Свидание

– Его ты точно знаешь! Ты мечтала выйти за него замуж.

– Ченнинг Татум?

– Молодец, – хвалит доктор Сондерс.

Ручка опять царап-царап по бумаге.

Мы все понимаем, что я бы не угадала без подсказки Бена, и все-таки я позволяю себе порадоваться крохотной победе.

– Ну и напоследок…

По тону чувствую, что доктор Сондерс махнул на меня рукой.

Как я ни стараюсь, находить сходство и отличия во время следующего теста ничуть не легче, даже когда фотографии лежат рядом. Немного лучше дело идет с возрастом, полом и эмоциональным состоянием. Здесь я чувствую себя не так безнадежно. Уже начинаю ориентироваться по длине волос, бороде и украшениям.

– Все, это был последний тест. – Доктор Сондерс щелкает ручкой.

Я надеюсь, что перед началом лечения мне дадут отдохнуть; в глазах щиплет от усталости.

– Так что с ней? – спрашивает Бен.

– Еще пара моментов, и я скажу свое мнение. Я собираюсь оценить ваш коэффициент умственного развития, Эли.

– Вы считаете меня идиоткой?

Определенно, так я себя и чувствую. Просто не верится, что я не узнала Ченнинга Татума. Доктор Сондерс не отвечает.

Кажется, я провела в этой крошечной душной комнате несколько дней. Доктор Сондерс сказал, что ему надо позвонить, и вышел. Я отхлебываю теплую воду из пластикового стаканчика. Бен опять проверяет телефон. Без своего я чувствую себя как без рук, а про новый совершенно не подумала – не до того было.

– Кстати, я поменял замки, – сообщает Бен. – Поискал твою сумку в спальне, но не нашел. Говоришь, ты ходила с ней в ту ночь? Шоппер?

– Клатч.

– Ну да. В общем, решил, что лучше сменить замки. Просто так. Вряд ли кто-то попробует к тебе вломиться, – добавляет он, чтобы я не волновалась, однако по отрывистому тону ясно: сам он тоже беспокоится.

– Когда Крисси вернется, она не сможет вой…

– Я сообщил ей эсэмэской, что новый ключ у соседей, у Джулс. Не вспомнил код от твоего сейфа для ключей. Опять звонил Мэтт, спрашивал, как ты. Говорит, если он может чем-то по…

– Зачем ты отвел к нему Бренуэлла?

– Не могу же я взять его сюда! И потом, он наполовину пес Мэтта. Официально Мэтт все еще твой муж.

Слово «муж» потеряло свою остроту. Здесь у меня вдоволь времени на размышления, и о Мэтте я думала много. Хоть раньше и казалось, что все у нас совсем плохо, теперь же я невольно задаюсь вопросом, можно ли спасти брак. Шок от осознания собственной смертности привел к чувству бессилия, беззащитности и отчаянному стремлению к стабильности. Жизнь внезапно показалась до невозможности драгоценной. И быстротечной.

– Мэтт знает, что я ходила на свидание?

– Он ничего не говорил.

Дверь распахивается, и мы замолкаем. Доктор Сондерс садится за стол. Я нервничаю.

– Эли, я сопоставил результаты анализов и тестов, включая МРТ и КТ. Помимо потери памяти, о которой мы уже говорили, могу с уверенностью сказать, что у вас прозопагнозия. Это первый случай в моей врачебной практике.

Улавливаю у него в голосе нотку удовольствия и, как ни глупо, чувствую ненависть, точно он во всем виноват.

– Что это? – спрашивает Бен.

– Мозг Эли больше не распознает черты. Она не сможет узнавать лица, даже близких и друзей.

– И часто такое бывает? Эта прозо… – Запинаюсь.

Как можно болеть болезнью, которую даже не выговариваешь?

– Про-зо-па-гнозия, – повторяет врач по слогам. – От греческого «проспон», что значит «лицо», и «агнозия» – «незнание». Иногда ее еще называют «слепота на лица».

Слово «слепота» наводит ужас. Я лихорадочно осматриваю комнату, впитывая обстановку: длинные коричневые листья и «усы» паучника на подоконнике в горшке, квадратные черные часы на стене, – успокаиваю себя, что я еще зрячая.

– Есть два вида прозопагнозии. Первый – врожденная, она распространена гораздо больше, чем думают. В Британии разной степенью слепоты на лица страдают примерно два процента населения, миллион двести тысяч человек. Многие об этом даже не подозревают, считая, что у них просто плохая память или что люди на самом деле слишком похожи. Например, если у них схожие прически. Часто это наследственное, хотя ген, отвечающий за прозопагнозию, до сих пор не выявлен. Что любопытно…

– То есть я такая родилась, но проявилось только сейчас? У родителей же этого не было, да, Бен?

Он был слишком мал и плохо помнит папу, но все равно мы бы знали.

– Нет, Эли, у вас прозопагнозия приобретенная. Это бывает после инсульта или черепно-мозговой травмы. Встречается значительно реже врожденной. Анализы показали патологию затылочно-височной извилины правого полушария, что вполне соответствует вашей травме. Повреждение данной области может вызвать два подтипа заболевания: апперцептивная прозопагнозия и ассоциативная…

– И когда все пройдет? – перебиваю я.

Это единственное, что меня сейчас интересует.

Воцаряется неловкое молчание. Кресло со скрипом поворачивается. Туда-сюда. Доктор щелкает ручкой.

– Вероятно, никогда. Сожалею.

Голос звучит издалека, как из огромной трубы.

Я не в состоянии переварить услышанное. Отхлебываю воды и сжимаю стаканчик, вода течет на колени, но я не способна встать и дойти до подоконника, где стоит коробка «Клинекса». Слова доктора пригвоздили меня к месту.

– Значит, Эли не будет никого узнавать? Безумие какое-то! В голове не укладывается…

– Да, здоровому человеку трудно понять. Распознавание черт – настолько автоматический процесс, что многие даже не представляют, как слепота на лица вообще возможна. Я участвовал в исследованиях, когда пациенты приходили с семьями, и мы просили родственников поменяться одеждой и молча стоять в комнате с группой чужих людей, а пациентов – показать нам своих близких. Сердце рвется, когда видишь, как они страдают от того, что у них не получается. Дети не узнают родителей, жены – мужей. Особенно трудно идентифицировать мужчин – за исключением черт лица, они часто очень похожи: короткая стрижка, повседневная одежда. Вы не раз столкнетесь с равнодушием и непониманием, Эли. Лучшее в данной ситуации – терпеливо объяснять. Будьте честными. Не стыдитесь.

Стыд. Да, я стыжусь.

– Должно же быть какое-то средство!

В голосе Бена звучит мольба, которую я не слышала много лет. Тем же тоном он просил меня прочитать еще одно бессмысленное стихотворение, которые он обожал.

И плыли они целый год и день