хозяин собаки из дому не выгонит.

– Но ведь это отчего? Оттого, что мы здесь сидим и ничего не делаем, а до Бразилии далеко.

– Прекрасно, но чем же я-то виноват, если погода никуда не годится и дождик льет, как во время потопа?

– Вот что, капитан: скажите, пожалуйста, неужели так-таки и нет никакой возможности переехать в санях через эту проклятую реку?

– Monsieur Арно, ваши соотечественники любят повторять фразу, что во французском языке нет слова «нельзя», «невозможно». Но дело в том, что человек, составивший эту поговорку, вероятно, никогда не бывал под 155°30? западной долготы и 64°42? северной широты, то есть у ворот форта Нулато, на правом берегу реки Юкон, и вдобавок еще в то время, когда преждевременная и дружная весна находится в разгаре своего спора с необыкновенно суровой зимой. Вы как думаете, monsieur Лопатин?

– Я с вами совершенно согласен, капитан, и тоже боюсь, что всякая попытка будет неудачна, – отвечал тот самый собеседник, который делал поправку к печальному восклицанию Жака «Увы!»

– И не только неудачна, а даже, может быть, и гибельна, – заметил Жюльен де Кленэ, то есть четвертый собеседник, благодаривший «от души и желудка» гостеприимного хозяина. – Ну, милый Жак, – продолжал он, – не будь же капризным ребенком, который сердится, что ему не дают поиграть луной в ведре. Со стихией ничего не поделаешь. У ней есть много способов смирять непокорных: ураганы, бури, метели и не знаю еще что.

– Но ведь сегодня, право же, не холодно: после дождя пошел снег, и ртуть поднялась выше нуля.

– Вот это-то повышение температуры и опаснее всего. Ведь так, капитан?

– Так, monsieur де Кленэ. С минуты на минуту нужно ожидать оттепели и разлива реки. Слышите, какой ужасный треск раздается по временам? Это лед ломается.

– Оттепель! Разлив! – вскричал Жак. – Да что вы!.. Значит, Юкон скоро освободится ото льда, а я все еще здесь!

– И слава Богу, что все мы здесь, а не где-нибудь под дождем…

– Вам-то хорошо говорить, а я…

– Что ж вы? Чем вам здесь плохо? – спросил капитан.

– Да, в самом деле, – поддержал капитана Жюльен. – Отчего тебе здесь хуже, чем нам, Жак? Или ты из другого теста сделан? Особенно важный господин?

– Совсем не в этом дело, а просто я хочу выбраться отсюда.

– Домой в форт? Отлично. Нам тоже пора идти.

– Вовсе не в форт… Я хочу переправиться на другой берег реки.