Убивая Еву: это случится не завтра

– Тебе тоже придется, поверь.

– Я солдат. Ты сама говоришь. Война – моя стихия. Но ты можешь жить любой жизнью. Можешь уйти.

– Из этого нельзя уйти. Да я бы и не захотела. Мне нравится моя жизнь.

– Но ведь иначе ты погибнешь. Рано или поздно эта англичанка тебя найдет.

– Ева Поластри? Мне хочется, чтобы она меня нашла. Хочется с ней порезвиться. Хочется, чтобы она, как мышка, покаталась под моей кошачьей лапой. Хочу подцепить ее коготками.

– Ты ненормальная.

– Я нормальная. Просто я люблю играть в эту игру. И выигрывать. Поластри тоже игрок, и поэтому она мне нравится.

– Только поэтому?

– Не знаю. Может, и нет.

– Мне стоит ревновать?

– Ревнуй, если хочешь. Мне без разницы.

Лара некоторое время молчит.

– И ты никогда не сомневаешься? Ни в чем?

– А почему я должна сомневаться?

– Этот миг, когда ты спускаешь курок. Когда цель уже практически мертва, но еще не знает об этом. И ночью, когда ты закрываешь глаза, они все являются. Все эти мертвецы, они ждут тебя…

Вилланель улыбается, целует Лару в губы, ее рука проскальзывает между Лариных ног.

– Они мертвы, detka. Все до единого. – Ее пальцы начинают нежный танец. – Единственный, кто тебя ждет, это я.

– И ты их никогда не видишь? – шепчет Лара.

– Никогда, – отвечает Вилланель, входя пальцами внутрь.

– И ты… ничего потом не чувствуешь? – спрашивает Лара, сопротивляясь пальцам Вилланель.

– Дорогая, прошу. Просто заткнись.

Спустя полчаса они уже почти спят, и тут на ночном столике начинает вибрировать телефон.

– Что случилось? – сонно спрашивает Лара, когда Вилланель тянет через нее руку.

– Работа.

– Ты, блин, шутишь?

Вилланель целует ее в кончик носа.

– Злодеям не до сна, detka. Тебе пора бы уже это уяснить.

Глава 2

Если Деннис Крэйдл и удивлен, обнаружив в машине Еву, ему хорошо удается это скрыть. В салоне восьмилетнего «Фольксвагена Гольф» из автопарка МИ-6 пахнет старым освежителем; Крэйдл молча садится на пассажирское место. Трогаясь, Ева включает «Радио 4 Тудэй», и они оба притворяются, будто слушают.

На протяжении всего пути до Девера он не произносит ни слова. Поначалу Ева истолковывает его молчание как отчаянную попытку продемонстрировать власть, учитывая, что во время службы Евы в МИ-5 он стоял на много рангов выше. Позднее ей в голову приходит более зловещее объяснение: Крэйдл ничего не говорит, потому что прекрасно знает, зачем она здесь, и знает не только он, но и организация, которая ему платит. Но если так – что еще им известно о Еве Поластри? А если уж на то пошло, и о Нико? При мысли, что ее муж мог оказаться в поле зрения врага, а то и чего похуже, Еву скручивает мучительное чувство вины. И не выходит отмахнуться от того факта, что она же сама и создала эту ситуацию. Ричард понял бы ее, реши она уйти после гибели Саймона Мортимера в Шанхае; более того, он настоятельно рекомендовал ей именно так и сделать. Но она не может отступить – и не отступит.

На выезде из Лондона движение плотное, но на трассе Ева нагоняет время и без четверти девять уже сворачивает на боковой съезд со знаком «Только для служебного транспорта». Дорога ведет через жидкий лесок к стальным воротам в ограде из рабицы с колючей проволокой. У ворот – караульная будка, где вооруженный капрал военной полиции проверяет Евин пропуск и разрешает проехать в сторону низких кирпичных домов неопределенного цвета, где раньше находилась правительственная исследовательская станция. Паркуя машину на стоянке, она видит полдюжины солдат в спортивных костюмах, совершающих забег вдоль ограды по периметру территории. Другие с автоматами расхаживают между облезлыми домами.

На проходной Еву и Крэйдла встречает солдат из Отряда Е, спецназовского подразделения, которое здесь базируется. Бросив взгляд на Евин пропуск, он кивком приглашает следовать за ним. Комната для допросов расположена в конце подземного коридора, освещенного линейными светильниками. Обстановка минимальная, и никаких камер наблюдения не видно. На раскладном столе – электрочайник, початая бутылка минеральной воды, две покрытых налетом кружки, пачка печенья и коробка с чайными пакетиками, сахаром и сухим молоком. В комнате чересчур свежо; кондиционер издает слабое вибрирующее жужжание.

– Можно я тут немного похозяйничаю? – как ни в чем не бывало спрашивает Крэйдл, подходя к столу.

– Ради бога, – отвечает Ева, усаживаясь на пыльный пластиковый стул. – Мне неохота тратить здесь лишнее время; вам, думаю, тоже.

– За нами наблюдают? Нас слушают? Записывают?

– Уверена, что нет.

– Полагаю, речь пойдет… Господи, этому печенью уже, наверное, год.

– Главное правило, – говорит Ева. – Если соврете, станете увиливать или динамить, сделка отменяется.

– Справедливо. – Он наливает воду в чайник. – Молоко и один сахар?

– Вы слышали, что я только что сказала?

– Миссис Поластри. Ева. Я уже десять с лишним лет провожу тактические допросы. Мне известны правила.

– Прекрасно. Тогда начнем с самого начала. Как они вышли на вас?

Крэйдл зевает, неторопливо прикрывая рот рукой.

– Мы были в отпуске, года три назад. Теннисный лагерь под Малагой. Там жила еще одна пара, из Голландии, и мы с Пенни стали регулярно с ними играть. Они сказали, что их зовут Рем и Гайте Баккер и что приехали они из Делфта, где он занимается консалтингом в области ИТ, а она – рентгенолог. Сейчас я сомневаюсь, что это правда, но в то время у меня не было оснований им не верить, и мы стали квазидрузьями, как это бывает в отпуске. Вместе ходили обедать и все такое. Как-то раз вечером Гайте, Пенни и еще несколько жен устроили девичник – фламенко, сангрия и вот это вот всё, а мы с Ремом отправились в город посидеть в баре. Немного поболтали о спорте – Рем был большим фаном Федерера[13 - Роджер Федерер – швейцарский теннисист.], а потом заговорили о политике.

– Кем вы назвались по профессии?

– Я выдал ему стандартную, без конкретики байку о Хоум-офисе. Ну и, конечно же, после этого мы некоторое время обсуждали иммиграционные проблемы[14 - Вопросы иммиграции входят в сферу ведения Хоум-офиса.]. Впрочем, с разговорами о политике он не особо давил. Кажется, вечер закончился беседой о винах, а в этом он оказался просто экспертом. В общем, это был один из тех приятных жизнеутверждающих вечеров, которые порой случаются на отдыхе.

– А потом?

– А потом – через месяц после нашего возвращения – Рем прислал мне имейл. Он приехал на пару дней в Лондон и хотел познакомить меня со своим другом. Идея состояла в том, что мы втроем встретимся в одном винном клубе на Пэлл-Мэлле, где состоит его друг, и продегустируем редкие коллекционные вина. Помнится, он упомянул «Ришбур» и «Эшезо», от которых я со своим жалованьем в Темз-хаусе (хоть я и замначальника секции) обычно держусь на солидном расстоянии. Так что вы сказали добавить – молоко и сахар?

– Просто чай. И как же вы отнеслись к тому, что он вновь хочет общаться, да еще в подобном формате?

– Помню, я еще подумал, что для англичанина это несколько выходит за границы приличий. Одно дело – выпить в баре на отдыхе и совсем другое – искать продолжения знакомства, пусть мы и дежурно обменялись электронными адресами. В то же время, надо сознаться, мне пришло в голову, что я рискую упустить шанс хоть раз в жизни попробовать настоящее классическое бургундское, и я ответил, что приду.