Корона ветреных просторов

– А зачем мы им? – прохрипел он. – Ведь мы не знаем их языка, как и они нашего, – его взгляд упал на Гурдобана, что с удивлением пялился на него.

Аккертон, проскулив, оборвал его взгляд, поймав себя на том, что так же, как и Франк, уловил на себе полное внимание Мирдо.

– Не пялься на него, – сказал он, а потом добавил: – там в камерах этому краснокожему и не нужен был наш язык, он прочёл наши мысли на раз и два, лишь коснувшись наших тел. Только это позволило им разыскать Сэл. Надеюсь, с моей Клер ничего там не случилось.

– Не выгораживай меня, мой друг, – заныл Бафферсэн, – я сам обнажил ему свои мысли. А что до твоей Клер, то при чём здесь она, эта чудовищная вещь была в моём доме.

Гурдобан ударил кулаком по деревянному седалищу, и пленники, вздрогнув, замолчали. То показалось ему крайне возмутительным – их переговоры бог весть о чём прямо при них.

– Ты посмотри, Мирдо, – пробухтел он, – общаются и даже не прикрывают свои рты.

Мирдо промолчал, посматривая то на одного пленника, то на другого. А затем впереди каменной дороги выросла зелёная гора, и старик приметил среди стволов зеленой бистии[31 - Бистия (вымышл.) – растение из семейства лиственных и зеленоствольных, чьи стволы лысые, а пышные кроны скошены по направлению к солнцу.] свою трудовую колонию.

– Мой друг, вот я и на месте! – воскликнул он, несомненно, радуясь местам, имеющим в его мудрой душе значение дома или же чего-то близкого.

Повозка, переваливаясь с колеса на колесо из-за довольно внушительных ухабов, проехала между больших тотемных столбов, по форме напоминающих изваяние сторожевых длинноклювых птиц, и остановилась. За ней, почти друг на друге, размещались сотни деревянных шалашей и амбаров, полевых кухонь и кузниц, разносящих повсюду звуки молотов, бьющихся о наковальни. Всё это переходило в многочисленные, подпёртые деревянными балками пещеры, которые, как и всё прочее, ютились под станом зелёной горы.

Раздобренные женщины-кухарки, как и их юные помощницы, перемотанные шерстяными накидками, покрывающими тонкотканые сорочки, тут же показали свои носы из шалашей. Они любили Мирдо и баловали его своими широкими улыбками. Растолкав девушек, скопившихся мухами у повозки, где и был сейчас староста, крепкий, некрасивый мужчина по имени Дибли помог ему слезть.

– С возвращением домой, о великодушный рихт, – обронил он. И в его руке звякнула связка медный ключей.

Эти ключи, словно регалии королевы, были признаками могущества самого Мирдо, подтверждающими его власть. Конечно же, Дибли вручил их ему, в общих словах обрисовав картину своих трёхдневных действий. Именно трёхдневных, потому что столько и отсутствовал староста колонии, посетивший беспокойный Иссандрил.

– Два раза я открывал амбары, чтобы проверить мышеловки, – сказал он. – Один раз хранилище, дабы проветрить семена. Больше ключами я не пользовался. И, кстати, кузнец Фирджи явно плохо освоил своё ремесло, зубья кирки не выдерживают и пяти ударов.

Старик, постучав себя по голове, приостановил его, вернувшись расторопно к повозке.

– О, мой друг! – покачал он сединой. – Прости меня за моё невежество. Спускайся, отведай травяного чаю.

Гурдобан похлопал его по плечу, тихонько, словно отца, который, к слову сказать, перед своей смертью забывал даже о том, что у него есть сын. Он был бы рад принять предложение такого великодушного кэруна, но время диктовало всему свои сроки, а потому ему не оставалось ничего, кроме как проститься с ним и пожелать бетисового счастья.

Возничий дёрнул поводья, и повозка, покачнувшись, тронулась, всё так же безучастно поскрипывая.

Через полчаса от трудового поселения виднелся лишь герб на возвышенности у горы. Красное древо на натянутом треугольном лоскуте зелёного цвета символизировало стойкость кэрунов, долголетие и братское единство. Точно такое же красное древо возвышалось и на Батуре и было самым древним из прочих.

За зелёной горой дорога петляла по склону вниз и отмечалась, словно вехами, тотемными столбами. Они, разной формы и длины, олицетворяли многообразность животного мира Салкских земель и не только. Какие только диковинные существа ни встречались в их изваяниях, искусно вырезанных настоящим мастером своего дела. За ними простиралась кустарниковая растительность, густо разросшаяся по обеим сторонам каменной дороги.

С этого обширного склона, где находилась скрипучая повозка, вдалеке виднелась королевская гавань. Отсюда же можно было увидеть пару островов. Самый ближний из них располагался в пяти милях от бухты Тартамэ и звался скалистым Рэхо. Дальний – еле заметный Катис, что и был домом амийца.

Одиннадцать рабских островов своим расположением очерчивали акваторию таинственности и замкнутости и различались между собой не только народами, но и культурами.

Остров Катис, народности амийцев, был шестым по часовой стрелке от Салкса, и потому водный путь до него пролегал через ближние воды Рэхо, что могло быть очень опасным для моряков, решившихся на это. Но всё же Гурдобан не раз проплывал на своём корабле мимо этого острова, который, впрочем, называли также островом поработителей.

Его команда моряков, таких же краснокожих и лысых амийцев, завидев повозку на склонах горы, начала готовиться к отплытию.

Этот его визит на остров Салкс не был, как прочие, связанным с торговлей, если не считать двух рабов, купленных им. Визит носил характер любознательности и дружеского расположения к королеве Вессанэсс, которая с помощью почтовой птицы – амиса[32 - Амисы – почтовые птицы с голубым оперением, намного меньше бетисов, но в несколько раз крупнее степных ястребов.] – попросила помочь его с одним важным делом. А именно, прочитать мысли пленников и разыскать в них корону. Конечно же, он не мог ей отказать, ведь их народы входили в священный союз, закреплённый не только в братских умах, но и на каменных скрижалях книгомора. А она, в свою очередь, зная о способностях его народа – улавливать образы любого сознания, – не могла не воспользоваться его услугами. Тем более, что он был частым её гостем, и она знала о его любознательности в отношении миров, простирающихся вне всеобщего виденья.

Гурдобан, проникнув сознанием в разум пленников, окунулся в их потусторонний мир и почувствовал себя первооткрывателем. Он с восторгом обозревал волнующие образы в людских головах и был настолько сражен ими, что уговорил Вессанэсс продать их ему. Благо плата в десять янтарных шаров находилась у него на корабле, их он и решил отправить вместе с возничим в Батур. Но помимо чувства непостижимого и волнующего полёта в его душе, зловещим предостережением леденело предчувствие, что всё это может обернуться чем-то действительно ужасным. Поэтому рабы были связаны на совесть, а его ядовитые шипы на подбородке полнились смертельным ядом.

Надоедливые кровососущие насекомые то и дело впивались в кожу рабов, которые не могли их отогнать, что же касается амийцев, то их кровь, почти чёрная, была ядовита для всех видов насекомых, как и известных в округе хищников, задумавших нарушить его покой.

Мнимое удовольствие возничего – поскорей вернуться домой – подгоняло ракутаров всё быстрей и быстрей. И они ошалело тянули повозку за собой, пробиваясь через все виды опасности, затаившиеся на их пути. Одной из них были ядовитые бледно-голубые змеи, достигающие девяти футов в длину. Они, шипя, кидались им под ноги, но были безжалостно раздавлены подгоняемыми ракутарами.

После густой кустарниковой растительности вниз до бухты простирался склон длинной пожелтевшей травы, что в дуновении северных ветров колыхалась словно человеческие волосы. В этой траве гнездились и обитали мелкие береговые сибулы – птички с розовым пушистым оперением и длинными острыми клювами. Они ловко отслеживали передвижение червей в почве и, втыкая свои клювы в землю, лакомились пойманной добычей. Эти птички не летали и в этот час от скрипучих колёс разбегались по сторонам дороги, кудахча тут и там. Но всё внимание пленников было обращено не на них, а в сторону песчаного побережья.

Бухта Салкса была застроена деревянными смотровыми вышками и чередой небольших домиков для хранителей океанской пристани, что в этот миг прогуливались по песчаному берегу в своих чёрных мантиях, собранных руками до колен. Уж больно они любили мочить свои старые ноги в пенистой воде.

Десяток швартовочных доков в виде деревянных сооружений на сваях мог вмещать в себя по меньшей мере около тридцати шлюпок, пришвартованных к ним. Чуть дальше в этой обширной акватории Салкса находились пузатые баржи, королевские и торговые суда. Все они стояли на якоре, ожидая свой час. Именно на этих баржах испокон веков и доставляли дань на остров Рэхо. За ними, в ста гортанных звуках команды, томился корабль Гурдобана – «Экильдия», готовящийся к отплытию.

Это небольшое трёхмачтовое парусное судно было из числа торговых и из-за красного дерева, послужившего строительным материалом для него, отливало медным цветом. Оно было вполне обычным судном, за исключением искусного изваяния гальюнной фигуры[33 - Гальюнная фигура (носовая фигура) – вычурное украшение на носу парусного судна.] на носу корабля в виде огромной чёрной птицы, именуемой среди амийского народа судьбоносным думастом. Эта птица заняла своё хищное положение и на гербе этого народа, считающего её духом небес. Но она не обитала в этих местах. Конечно же, под словосочетанием «в этих местах» понималась вся известная часть обетованных земель. Так вот птица думаст никогда не существовала в запредельном мире. Вид, некогда обитающий на землях предков, летал грозной тенью на просторах иных земель. Те просторы по другую сторону от арки назывались Мизмелией, раскинувшейся в тысячах миль и сотне разноликих материков. Они остались в прошлом, как и птица думаст, и все иные краснокожие собратья, спасшиеся от завоевателей Рэхо. Но всё же священным существом как была, так и осталась чёрная птица, воспетая в легендах и мифах племенного народа. Она достигала в размахе крыльев двенадцати футов и походила на грозного орла. Её чёрное оперение тенью падало на просторы под ней, так что у врагов душа уходила в пятки. А её когти, крепкие и острые, могли поднять в небо даже самого тучного амийца. Но что говорить об этом, когда прошлое осталось позади, а настоящее менялось на глазах.

Часть капитанской команды находилась на берегу острова, рядом с шлюпкой, в ожидании своего хозяина, другая, большая её часть готовилась к отбытию судна. Но и те, и другие ожидали особого разрешения надсмотрщиков, чтобы покинуть остров. А возглавляла их некая «королева пристани», высокомерная Ферта Гиз, обязанная советом Иссандрила вершить прибрежные дела. Впрочем, прибрежные дела вершились быстро. Подчинённые юной управительницы уже обыскивали шлюпку на наличие того, что не должно было покидать остров. Перечень всего этого законодательно закреплялся высшим советом в письменах дифу и был приоритетным для беспрекословного исполнения прибрежниками. В него входили пункты, препятствующие иноземным гостям осуществлять контрабанду определённых вещей, таких как наркотические грибы талти, тотемные столбы, пойманные сибулы, как и прочие виды животного мира, а главное – семян Эку, равноценных в этих местах золоту. Всего этого в шлюпке не оказалось, и приспешникам Ферты Гиз ничего не оставалось, как допустить судно к отплытию.

Расстояние между Салксом и Катисом равнялось четырём фиминтам[34 - Фиминт – мера амийской длины, равная десяти архинам.], что соответствовало сорока архинам[35 - Архин – всеобщая мера длины островов архипелага, равная полумиле.] и двадцати милям в человеческом мире. Между этим пространством остров Рэхо смотрелся не столь широким гигантом, сколь высокой каменной скалой, превышающей всё в округе, чья твёрдая спина была покрыта каменными пиками. Его площадь составляла шесть квадратных миль, и он был самым маленьким островом архипелага, но, между тем, самой высокой скалой, превосходящей и зелёную гору, и вулкан Корку. За долгие годы ни одна нога с рабских островов не ступала на его земли. Он вечно утопал в туманах и издавал протяжный гул, как рёв титанического зверя, заключённого в каменную клетку. Этот рёв всегда пугал малых детей, впрочем, как и взрослых.

Несмотря на незначительное расстояние между островами архипелага, передвижение по его глубинным водам могло осуществляться только на кораблях, ибо в океанских безднах обитали самые смертоносные твари, способные без особого труда потопить мелкие суда. Из-за незначительной глубины эти твари держались подальше от островных бухт, но свирепствовали за их пределами. Именно на острове Катис, острове торговцев и охотников, находилась большая часть их скелетов. Впрочем, помимо скелетов, эти монстры славились неплохим нежным мясом, употребляемым на всех островах, крепкой чешуйчатой кожей, используемой для доспехов, и большими зубами, идущими на наконечники стрел и копий. Также из пойманных тварей извлекали разнообразные жидкости, которые превосходно и подолгу горели синим пламенем. Такой огонь называли глубинным и зажигали в особых случаях. Но охотиться на монстров были горазды лишь амийцы. Лишь им хватало сил совладать со свирепостью подводных сущностей.

Посредством шлюпки пленники были доставлены на «Экильдию», заняв отведённое им место на палубе. Привязанные верёвкой к одной из её мачт, они обвисли от подступившей усталости, засевшей не только в их телах, но и в мыслях. Это была грот-мачта, главенствующая среди прочих, чей белый парус надулся в дуновении северных ветров. Гурдобану не терпелось показать им свой мир и увидеть на их лицах удивление в череде мимически выраженных страхов.

Но, видимо, пленникам было не до этого. Бафферсэн, попросив прощения у Аккертона, обмочился в штаны, ибо испытывал нужду от трудовых колоний Салкса и больше не мог терпеть. Хотя отхожие места на корабле располагались не так уж и далеко от него, в носовой части, на кормовом свесе. Но что можно было с этим поделать, рабство лишает многих возможностей.

Корабль, расправив паруса, дрогнул и потихонечку отчалил, прорезав воды бирюзовой Тартамэ. Гурдобан, стоя у носа судна, всматривался в простираемую даль, туда, где туманы острова Рэхо стелились у его подножия. Эти туманы всегда существовали там, будто пряча от глаз что-то уродливое и зловещее. И ни ветер, ни дождь, ни солнце, ни зима не способны были согнать эти белые полотна тайны.

За пределами бухты власть обрели подводные монстры, издавшие пронзительный гул. Они хотели потопить корабль, но были слишком малы для этого. И, касаясь спинами его корпуса, в унынии оголодавших хищников уплывали прочь.

Самые большие твари всегда обитают на глубине и выплывают лишь на зов дорду – белых китов. Такие же звуки при охоте издают из своих призывных труб амийцы, для того чтобы выманивать монстров из тёмной бездны. Впрочем, Гурдобан сейчас не думал об этом.

Через некоторое время остров Рэхо был уже за бортом «Экильдии», и его чёрная тень, накрывшая судно, завеяла холодной смертью. Аккертон восторженно смотрел на его величие, дыша полной грудью. В свою очередь, Бафферсэн, обвиснув непослушным телом, погрузился в беспокойный сон, спасительно поглотивший всю его боль.

Тёмно-синие мутные воды, разрезанные носом корабля, полнились тайнами не меньше, чем Рэхо. Они, как и всё здесь, словно принадлежали ему. Он был как центром архипелага, так и сторонним наблюдателем их жизни. Именно сюда стекались собранные в срок дары, именно здесь вершились их судьбы. Но обитателей этих мест никто никогда не видел. Они много раз посылали своих марионеток, чтобы покарать рабов, но никогда не показывали перед ними и носа. Но больше страха, чем они, внушало чёрное пространство, раскинувшееся далеко от архипелага, на юге. Там тьма никогда не уступала своих границ, там не было солнца, там словно ровным разрезом день отделялся от ночи. Туда заплывали только глупцы, которым так и не довелось вернуться. Именно оттуда по весне и надувалась Везтинская пыль, именно там и начиналась граница неизвестного мира.

За Рэхо показался остров Катис, над которым пуще, чем везде, кашалотами сгрудились массивные тучи. Похоже, там назревал шторм.

Глава 6. Тьма вокруг

Тьмой накрыло эти земли
Сотни лет тому назад,
Всякий путник, страху внемли:
В этих землях воздух – яд.
Не плыви по океану
К тьме, стоящей там стеной,
Ведь она, сродни аркану,
Всех утянет за собой.

Ве?зтинская тьма – так называли её народы островов – всегда была там. На юге, за сотню миль от обитаемой земли она стояла во всю осязаемую ширь, стеной, даже в самый солнечный день.

Когда-то, очень давно, один беглец с острова Салкс попытался найти в ней своё спасение, а после рассказать собратьям обо всём увиденном, но его шхуна, как и он сам, пропала в этой тьме без вести. Его звали Энж Везтин, он был любимцем своего народа, и в честь него эта тьма получила своё незабываемое имя.